Инферно Габриеля

Этот странный огонь, охвативший их обоих в его кабинете. Его поцелуи. Джулию никогда так не целовали. Даже Габриель. Одно воспоминание об этих поцелуях вызвало дрожь в ее теле. Джулия нехотя призналась себе, что это новое чувство ей понравилось.

«Прелюдия…»

Джулия видела: Габриель был готов целовать ее каждую минуту и ему стоило изрядных усилий себя обуздывать. Напряжение между ними можно было буквально потрогать. Джулия знала о его сексуальности. Такой мужчина всегда и везде пользуется повышенным вниманием женщин. Но одно дело, когда мужчина пьян и не контролирует свои сексуальные желания, и совсем другое, когда трезв. Габриель явно ее хотел. Джулии льстило, что ее хочет такой обаятельный и чувственный мужчина. Она ощущала себя Психеей, которую жаждал Купидон. И что бы ни говорил ее внутренний голос, она испытывала ответное желание.

Но Джулия не была «горячей девчонкой». Если Кристу Петерсон вполне устроил бы и мертвецки пьяный Габриель, ей совсем не хотелось укладываться в постель даже с совершенно трезвым Габриелем. Пусть не думает, что ее можно поймать на внимание и красивый антураж. Она прямо и честно скажет ему об этом… вот только поест.

Габриель сел рядом с нею, налив себе минеральной воды. Он поднял бокал и провозгласил тост за этот вечер. Они чокнулись, и Джулию удивило, что Габриель не собирается пить шампанское.

— Не хочешь отдать должное «Вдове Клико»? — усмехнулась Джулия.

Он тоже улыбнулся и покачал головой.

— Non, seulement de l’eau се soir. Mon ange. [25]

Джулия вытаращила глаза, пораженная не столько его посредственным произношением, сколько самим ответом.

— Тебе покажется невероятным, но мне несвойственно пить каждый день. Надеюсь, сегодня ты не «приговоришь» эту бутылку и мы за завтраком выпьем по бокальчику под какой-нибудь деликатес вроде салата «Мимоза».

25

Нет, этим вечером — только вода, мой ангел (фр.).

Джулия удивленно подняла брови. «Завтрак? До чего же ты самоуверен, Казанова».

— Я просмотрел всю свою коллекцию, но вина урожая две тысячи третьего года не нашел.

Джулия не сразу поняла смысл его слов, а когда поняла, покраснела и принялась разглядывать салат. Габриель делал вид, что ест, но исподволь наблюдал за нею. Он надеялся услышать хоть несколько слов по поводу 2003 года — года их первой встречи. Наверное, она слишком устала от событий, только не шестилетней давности, а сегодняшнего дня. Эта мысль несколько успокоила его, но почти сразу же он вновь насторожился, увидев, как вспыхнули ее щеки и вздрогнули плечи.

Габриель ободряюще погладил ее по руке. Боясь, что Джулия захлопнулась, он пытался ее разговорить, задавая пустяковые вопросы. Она отвечала односложно, глядя не на него, а в тарелку. Так длилось до тех пор, пока из колонок музыкального центра не полились знакомые аккорды и не менее знакомые слова.

Besame, besame mucho…

Габриель внимательно следил за Джулией. Заметив, что румянца на ее щеках прибавилось, он улыбнулся и подмигнул ей:

— Помнишь эту песню?

— Да.

— Как твой испанский? — с нескрываемой надеждой спросил он.

— Никак.

— Жаль. У этой песни очень красивые слова, — сказал Габриель и грустно улыбнулся.

Пока длилась песня, он продолжал наблюдать за Джулией: за ее глазами, движением пальцев, меняющимся румянцем на щеках. Когда смолкли последние гитарные аккорды, он встал и поцеловал Джулию в макушку.

Салат был лишь закуской. Габриель снова отлучился на кухню и принес оттуда тарелки, наполненные spaghetti con limone с каперсами и тигровыми креветками. Это было одним из любимых блюд Джулии. Дорогостоящим и потому очень редким в ее рационе. Случайность? Возможно. А может, у Рейчел спросил… на всякий случай.

Это был замечательный вечер… Почти замечательный, поскольку Джулии было не отделаться от ощущения, что за столом незримо присутствует Полина. Или ее призрак.

— А ты совсем не похож на Габриеля из яблоневого сада, — сказала Джулия. Шампанское сделало ее смелее и откровеннее.

Габриель сдвинул брови и положил вилку:

— Ты права. Я гораздо лучше.

— Быть того не может! — невесело засмеялась Джулия. — Тот Габриель был добр ко мне и очень-очень нежен. От него я видела только тепло и заботу, а не холодность и безразличие.

— Ты не знаешь, о чем говоришь, — сверкнул глазами Габриель. — Я тебе никогда не врал. С чего мне врать сейчас?

Ее щеки сердито вспыхнули, а затем покраснело и все лицо.

— Я не позволю твоей тьме поглотить меня! — вырвалось у нее.

Габриеля удивил этот неожиданный всплеск враждебности. Ему захотелось ответить такой же резкостью, но он сдержался. Джулия тоже подумала, что сейчас получит порцию словесного льда. Однако Габриель повел себя как-то странно. Он открыл бутылку с шампанским, капнул себе на палец и стал водить пальцем по кромке бокала с водой. Движения были плавными и чувственными. Хрустальный бокал отзывался негромким мелодичным звуком.

— Думаешь, тьма способна поглотить свет? — спросил он, прекращая свои манипуляции с бокалом. — Теория интересная. Осталось проверить ее истинность. — Он махнул рукой в сторону канделябра. — Смотри. Я сейчас метнул туда частичку своей тьмы. Свечи должны мигом погаснуть.

Естественно, свечи не погасли. Габриель усмехнулся и взялся за остывшие спагетти.

— Ты знаешь, о чем я говорю! — крикнула Джулия. — Опять эта твоя чертова снисходительность?

Синие глаза сделались темно-синими.

— У меня нет намерения поглотить тебя. Но я не стану врать, утверждая, будто меня не влечет твой свет. Если я тьма, то ты сияние звезд. Я просто восхищаюсь la luce della tua umilitate. [26]

— Я не позволю тебе трахать меня!

Его вилка со звоном упала на тарелку. Габриель привалился к спинке стула и брезгливо поморщился. Он молча смотрел, как она допивает шампанское.

— А разве я просил тебя об этом? — спокойно спросил он, и от этого Джулии стало еще тошнее.

26

Светом твоего смирения (ит.).

«Врун. Обаятельный синеглазый врун».

Габриель улыбался, глядя на нее сквозь стекло бокала. Потом вытер губы салфеткой и сказал, наклоняясь к ней:

— Если бы, мисс Митчелл, я осмелился вас о чем-то попросить, то только не об этом. — Он снова улыбнулся, взял вилку и с заметным аппетитом доел спагетти.

Джулия извертелась на стуле. Она знала, что он наблюдает за ней. За ее лицом, ртом и дрожащими плечами. Ничто не могло укрыться от этих сверлящих синих глаз. Ей казалось, что они читают у нее в душе.