Инстинкт пары

Может. На мгновение сердце сжалось от боли, но Руся тут же обвил её руками за талию и прижал к себе, восстанавливая пошатнувшееся душевное равновесие. Но за что с ней так? Тем временем её альфа заговорил: тихо, низко, угрожающе:

— У вас выросла замечательная дочь, но оскорблять свою женщину я не позволю даже её отцу!

— Ну конечно. Вот только надолго ли она будет «твоей женщиной»? Куда она приползёт, когда ты наиграешься с юной дурочкой и выпнешь её за порог?

Руки Рустама напряглись, поразительным образом не усиливая хватки, оставляя её комфортной, а из груди вырвался рык. Очень тихий, на грани слышимости, но отец слегка отшатнулся. Впрочем, ни выражения его лица, ни тем более глаз Эля не видела — всё расплывалось от накатывающих слёз. Почему?!

— Можете не переживать, не приползёт. Потому что никуда я Элю выпинывать не собираюсь, мы вообще поженимся в ближайшее время, — тут голос Руси стал куда мягче, чем звучал до этого: — Малышка, иди-ка собирай вещи. Бери только самое необходимое.

Машинально кивнув, Эля на деревянных ногах двинулась к своей комнате и, уже пройдя мимо отца, услышала за спиной:

— Ну-ну. Так-то у меня дочь не привыкла сильно ограничивать себя, но уходя из родного дома не пойми к кому, на мою помощь пусть даже не рассчитывает!

Если папочка рассчитывал её этим напугать, глубоко ошибся. Да даже если бы Руся не был вполне состоятельным, ей это не было бы важно! Наверное… Хотя нет, точно. Главное, что он её любит, и она тоже. И жизни без своего альфы просто не представляет. Всё случилось очень быстро, но от этого не менее неотвратимо.

Насмешливый голос Рустама придал ещё больше уверенности.

— О, ей и не потребуется чья-либо помощь. Со мной Эля ни в чём нуждаться не будет. В ваших подачках тем более.

Чем там дальше закончился разговор, она уже не слышала, зайдя в свою комнату и как-то потерянно её оглядев. Картинка перед глазами продолжала плыть, и лишь поэтому Эля поняла, что всё ещё молчаливо плачет. Прерывисто вздохнув, она села на край кровати — вещи собрать недолго, если брать только действительно самое ценное, — и лишь тогда заметила маму, стоящую прислонившись к косяку.

Какое-то время они молчали, смотря друг на друга, а потом та сделала первый шаг и вскоре опускалась рядом на кровать. А потом и вовсе обняла, прижав к себе (такая редкая в последние годы ласка!), и Элька наконец отпустила себя, горько разрыдавшись. Переносить равнодушие родителей, оказывается, было не так больно, как откровенный негатив.

— За что, мама? Почему он так?

Истерика прошла быстро, как и накатила, и она, яростно вытирая остатки слёз, требовательно посмотрела на мать. Та вздохнула и отвела взгляд.

— Понимаешь, в последнее время у папы неприятности на работе. Финансовые, в основном. Долги какие-то… Но подробностей он не говорит, только нервничает. Вот и…

Складно, если бы не одно «но».

— Сейчас — да. А раньше? Я ж не слепая, всегда видела, как он холоден и равнодушен, — комок подступил к горлу, но Эля сглотнула его и смогла продолжить: — как и ты.

И раньше, полностью завися от родителей, она никогда не рискнула бы поднять эту тему. Да и устраивал такой порядок вещей. Страусиная политика, но что делать? Зато сейчас… Не только потому, что Рустам состоятелен. А потому, что она наконец почувствовала, каково это, когда тебя любят.

Катька, конечно, тоже её любила, но подруга же, продолжение себя фактически. И воспринималась она по-другому.

Мама последний раз погладила её по плечу, потом отстранилась и как будто съёжилась.

— Понимаешь… Слава очень хотел ребёнка. А у меня всё не получалось забеременеть, — это да, мама родила её почти в тридцать. — Долго лечилась и однажды всё наконец-то случилось, но беременность протекала тяжело, я два раза лежала на сохранении, неожиданно выяснился какой-то генетический порок репродуктивной системы… В общем, родилась ты немного раньше срока, у меня открылось кровотечение, которое никак не могли остановить, поэтому… Детей я иметь больше не могу.

Элька сидела, пристукнутая открывшимися фактами, но всё равно ничего не понимала. Раз ребёнок единственный и другого не будет, его же должны любить, да? А не то, что она наблюдала с рождения. Хорошо хоть в детстве не особо страдала, потому что не знала ничего другого, это потом, лет в тринадцать, как более-менее соображать начала и сравнивать. И всё равно не видела ничего прям сверх-страшного.

Но мама не закончила со внезапной исповедью.

— Когда Слава узнал, он долго и сильно пил. Очень сильно. Понимаешь, Эля, твой папа очень хотел сына. Наследника. Он уже тогда потихоньку начал крутиться в бизнесе и строил планы на многие годы вперёд.

— Он же мог развестись… Снова жениться, заделать долгожданного сына. А у нас тоже жизнь могла сложиться по-другому, ты бы непременно нашла кого-нибудь, ты же у меня красивая!

Мама и правда у неё была красавицей: светловолосая (без единого следа седины!) и голубоглазая, с яркими, выразительными чертами лица, точёной фигуркой…

— Твой папа любил меня… Мы сильно любили друг друга. А потом родилась ты. Отец не смог простить ни меня, ни тебя, а я… Я не смогла простить тебе потерю его любви. Развестись же он не мог: кроме бизнеса в то время пытался и в политику влезть, а развод — это удар по репутации. Потом та же история с хорошо развивающимся бизнесом. Этого он нам тоже простить не смог.

Повисло тяжёлое молчание, а Эля думала, что какая же это любовь, когда она кончается из-за независящих от любимого человека причин? И тем более как можно винить в произошедшем новорожденного ребёнка? Казалось, такое случается только в киношных «мылодрамах», ан нет. Оказалось, показалось, как говорится. Впрочем, говорить вслух она ничего не собиралась. Смысл?

Вздохнув, девушка принялась деловито собирать документы, милые сердцу мелочи, кое-какую одежду и обувь. Мало-помалу, набрался чемодан и довольно большая сумка. Эля задумалась, но решила, что это и есть самое необходимое, с чем она не готова расстаться.

Повесив сумку на плечо и ухватив чемодан за ручку (благо он на колёсиках!), она отправилась в прихожую. Оказалось, мама, когда зашла в комнату, прикрыла дверь, так что сейчас, открыв её, Эля услышала довольно негромкий, но наполненный яростью голос Рустама:

— Ну раз вы всё равно собирались выгодно продать дочь, можете сделать это мне. Сколько там надо, чтобы покрыть долги фирмы?

Что?!

Рука разжалась сама собой, благо чемодан не упал, а просто остановился, и Эля сделала несколько шагов на нетвёрдых ногах к кухне.

— Что ты хотел сделать? Папа?

Руся резко обернулся, а вот отец, раскрасневшийся и тяжело дышащий, отвёл взгляд в сторону, всё равно упрямо поджимая губы.

— Твой папа, Элечка, собирался выдать тебя замуж за какого-то мужика, готового взамен отстегнуть ему денег.

Что за дикость? Они что, в средневековье каком? Как так можно-то вообще?!

ГЛАВА 7. Неприятности не вечны

Проследив взглядом, как Эля (а следом и её мать) скрываются в комнате, Рус вперил мрачный взгляд в отца своей пары. Как-то не ожидал он подобного приёма… Понятно, что нормальный отец и не будет в восторге от знания, что его невинная доселе дочка провела два дня с неизвестным мужиком, но настолько откровенная враждебность? И самое главное, не столько к нему, Рустаму, сколько к собственной дочери! Как так?