Инварианты Яна

– Погодите с требованиями, - Володя поморщился и обратился к доктору:

– Почему вы не пускаете к Яну?

– Потому, дорогуша, что Светочка просила не входить, - строптиво пропыхтел Синявский.

– Но я слышал, бигбрейн не пустит туда никого, если действительно нельзя.

Дмитрий Станиславович выпятил подбородок и по примеру Сухарева сложил руки за спиной.

– Кто его - кхэ-хм!
– бигбрейна, знает, что ему втемяшится?
– не слишком уверенно проговорил он.
– Что он понимает в человеческих делах?

'Кажется, я его уел, - радовался Володя.
– Надо развить успех'.

Инспектор перешёл в наступление:

– А что сами люди понимают в человеческих делах? Берсеньева, к примеру. Почему вы ей верите? Давайте испробуем: откроет 'Аристо' дверь или нет. Если откроет, это будет означать...

– Ничего это не будет означать, - упрямо возразил доктор.
– Вы, Владимир, я вижу, вообразили, будто наш силиконовый философ мыслит, а на самом деле...

– Ну! И что же на самом деле?
– подзадорил инспектор.

– На самом деле он, по сути, наше отражение. Он состоит из наших слов, наших умозаключений, наших поступков, - всё это пропущено через логические фильтры, спрессовано, усреднено. Борьба потенциалов, понимаете? Он помнит, что Света запретила входить - минус потенциал, он слышит, что Андрей Николаевич требует войти - плюс потенциал. Конечно, с поправкой на весовые коэффициенты. Я правильно выразился, Андрей?

Почему-то заместитель директора смолчал на этот раз и даже отвернулся - вероятно, чтобы скрыть выражение лица.

'Ага, - сообразил Володя.
– Что-то не так у замдиректора с весовым коэффициентом. Интересно. Ему нечего возразить, придётся мне'.

– Вот и прекрасно, - сказал он.
– Если бигбрейн так беспристрастен, почему не попробовать, Дмитрий Станиславович? Не хотите, чтобы входили мы, войдите сами.

Говоря это, думал: 'Знать бы ещё зачем входить. Они вполне могут управлять аппаратным сном прямо отсюда. Зачем им внутрь? Парализатор какой-то. Что за зверь?'

– Д-дев-вян-носто д-девять п-процент-тов, - стуча зубами, выцедила Инна. Её била крупная дрожь. Сначала Володя решил, это от нервов, но потом припомнил: 'На ней всё вымокло насквозь. Простудится'.

Как бы в виде подтверждения Инна пискляво чихнула и захлюпала носом. Выглядела донельзя несчастной, и только ли оттого, что продрогла?

– Вы будете виноваты, Синявский!
– суконным тоном предостерёг Сухарев.

Доктор, развёл руками, буркнул: 'Ну, насели! Ладно, раз так. Тогда вы будете виноваты', - и вытащил из внутреннего кармана пиджака прибор устрашающего вида. Белый. Пистолет - не пистолет, но очень похож. На срезе ствола множество игл.

– Анестезатор!
– вырвалось у Володи. 'Вот что они парализатором обозвали', - сообразил он.

– Он самый, - мрачно подтвердил Синявский и направился к стеклянной перегородке, за которой по-прежнему, будто в диковинном аквариуме, горел свет.

– Инна, ты-то куда собралась?
– спросил вдруг Сухарев.

Оказывается, индианка успела выбраться из-за стола, и направилась туда же, к перегородке, ступая на цыпочках, словно боялась кого-то спугнуть. Или ей просто холодно по кафельному полу босиком? Нет, от окрика вздрогнула, застыла. Посмотрела умоляюще.

– Я п-переодеться...
– едва слышно шепнула она.

– Х-холо...

– Нет!
– отрезал Сухарев.

'Переодеться? В Пещере Духов?' - изумился инспектор. Маленькая эта сценка отвлекла его; момент, когда силикофлекс перед Синявским поехал в сторону, был пропущен.

– Впустил!
– победно провозгласил Сухарев.

Инспектор подошёл ближе, чтобы лучше видеть, остановился в полушаге от полоза, по которому ездила сдвижная перегородка.

'И всё-таки далековато, плохо видно, что он там делает'. Но доктор не делал ничего особенного, левой рукой неуклюже расстёгивал на Горине пижамную рубашку. Правая рука доктора была занята анестезатором. Дело у него подвигалось плохо - мешали перчатки. 'Чёрные, с раструбами. Вероятно, резина или что-то в этом роде. Запястья перетянуты. Где раздобыл? Были в кармане?

За спиной инспектора Сухарев увещевал: 'Потерпи, тебе туда нельзя'.

'Я б-быстро. Я в-возьму т-только, пока он вв-в... возится, - жалобным голоском пищала Инна.
– Я уже б-бы...'

'Нет'. Неразборчивая скороговорка, потом снова: 'Нет'.

Инна возмущалась: 'Он всё равно сейчас проснётся! Посмотри, что с альфа-ритмом'.

'Потому и нельзя', - нудно скрипел Сухарев.

Володя оглянулся. Индианка снова возле терминала, Сухарев у неё за спиной. Нависает. Неплохо бы увидеть, что на экране...

– А-ха!
– раскатился под высоким сводом Пещеры Духов крик. Инспектор ринулся на голос.

Синявский склонился над кушеткой, позу его нельзя было назвать непринуждённой - навалился, пытаясь удержать, прижимал локтем. Игольчатым стволом парализатора норовил ткнуть в голую, синеватую в свете люминесцентных ламп, кожу. За его плечом инспектор увидел выкаченные глаза, птичий нос, распяленный в крике рот. Кто хрипит: доктор ли от напряжения, или больной, пытаясь вырваться, - не разобрать.

– Ха-ар-р!
– совершенно звериное рычание. 'Всё-таки это Ян хрипит' - сказал себе инспектор.

– Выйдите оттуда немедленно! Слышите?
– сдержанно покрикивал в отдалении заместитель директора, но это ничего. Пусть кричит.

Инспектор заметил на тощем предплечье Горина красное пятно. 'На сыпь не похоже, - прикидывал он.
– Похоже на след от...'

– Пс-сшок!
– анестезатор в руке Синявского дрогнул, дёрнулось голое плечо и тут же подалось, обмякло. Отнимая инструмент от кожи, доктор помедлил, его затянутая в перчатку рука зависла над головой Горина. Тот больше не вырывался, дышал без хрипа, глядел вполне осмысленно.

Володя проследил, как мелькнули на выразительном лице боль, страх, обречённость человека загнанного в угол, уныние. Затем Ян уставился на чёрную обрезиненную пятерню Синявского, сжимавшую парализатор.

Доктор торопился упаковать больного в пижаму, орудуя левой рукой, и всё-таки инспектору удалось рассмотреть на дряблой коже Янова плеча два красных пятна там, где раньше было одно.

'Следы. Его успокоили анестезатором не в первый раз', - отметил инспектор. Глаза Горина съехались к переносице, он мигнул раз, потом ещё, но во второй раз уже не смог поднять веки.