Инвестиции в семью

Какой смысл он вкладывает в слова “быть его женой”? Чего он ждёт от меня сейчас? Хочет ласки? Секса? Но мы же в больнице! Сюда в любой момент может войти кто-то из персонала. Да и наверняка здесь есть камера – я видела на посту большой монитор, на который транслируются картинки из палат.

Кроме того, к Владу страшно прикоснуться – боюсь задеть раны и причинить боль. Его тело не так сильно обожжено как рука. Он выставлял её вперёд, когда в чёрном дыму пытался найти дорогу, и касался раскалённых поверхностей. Но всё равно помимо воли действует какой-то ступор.

Время до “часа Икс” тянется бесконечно медленно. А когда профессор Броневицкий со свитой приходят и начинают суетиться вокруг Влада, снимая повязку с глаз, и вовсе останавливается. Мир замирает. Всё вокруг застывает, кроме рук, сматывающих бинты.

Муж бледный, губы крепко сжаты. Он ужасно волнуется и боится. Могу себе представить его состояние! Я и сама на грани обморока. Молюсь, чтобы зрение вернулось. Но не знаю, как это бывает – пациент сразу начинает видеть всё или поначалу только свет и очертания, постепенно увеличивая резкость картинки?

Я оказываюсь в стороне, оттеснённая от мужа медиками. Не могу взять Влада за руку и поддержать, забрать на себя часть его паники и поделиться уверенностью, что всё будет хорошо. У меня её не много, но я готова отдать всю до последней капли, только бы облегчить ему этот судьбоносный момент.

Если бы мы были в кино, сейчас звучала бы напряжённая барабанная дробь или тревожная мелодия, вынимающая душу. Но реальность гораздо волнительнее, тишина выворачивает наизнанку внутренности, сковывая их почти животным страхом перед чем-то ужасным и непоправимым. И вместе с тем натянутая в напряжении душа едва слышно тоненько звенит надеждой.

Тишину разрывает периодическое позвякивание соприкасающихся металлических инструментов и шарканье тапочек пожилой медсестры. Я готова к приговору. И вместе с тем знаю, что подготовиться к нему невозможно.

– Ну что ж, молодой человек, давайте-ка посмотрим, – профессор высекает искры нервного напряжения.

Ещё до того, как Влад произносит первый звук, я вижу его лицо. Оно смягчается и, кажется, растягивается в улыбке.

Конечно, я выдаю желаемое за действительное. Муж не улыбается. Но всё равно перемена в мимике заметна.

Профессор продолжает проделывать какие-то манипуляции. Он задаёт Владу вопросы, на которые тот отвечает не очень определённо. И хотя муж не кричит и не прыгает от счастья, а его тон скорее осторожен, чем оптимистичен, я уже понимаю: он видит. Видит! Пусть не так хорошо, как хотел бы. Но это ведь только начало?

Профессор долго что-то объясняет Владу. Тот кивает. Из этого разговора я понимаю только то, что всё идёт по плану и нужно продолжать лечение. Мне необходимо как можно скорее остаться с мужем наедине, чтобы расспросить его, как обстоят дела по его собственным ощущениям, и уловить настроение.

По выражению лица догадываюсь, что он доволен, но ожидал большего. Не понимаю, расстроен ли картинкой, которую видит. Но слова профессора придают мне оптимизма. Если он считает, что всё в порядке, значит, качество изображения – это вопрос времени. Нужно запастись терпением и лечиться.

– Как ты? – спрашиваю напрямую, когда толпа в белых халатах покидает палату.

– Пока непонятно. Но прогресс налицо, – Влад впервые улыбается, немного напряжённо. – Хоть не полная темнота. Я даже в детстве темноты не боялся, а теперь, оказывается, панически боюсь. На ночь включать ночник придётся, как малышу.

Шутит, значит, всё относительно неплохо.

– Темнота – это жесть как страшно, врагу не пожелаю.

Впервые после пожара вижу мужа без повязки, рассматриваю. Брови и ресницы сгорели, кожа поджарилась, лицо выглядит странно. Но я понимаю, что это – ерунда, сущие мелочи. Серьёзных ожогов на лице нет, рубцов не останется. Скоро всё отрастёт и заживёт, Влад будет такой же красавец, как и раньше. Главное – чтобы зрение полностью восстановилось.

– Что? Не нравлюсь? – муж по своему воспринимает мой внимательный взгляд. – Всё совсем печально?

– Глупость какая. С чего ты взял? – отмахиваюсь. – Наслаждаюсь. Мне нравится, как ты улыбаешься. У тебя очень красивая улыбка, я по ней соскучилась.

– А я по кое-чему другому соскучился. Но ты же решила меня со света сжить! – выталкивает обиженно и деланно дует губы.

О, он и вправду идёт на поправку.

Рассказывать подробности о картинке, которую видит, Влад отказывается, всячески отнекивается и увиливает от ответов на вопросы. Я не настаиваю, хотя мне очень хочется быть в курсе и немного обидно, что он не считает нужным делиться со мной.

Несмотря на это, чувствую, как натянутая пружина расслабляется, атмосфера в палате становится спокойнее. Уже не искрит агрессией, не звенит отчаянием.

– Мне бы сейчас нормальную свиную отбивную. Чтобы с лучком и перчиком – всё, как положено, – мечтательно заявляет муж за ужином. – Осточертела эта полезная пища. Чувствую себя младенцем в детском саду.

– Я смотрю, ты капризничать начал. Точно на поправку идёшь, – ворчу и незаметно от него стучу по дереву – чтобы не сглазить.

Ещё бы плюнуть через левое плечо. И ниточку красную на запястье – говорят, помогает. Никогда не была суеверная, а теперь готова обвешать мужа любыми талисманами, лишь бы поскорее выздоровел.

Если бы у меня в зоне доступности была плита, я бы готовила. Пусть не такое вредное, о котором мечтает Влад, но и не перетёртое-парное, которым его упорно кормят в соответствии с больничным рационом. Скорее бы домой…

Вечером гашу свет в палате, поправляю мужу подушки и одеяло, слегка нависая над ним. Стараюсь действовать как можно аккуратнее – ожоги заживают медленно, причиняя порой сильную боль.

Влад шумно втягивает воздух.

– Мила, твой запах сводит меня с ума… – слышу его шёпот. – Ты меня на адском костре поджариваешь снова и снова. Смерти моей хочешь? Никогда раньше не знал, что ты такая жестокая женщина. А ведь прикидывалась пушистой зайкой.

Замираю. Чего он добивается? Просто констатирует факт или ждёт каких-то действий?

Пока раздумываю, как реагировать, здоровой ладонью Влад перехватывает мою руку и кладёт поверх одеяла, чтобы продемонстрировать каменный бугор.

– Розовский, ты совсем сдурел? Тут вообще-то камера стоит, за нами медсёстры наблюдают, – шиплю почти на ухо. – Хочешь снова на видео для взрослых попасть? Или просто развлечь девочек на посту?

– Да я, блин, просто хочу тебя трахнуть! Я скоро сдохну от спермотоксикоза!