Иные миры: Королева безумия

Однако всё это не только не отталкивало от Михаила его адептов, но и - вследствие их рассказов и распространения самых невероятных слухов — способствовало постоянному увеличению притока посетителей.

Вера в чудо живет в человеке. Возможно, именно эта иррациональная вера в некое сверхъестественное, волшебное событие и является принципиальным отличием живого человеческого мозга от техногенных интеллектуальных систем. Компьютеру недоступно понимание чуда, ибо оно лежит за пределами рациональности, за пределами строгих математических расчётов. Вера в чудо — специфично человеческая черта. Увы - слепая вера в чудо способна завести человека в тупик. Уже на нашей памяти появилось огромное количество лжепророков — достаточно вспомнить приснопамятное «Белое Братство». Наиболее многочисленной «клиентурой» охотников за душами являются люди, страдающие различными формами психических расстройств — от неврозов до тяжёлых форм шизофрении.

В данном случае слепая вера также заставляла людей верить в исключительность своего «гуру». Более того, некоторые из его «прихожан» становились «учениками» и тили «проповедовать учение отца Михаила» в массы. Среди этих «активистов» были как люди явно психически нездоровые, так и вполне нормальные, для которых, однако, идеи «учителя» приобрели сверхценный характер. Подобный феномен известен под названием «синдрома индуцированного помешательства»: здоровые люди, долгое время находящиеся в тесном контакте с психически больными, постепенно перенимают их черты. Такой человек (родственник или близкий больного) может высказывать бредовые идеи не в меньшей, а иногда и в большей степени, чем сам больной. Отличить синдром индуцированного помешательства от психического заболевания достаточно просто — будучи некоторое время изолированным от больного, его близкий постепенно возвращается в реальность, бредовые идеи дезактуализируются, у него появляется критика к своему состоянию (причем безо всякого лечения). В случае же истинного психического заболевания бредовые идеи отличаются исключительной стойкостью, и изоляция больного никак не влияет на их выраженность.

Кстати, постоянное и длительное общение с психически больными людьми может вызвать специфические изменения психики у работников психиатрических учреждений — врачей-психиатров, медицинских сестёр, санитаров. Такие изменения получили название профессиональной деформации личности. Кроме того, у людей, чья работа связана с обслуживанием психически больных, часто наблюдается так называемый «синдром выгорания», проявляющийся быстрой утомляемостью, постоянным ощущением усталости, эмоциональными расстройствами, нарушениями сна и т.п. Синдром выгорания связан с высокой психоэмоциональной нагрузкой, которую испытывают работники психиатрических учреждений, и требует рациональной организации работы, обеспечения условий для полноценного отдыха персонала, а также обучения людей, непосредственно общающихся с психически больными, методам саморегуляции психического состояния.

Дневник:

«Вера дает мне счастье надежды. Я стал священником, чтобы делиться счастьем веры, потому что вера дает нам надежду, надежду на жизнь вечную, на счастье уже тут, не только Там. Если Бог есть в сердце — есть счастье. Если нет — то ни богатство, ни здоровье не даст счастья. Бог во мне, и я счастлив. Измена — это падение, это грех, я благодарен Богу за грех, потому что падение — это любовь. Я буду радоваться. Когда Иисус спрашивает: ты меня любишь? Он кричит: «Да, Господи!», а второй раз уже тише: «Да», а третий, тихо так: «Господи, Ты всё знаешь!» Когда моими устами кричит злой лукавый, я говорю громко, а когда говорю сам, то молчу... Такой тишины я хотел, я просил: «Дайте мне тишину! Я успокоюсь и не буду вас трогать, но они все хотят, чтобы я был дурак. Им надо, чтобы я был дурак, потому что если я не дурак — то им всем уходить надо. Они проповедуют любовь Христову, но Христа в сердце не пускают. А у меня Бог в сердце, я сам есть Бог, а кто знает, что болен, если человек имеет своё «Я», то он доказывает, что я человек. Если у человека есть гордость, то он будет понимать свое. Нельзя любить Бога, если не любишь ближнего своего, и нельзя любить ближнего, если не любишь себя. Если я себя такой как есть акцентирую, зная про свои недостатки и грехи, то Бог не осуждает меня. Бог осуждает зло, а не меня. Он осуждает грех, а не грешника. Если человек убежден, что имеет свою гордость, то это человек с большой буквы, а если сомневается в себе, то это человек больной...

Психическая болезнь — это причина нарушения заповедей. Сам человек виноват. Что-то нарушил и оттого не могут поверить. Окружающие помогают. В конечном счёте надо быть выше критериев и оценок, которые сбоку говорят... Мне всё равно, что скажут митрополит, патриарх, священники, главное, что скажет Бог...

Сегодня ко мне приходил один мой старый знакомый, священник из Н-ской церкви, уговаривал отказаться от проповедования и прийти в храм покаяться. Забыл, как когда-то я помог ему. Я его из тюрьмы вытащил. Если бы не я, он давно сидел бы. В начале восьмидесятых он был не священником, а завскладом на базе. Вор и мошенник. А сейчас священник. Забыл те липовые накладные, что я выписывал ему за одну ночь перед ревизией! Я взял на себя его грех, а он предал меня, как Иуда предал Христа. Приехал с милицией, схватили меня, привезли в психиатрическое отделение. Смотрите, он же больной! Да, я больной, но не сумасшедший. Я сам знаю, почему мне дано нести этот крест. Христос страдал за всех людей, и я страдаю...»

Себя Михаил искренне считал священником. Причем не только священником, но и Богом. Для больного шизофренией в подобном расщеплении нет никакого противоречия. На самом деле, именно это расщепление позволяет больному «удержать мир в рамках психоза», не дает целостной личности распасться на отдельные фрагменты. Отсутствие критики к подобной двойственности, очевидно, играет защитную роль. Характерно письмо пациента, написанное им в больнице (ориентировочно в 1996-1997 годах):

«В больнице медсестра написала в бумагах, что я безработный. Это ложь. Я священник. Она не захотела написать, это на её совести. Для меня слово чести — это совесть. Я ей простил совесть, но это ложь, пусть ложь, но ревем как медведи, ибо преступления наши многочисленны. Когда человек имеет совесть, он рядом с Богом, оттого надо правду быть...»

К сожалению, болезнь Михаила неуклонно прогрессировала. Решающую роль в этом сыграли отказ пациента от полноценного лечения и крайне неблагоприятный при его заболевании образ жизни, который он вёл.

Со временем изменения мышления стали нарастать. Отчётливо обнаружился дефект памяти. Госпитализации становились всё более частыми и продолжительными, а ремиссии — всё более короткими и нестойкими. За последний год жизни Михаил четырежды попадал в больницу, проведя в ней в общей сложности более восьми месяцев. В этот период изменения его личности приобрели катастрофический характер. Вот последняя запись, сделанная Михаилом. Это письмо, адресованное его лечащему врачу. Мы сохранили орфографию и пунктуацию оригинала:

«Здравствуйте В.Л.!!!

Очень хочу домой скучаю за Вами. Хочется посидеть поговорить о чем нибудь. Очень смешно Смешной Вы И притом ещё интересно Кем Вы работаете Очень тёплая ладонь.

А теперь. Я очень хорошо себя чувствую Хорошо здоровья.

Только я есть хочу страшно. Дома шней пищи Очень всё лето в продуктах я ничего не вижу. Очень обидно Почему Вы откладываете не забираете меня отсюда. Мне тут совсем не можно было быть мне находится Только меж здоровыми. Тут такой старик стриженый черны волосы всё время плакал он что я его бил гонял от себя. Я стал ходить что-то три дня по его ступням за ним Он что-то приговаривал молча и отнял у меня страшное и большое я больше не могу усыпать И по кругу я тоже больше не ходю меня мочалкой помыли всех и меня голову и я стал ходить по кругу От Стручка перешла болезнь на меня А счас он ходит снова так само по кругу.

Общем мне тут не можна быть совсем я счас уже не говорю это сосед лег в мою кровать и он перестал говорить шептать а я стал что то говорить А счас он снова что-то шепчет.

Они больные страшны что тут страшно делалось А я прятался от них страшные они. А счас я обнимаю целую весь страх прошёл и ещё тут хороши что ты медлишь мне нужно под евангелие к людям ну всё срочно забери».

Финал этой истории трагичен. Выписавшись из больницы, Михаил, по неизвестным причинам, поехал не домой, а на вокзал. Через неделю он был обнаружен в одном из крупных городов более чем за пятьсот километров от дома. Его личность удалось установить по пенсионному удостоверению в кармане. Дальнейшее нам известно со слов одной из его «прихожанок». С её слов выходило, что на вокзале Михаил был задержан нарядом милиции, а поскольку даже при беглом общении с ним было очевидно, что он страдает психическим заболеванием, в дальнейшем его препроводили в местную психиатрическую больницу.

Тут надо сказать, что Михаил в течение всех последних лет носил большую окладистую бороду. Этой бородой он очень гордился, и для него она была одним из символов его священнического сана (а возможно — и признаком Божественности). Во время госпитализаций он категорически отказывался сбрить или постричь бороду, и персонал нашей психиатрической больницы, хорошо зная о том, что это часть его болезненных убеждений, не настаивал на этом.

Однако в этот раз Михаил попал в «чужую» больницу, где его никто не знал, и о нём ничего не было известно. Со слов «прихожанки», в приёмном отделении, куда был доставлен Михаил, он просил не сбривать ему бороду. Однако санитары, проводившие санобработку, не обратили на это внимания (возможно, у больного имелись признаки педикулеза) и сбрили ему бороду. После этого Михаил был доставлен в психиатрическое отделение, где той же ночью покончил жизнь самоубийством, повесившись на скрученных простынях. Возможно, причиной суицида стало сильное потрясение, которое Михаил перенес, лишившись бороды. Ведь для него это было не просто украшение, а своего рода символ статуса, знак принадлежности к священничеству и Божественной сущности. Потеря его была равнозначна утрате собственного «Я», крушению всей системы ценностей, явившись таким образом, непереносимым для личности стрессом.

Так печально закончилась эта история. Тем не менее, она кажется нам достаточно показательной. Как и обещали, мы старались воздержаться от комментариев по поводу содержания болезненных идей нашего пациента, и ограничиться лишь описанием их проявлений. Однако мы должны выполнить обещание, данное нами представителям официальной церкви и представить читателю их точку зрения на историю Михаила.

Надо сказать, что в этом вопросе деятели православной и католической церквей обнаружили редкое единодушие. Их позиция выражается в следующих четырех принципиальных постулатах: