Иоанна I

Раздосадованный и разочарованный, Петрарка отправил в Авиньон несколько писем с жалобами на развращенное и беспутное состояние королевского двора. Похоже, он был предубежден против Неаполя еще до своего прибытия, поскольку за девять месяцев до этого писал своему другу Барбато да Сульмона после смерти Роберта Мудрого: "Меня очень тревожит юность молодой королевы и нового короля, возраст и намерения старой королевы, замыслы и устремления придворных. Я хотел бы быть лживым пророком в этих делах, но я вижу двух агнцев, вверенных заботам множества волков, и вижу королевство без короля. Как могу я назвать королем того, кем правит другой и кто подвергается жадности столь многих и (с грустью добавлю я) жестокости столь многих?" [96] . Петрарка также не был склонен воспринимать правление Иоанны с энтузиазмом: "Я считаю гораздо более близким к истине то, что говорит Плавт в своей Aulularia (Кубышке): Нет прекрасных женщин; одна действительно хуже другой" [97] , и "Всеми женщинами управляет один закон: они совершают глупости и размениваются на мелочи" [98] .

96

Ibid., p. 228.

97

Ibid., p. 227.

98

Ibid., p. 181.

В письмах, которыми Петрарка осыпал кардинала Колонну, папскому двору в Авиньоне излагался перечень претензий и удручающий образ королевства, пребывающего в полном хаосе. "Возможно, вчера вечером мне удалось бы добиться успеха, если бы Совет не прервал заседание из-за наступающей темноты, и если бы неизлечимая болезнь города не заставила всех вернуться домой засветло. Хотя город очень знаменит по многим причинам, он обладает одним особенно мрачным, отталкивающим и неизбывным злом: передвигаться по нему ночью, как по джунглям, очень опасно, потому что улицы заполнены вооруженными молодыми дворянами, чья распущенность не поддается ни строгости родителей, ни авторитету учителей, ни величию и приказам королей" [99] , — с горечью пишет он кардиналу, по-видимому, забыв, что его целью в Неаполе было оказать давление на Иоанну и ее двор, чтобы вернуть на улицы трех самых страшных из этих преступников.

99

Ibid., p. 249.

Разгул беззакония в Неаполе был характерен не только для времени правления Иоанны. В этот же период английский город Ипсвич, например, был настолько угнетен преступными бандами, бродившими по сельской местности, и настолько беспомощен в борьбе с преступностью, что эти негодяи чувствовали себя достаточно комфортно, чтобы развлекаться, захватывая здания районных судов. Они делали вид, что проводят судебные заседания, на которых штрафовали своих незадачливых жертв и низлагали местные власти "в насмешку над королевскими судьями и министрами на его службе" [100] , как гласила жалоба в суд в 1344 году. По иронии судьбы, те же порядки, о которых сейчас сожалел Петрарка, существовали и во время предыдущего его визита в Неаполь в 1341 году, когда братья Пипини были еще на свободе и сеяли хаос среди населения — но тогда поэт, очевидно, был так доволен оказанной ему честью, что ничего не заметил. Вместо этого Петрарка объяснил преступность в городе варварством гладиаторских турниров, которыми развлекался аристократический Неаполь. "Здесь человеческая кровь льется как кровь скота, и часто под аплодисменты обезумевших зрителей несчастных сыновей убивают на глазах у их несчастных родителей, — возмущенно пишет он кардиналу, — я уже потратил много слов, говоря об этом с упрямыми горожанами. В самом деле, нас не должно удивлять, что ваши друзья [братья Пипини], став жертвами жадности, должны быть узниками в городе, где убийство людей считается игрой, городе, который Вергилий, правда, называет самым восхитительным из всех, но в нынешнем виде он вполне сравнится с Фракией по бесчестию" [101] . Петрарка прекрасно понимал, какое влияние его слова окажут в Авиньоне, и поэтому позаботился о том, чтобы его мнение было озвучено в Курии. "И вам придется разделить часть вины, если не использовав то, что я подробно изложил в других, более конфиденциальных письмах, вы не будете лучше информировать римского понтифика", — мрачно предупреждал он своего корреспондента [102] .

100

Bellamy, Crime and Public Order in England in the Later Middle Ages, p. 77.

101

Petrarch, Letters on Familiar Matters, I–VIII, p. 250.

102

Ibid., p. 235.

Венгерская партия осознала возникшую для себя возможность. Послы Елизаветы в Авиньоне сообщили об интересе кардинала Колонны к братьям Пипини и об описании Петраркой несговорчивости неаполитанского двора королеве-матери, которая все еще находилась в Италии и гостила в Риме у семьи Колонна. Результатом этого стало то, что, в Неаполе, Андрей сам неожиданно взялся за дело Пипини. Принц пообещал сделать все возможное для освобождения братьев, за что Петрарка и его покровитель кардинал Колонна были ему очень благодарны.

Эти действия венгров в сочетании с их значительными финансовыми ресурсами и инициированной Елизаветой кампанией по сбору писем, в ходе которой каждый принц, священник и прелат, на которого королева-мать имела влияние, заваливал Священную коллегию корреспонденцией с требованием короновать Андрея и назначить в Неаполь легата, в конце концов привели к смещению баланса сил в Авиньоне от Иоанны в сторону ее мужа. Пагубные донесения Петрарки, представленные кардиналом Колонной, послужили Клименту VI оправданием, необходимым для того, чтобы отменить завещание Роберта Мудрого. 28 ноября 1343 года Папа объявил в преамбуле к официальной булле, что "возраст королевы [Иоанны] делает ее все еще неспособной к управлению, поскольку характер детей непостоянен и легко поддается влиянию" [103] (что, должно быть, вызвало большой переполох в Кастель-Нуово), он распустил правящий Совет и запретил Иоанне осуществлять свое суверенное право королевы. Затем Папа назначил кардинала Эмери де Шалюса легатом, наделив его, как папского представителя, всеми полномочиями для управления Неаполитанским королевством.

103

Leonard, La jeunesse de Jeanne I, tome 1, p. 301.

* * *

Обнародование этой буллы в Неаполе ознаменовала начало нового, крайне напряженного, опасного и отчаянного периода при королевском дворе. С этого момента ни одно действие, инициатива, программа или заговор не предпринимались различными заинтересованными сторонами в Неаполе без оглядки на Святой престол в Авиньоне. Словно два двора, разделенные тремя сотнями миль Средиземного моря, действовали как параллельные, зеркальные вселенные, как два партнера в танце на расстоянии, настолько настроенные на ритм друг друга, что малейшее движение одного вызывало ответную реакцию другого. Внешне борьба между неаполитанцами и венграми имела все признаки обычной средневековой дипломатической перепалки, но это была фикция, так как обе стороны понимали, что никакое посредническое решение не может быть навязано внешней властью. Это была борьба до полной победы одной из сторон.

Иоанна не теряла времени и реагировала на этот тревожный поворот событий как по официальным, так и по неофициальным каналам. Она направила Клименту письмо, которое 19 декабря было представлено папскому двору Уго дель Бальцо, в котором королева Неаполя возмущенно протестовала против лишения ее законных полномочий и предостерегала понтифика от вмешательства, "моля его не вступать в дальнейшие переговоры с венгерскими посланниками относительно коронации Андрея и управления ее королевством" [104] . Иоанна не позволила прошлым обидам помешать ей использовать любое политическое преимущество. Два дня спустя она отправила в Авиньон второе частное письмо, адресованное своему бывшему заклятому врагу, кардиналу Талейрану, но сопернику ее нынешнего противника, кардинала Колонны, в котором она умоляла Талейрана помочь ей отменить решение Климента. "Убедительно прося Вашей защиты в нашем трудном положении, — писала она [105] , — мы слезно умоляем Вас предотвратить отъезд легата любыми средствами, которые Вы сочтете необходимыми". Будучи уже достаточно хорошо знакомой с предпочитаемыми кардиналом методами, она включила в свое письмо сообщение о том, что отправляет отдельным курьером "некоторые вещи, которые Вы не сочтете неприятными" [106] .

104

Baddeley, Robert the Wise, p. 299.

105

Leonard, La jeunesse de Jeanne I, tome 1, p. 322.

106

Zacour, "Talleyrand: The Cardinal of Perigord (1301–1364)", p. 34.

Связи Иоанны с Талейраном упрочились в январе 1344 года, когда ее сестра, Мария, родила сына, который прожил всего несколько часов. Жалость и скорбь о потере юной герцогини Дураццо примирили все старые обиды, существовавшие между сестрами, и Иоанна стала достаточно близка к семье своего зятя, чтобы отправить младшего брата Карла Дураццо Людовика в Авиньон, для поддержки кардинала Талейрана в его усилиях по пресечению венгерской кампании за коронацию Андрея и назначению легата. Но новый год принес и потерю ценного союзника, когда вдовствующая королева Санция внезапно решила отказаться от мирской жизни и уйти в монастырь клариссинок Санта-Кроче.

Пожилая королева и раньше не скрывала своего желания удалиться от мира и принять монашеские обеты, но ее окончательный уход 21 января 1344 года, почти через год после смерти мужа, стал победой венгров и подтверждением правильности выбранных ими методов. Назначение Климентом VI легата для управления королевством, которым она и ее муж правили с 1309 года, стало ударом, от которого Санция так и не оправилась. Поскольку нет никаких свидетельств того, что между Иоанной и ее бабушкой произошел разлад, Санция, скорее всего, посчитала, что этот вопрос оказался вне ее контроля в результате роспуска Папой правящего Совета. В свои пятьдесят восемь лет Санция по понятным причинам хотела полностью посвятить себя духовным делам; однако, сделав это, она оставила внучку одну справляться с особенно сложной и опасной ситуацией. После ухода Санции из триумвирата ближайших советников Иоанны, некогда правившего Неаполем, осталась только ее приемная мать, Филиппа ди Катанья.

Если венгры считали, что устранение одного из их неаполитанских противников ослабит решимость молодой королевы, то вскоре их в этом разуверили. 24 января, всего через три дня после ухода Санции в монастырь, Иоанна направила Клименту еще одно письмо, в котором самым решительным образом подтвердила свою позицию. Снова посоветовав Папе отозвать легата и противостоять требованиям венгров в ущерб ей короновать Андрея, она заявила о своей убежденности в том, что только она одна лучше всего подходит для управления и мужем, и королевством. "Любезно напоминаю Вашему Святейшеству о моем твердом и неизменной намерении не передавать управление [Неаполитанским королевством] моему почитаемому господину и мужу, — писала она Папе [107] , — ибо следует разумно понимать, что нет никого из живущих, кто стремился бы к его выгоде и чести так, как я; и когда я буду знать, как устроить наши дела, это станет известно всем".

107

Baddeley, Robert the Wise, p. 316.

Убежденный письмами и посланниками Иоанны, Климент пошел на компромисс. Хотя он согласился даровать Андрею титул короля, пообещав ему в письме от 19 января 1344 года, что он будет коронован вместе со своей женой, если и он, и Иоанна продемонстрируют истинное послушание легату, эта честь оказалась пустой формальностью. Андрею намеренно не дали доли в управлении королевством. Вместо этого 3 февраля Климент в письме к Иоанне уточнил, что, хотя ее муж будет коронован вместе с ней, только ее коронация будет считаться благословенной Богом. Неаполитанское королевство, объявил Папа, недвусмысленно, в который уже раз, принадлежало только Иоанне как законной наследнице короля Роберта tanquam vir ejus (так же, как если бы она была мужчиной) [108] . Затем, чтобы у венгров не осталось никаких сомнений в его истинных намерениях, 22 февраля, Климент направил старшему брату Андрея, Людовику, королю Венгрии, послание, в котором Папа объяснил, что удовлетворяет просьбу венгров о том, чтобы Андрей был коронован как король, но только в качестве мужа Иоанны и при строгом понимании того, что если Иоанна умрет до рождения наследника, то королевство перейдет к Марии.

108

Leonard, La jeunesse de Jeanne I, tome 1, p. 339.