Иоанна I

При поддержке королевы и императора Священной Римской империи Карла IV, который был обеспокоен тем, что итальянские правители становятся слишком могущественными, и хотел иметь в качестве противовеса сильную папскую власть, Урбан пришел к судьбоносному решению. 1 октября 1365 года он написал Иоанне письмо, в котором благодарил ее за приглашение и предложение помощи и сообщал, что намерен вернуть папский двор в Италию, как только политические условия покажутся ему благоприятными. Хотя было ясно, что Папа намерен поселиться в Риме, а не в Неаполе, Иоанна не выразила разочарования, а только радость — еще одно свидетельство того, что ее мотивы были скорее духовными, чем политическими. "Я сожалею только об одном, — сообщала королева в ответном письме Урбану, — что Создатель не счел нужным создать меня мужчиной; ведь если бы мой пол позволил мне это сделать, то, увидев прибытие моего господина [Папы]… я бы поспешила отправиться пешком, как когда-то апостол Петр, чтобы с благоговением приветствовать его" [289] .

289

Ibid.

Даже внезапная смерть Никколо Аччаюоли, 8 ноября, не повлияла на планы этого переезда. Или, возможно, кончина великого сенешаля не была такой уж неожиданной. Согласно Маттео Пальмиери, хронисту XV века и одному из ранних биографов Никколо, смерть великого сенешаля была предсказана Святой Бригиттой Шведской, которая той осенью гостила у сестры Никколо, Лапы, в Неаполе. Напуганная пророчеством своей гостьи, Лапа поспешила сообщить об этом брату и застала его на заседании Совета с Иоанной. Он выглядел совершенно здоровым, и Лапа вернулась в свой замок с огромным облегчением, но через несколько дней Никколо заболел и умер. По этой причине Святая Бригитта, Лапа и Иоанна были изображены скорбящими на великолепной фреске Андреа да Фиренце (также известного как Андреа ди Бонаюто) в Испанской капелле флорентийской церкви Санта-Мария-Новелла в 1366 году, на следующий год после смерти Никколо.

Тело великого сенешаля было перевезено во Флоренцию и погребено в Чертозе Галлуццо, пещерном картезианском монастыре, который он построил на доходы от своей весьма прибыльной должности и в котором хранилась большая часть его богатства. Там, в окружении множества драгоценных произведений искусства и библиотеки, не уступающей библиотеке короля Роберта, было установлено надгробное изваяние, изображающее Никколо в полном рыцарском вооружении, а гробница украшена королевскими анжуйскими флер-де-лис (геральдическими лилиями) — честь, обычно оказывавшаяся только ближайшим членам семьи Иоанны. Никколо был похоронен рядом со своим сыном, который не пережил его, и чье столь же великолепное изваяние, по слухам, обошлась его отцу в 50.000 флоринов. Семья Аччаюоли сохранила сказочные богатства Никколо и контроль над княжеством Ахайя вплоть до следующего столетия, являясь представителями вдовы Роберта Тарентского и ее наследников. " Аччаюоли, — напишет позднее Эдуард Гиббон, — был плебеем во Флоренции, могущественный сеньором в Неаполе и государем в Греции" [290] .

290

Gibbon, The Decline and Fall of the Roman Empire, vol. 3, p. 599.

* * *

Потеря человека, который, по крайней мере, по его собственной оценке, имел самое большое влияние в Неаполитанском королевстве, на удивление мало повлияла на состояние дел в стране, не вызвав ни одной из обычных схваток за власть, характерных для большинства средневековых государств. Вместо этого королева, в значительной степени контролировавшая свое правительство, просто заменила Аччаюоли на Никколо Спинелли, бывшего неаполитанского посла при папском дворе. Не обладая несомненным даром саморекламы, присущим Аччаюоли, Спинелли, тем не менее, был чрезвычайно способным администратором, который служил королеве с большим усердием. Следующие несколько лет были одними из самых спокойных, которые королевство знало за последние десятилетия.

Несомненно, во многом это спокойствие было вызвано улучшением экономической ситуации в стране. Иоанна прилагала целенаправленные усилия для укрепления правопорядка и, соответственно, материального благополучия, защищая права простых людей от посягательств аристократии, о чем свидетельствует ее указ в пользу горожан Кьети, изданный 6 августа 1362 года, сразу после смерти Людовика Тарентского:

Иоанна, милостью Божьей, королева Иерусалима и Сицилии… Генеральному капитану и юстициарию провинции Абруцци… От имени всей общины [universitas] людей Кьети… Недавно по их прошению к нашему величеству выяснилось, что между графом Сан-Валентино и жителями Кьети возник спор из-за нескольких человек из земель графа, которые уехали жить в Кьети. Граф потребовал их вернуть, и к нему были отправлены два посланника для переговоров об урегулировании спора. Граф задержал их и отказался отпустить до тех пор, пока община не обяжется под страхом штрафа в 400 онча [около 30 золотых тари] выпроводить или изгнать его вассалов из города. Община, желая освободить своих граждан от штрафа, под принуждением, обязалась сделать это… В том же прошении добавляется, что граф подал судебный иск против общины и уведомил Вас, как королевского юстициария, о наложенном штрафе и потребовал его взыскания… Памятуя о том, что если обязательство было дано под принуждением, как утверждается, то община не обязана соблюдать его по закону, и поэтому мы приказываем, что если Вы найдете дело соответствующим этой петиции, Вы не должны беспокоить общину по просьбе графа каким-либо образом [291] .

291

Dean, The Towns of Italy in the Later Middle Ages, p. 182.

Кроме того, королева пыталась наладить производство шелка, чтобы компенсировать убытки от торговли зерном. Другими источниками дохода были продажа пиломатериалов из многочисленных лесов королевства и экспорт сладкого вина. Королева не гнушалась оказывать давление на своих торговых партнеров, требуя от них экономических уступок. В 1363 году Никколо Аччаюоли написал флорентийцам от ее имени:

Вам хорошо известны большие трудности, с которыми сталкивается моя госпожа королева, и опасности, которым она подвергается, не выплачивая дань [Святому престолу]; поэтому чиновники казначейства изучили множество способов найти необходимые ей средства, и все одобрили метод, который заключается в том, чтобы обложить флорентийские ткани, ввозимые по морю или по суше в это королевство, налогом в размере двух унций за штуку. При этом генуэзцы обязались оказать помощь и предлагают ввозить в королевство столько французских, генуэзских и миланских тканей, сколько нам понадобится, если будет запрещено ввозить флорентийские ткани без уплаты двух унций за штуку; действуя таким образом, они [чиновники казначейства] хотят увеличить поступления от налогов и получить немалую сумму денег [292] .

292

Abulafia, "Southern Italy and the Florentine Economy", p. 377.

Перераспределение имущества Роберта Тарентского также послужило снятию финансовых проблем с короны, что способствовало установлению в стране стабильности. Поскольку Роберт умер бездетным, его брат Филипп унаследовал титул императора Константинополя, а его жена Мария стала императрицей, хотя вдова Роберта, Мария Бурбонская, сохранила все владения в Ахайе и надменно отказалась признать переход императорского титула, так что некоторое время существовали две императрицы Константинополя. И хотя Филипп Тарентский остался непреклонным, отказавшись принести оммаж Иоанне после того, как она присвоила земли из владений его брата, он не имел достаточной поддержки, чтобы оспорить ее правление, и был фактически оттеснен на второй план.

Первые месяцы 1366 года были для королевы одновременно и радостными и печальными. Хайме Майоркский, раздосадованный тем, что его допускают к государственным делам, в начале января внезапно покинул Неаполь и отправился на поиски союзников, готовых помочь ему вернуть свое бывшее королевство. Его отъезд означал конец надежд королевы на рождение наследника, но боль от этого, несомненно, была сглажена облегчением от отсутствия буйного мужа. За уходом Хайме с неаполитанской политической сцены вскоре последовала потеря еще одного вечного противника Иоанны, ее сестры Марии, которая умерла 20 мая. Мария, всегда вторая, не дожила до свадьбы своей дочери Жанны с Людовиком Наваррским той осенью, но непокорность старшей дочери, очевидно, сблизила ее с Иоанной, о чем свидетельствуют погребальные мероприятия. Марию похоронили в церкви Санта-Кьяра, на почетном месте рядом с королем Робертом. Под ее надгробным изваянием изображающим Марию коронованной и облаченной в императорские одежды, была выбита надпись "imperatrix Constantinopolitana a ducissa Duracii" [293] (императрица Константинополя и герцогиня Дураццо) — прощальный дар королевы, которая позволила сестре обрести после смерти то величие, которого она была лишена при жизни.

293

Hare, Cities of Southern Italy and Sicily, p. 106.

* * *

Два месяца спустя, 20 июля 1366 года, Урбан V нарушил баланс сил в Европе, публично объявив о своем намерении покинуть Авиньон, чтобы вернуть папский двор на его законное место в Италии.

Глава XVI. Королева и Папа

Так начался период наибольшего влияния Иоанны, когда Неаполитанское королевство поднялось до того положения, которое оно занимало в ранние, благополучные годы правления короля Роберта.

Хотя решение Урбана было объявлено летом 1366 года, переезд Святого престола был отложен по ряду причин на девять месяцев. Несмотря на усилия кардинала Альборноса, папские владения еще не были полностью умиротворены. Преступная деятельность вольных компаний, особенно наемников Джона Хоквуда, угрожала правлению Церкви и ставила под сомнение безопасность переезда папского двора в Рим. Кроме того, вызывало опасение плачевное состояния самого святого города. "Более шестидесяти бурных лет здесь не было ни придворной жизни, ни достойных упоминания паломников, ни великих религиозных праздников, ни обычных источников римского процветания. Дворяне сторонились мрачного города, наемники разграбили его, и даже священники бежали, оставив заброшенными свои монастыри и приходы" [294] . Урбану сообщили, что самые известные и важные здания, включая собор Святого Петра и Латеранскую базилику, находятся в полуразрушенном состоянии, а папские дворцы совершенно непригодны для проживания. Наконец, против переезда выступила французская корона и кардиналы. Шесть десятилетий пребывания в Авиньоне привели к тому, что в Священной коллегии преобладали французы. Только трое из двадцати кардиналов при Урбане были итальянцами по происхождению; Альборнос был испанцем; остальные все были французами. Эти шестнадцать кардиналов не хотели отказываться от своих огромных, великолепных дворцов, превосходных вин и умеренного климата Прованса, чтобы поселиться в полуразрушенном, кишащим опасностями городе, климат которого был столь же нездоровым, как и его жители, и где они даже не могли объясняться на родном языке.

294

Bell, A Short History of the Papacy, p. 224.

Но Урбан стойко противостоял всем препятствиям и возражениям. Порядок в Риме была восстановлен 18 сентября 1366 года, когда Неаполитанское королевство объединилось с Флоренцией, Пизой и Сиеной в лигу и обязалось отправить в город 650 конных латников и 650 пеших солдат, чтобы противостоять вольным компаниям и обеспечить защиту папского двора. Аналогичным образом армия архитекторов, каменщиков и плотников прибыла в Рим, чтобы вернуть городу былую славу. Только на ремонт папского дворца Урбан потратил 15.569 флоринов. Для перевозки огромных богатств и материальных ценностей, накопленных папским двором, был собран флот из шестидесяти галер, предоставленных Неаполем, Венецией, Генуей и Пизой. Одному кардиналу потребовалось место на кораблях для перевозки своей конюшни, состоящей из более чем двухсот лошадей, и винного запаса из около шестидесяти пяти бочек вина, чтобы обеспечить себя на первые месяцы после переезда.