Исчадие ветров

Вышедшему из Часов де Мариньи хватило нескольких секунд, чтобы убедиться, что Силберхатту и Армандре белый луч не причинил никакого вреда. Часы Времени были мирным изделием Старших Богов, а вовсе не военным (за исключением единственного оружия — белого луча), и не могли причинить людям физическую боль, как, например, звездные камни из древнего Мнара. Де Мариньи затолкал друзей в открытую переднюю панель Часов, где их ждала Морин — в удивительное место, размеры которого были безграничны, чего нельзя было сказать по внешнему виду Часов.

С помощью ментального раппорта де Мариньи быстро наладил взаимосвязь пассажиров с сенсорной системой Часов, и они, преодолев первоначальное изумление, смогли в полной мере этой системой пользоваться. Де Мариньи меж тем провел удивительную машину Старших Богов к выходу из обледеневшего подземелья, поднялся по жерлу потухшего вулкана и вылетел на поверхность Дромоса. Там он приказал Часам повиснуть в воздухе над кратером и направил белый луч отвесно вниз, кратко объяснив друзьям, для чего он это делает.

Во-первых, если внизу все еще прячется Итаква, белый луч может навечно запереть его там, и, во-вторых, это ужасное подземелье столько времени было обителью зла, что ради мира и спокойствия во вселенной его опять же надо запечатать, а лучше вовсе завалить. На этом де Мариньи замолчал и стал жать курок, посылая все ярче разгорающийся белый луч в глубину кратера.

Несколько минут он играл лучом, все увеличивая его мощь, в какой-то момент пассажиры не выдержали и отключились от сенсоров Часов — хоть они видели все, что происходит снаружи, мысленно, но луч был слишком ярким даже для мысленного взгляда! Де Мариньи использовал белый луч и раньше, но даже он — пилот Часов Времени — не знал всей его мощи, поэтому, когда из кратера внезапно вырвался сноп огня, де Мариньи очень удивился.

Он поднял Часы высоко в небо над Дромосом и смотрел оттуда, как древний вулкан наполняется яркой огненной жизнью, изрыгая кроваво-красный расплав на мили в высоту. Вниз по склону с шипением потекла огненная река, и все заволокло клубами пара от тающего снега. В следующую секунду началось фантастическое пиротехническое шоу — с вулканическими бомбами и разбегающимися во все стороны сияющими огненными лентами, и над всем этим вдруг воздвиглась снова ставшая огромной фигура Итаквы, как восставший из пламени ужасный феникс. Итаква бежал со всех ног от огня, стараясь достичь могучих межмировых эфирных потоков, по которым бродил лишь только он.

Но над горизонтом Дромоса Шагающий с Ветрами увидел Часы Времени, которые словно ждали его, зависнув на границе пустоты. В ужасе он закрыл руками лицо, отчетливо понимая, что он сейчас полностью беззащитен и что смертельный белый луч де Мариньи достанет его в любую секунду. Но луча не было, и Итаква медленно отнял руки от лица и в безграничном изумлении уставился на Часы, что замерли в воздухе на расстоянии меньше двухсот ярдов от него.

При его теперешних гигантских размерах Часы рядом с ним казались игрушечными, как тогда, на Борее, когда он зажал их в кулаке. Однако в руках де Мариньи, сущего муравья в сравнении с Итаквой, Часы Времени были могучим оружием. Но выстрела снова не было.

Какое-то время они так и стояли в небесах над Дромосом друг против друга — Шагающий с Ветрами, как огромная темная тень, и похожая на гроб удивительная машина, путешествующая по времени и пространству и обладающая почти безграничной мощью. Потом, словно по безмолвному сигналу, хотя никакого сигнала не было, они разошлись каждый своей дорогой: напрочь ошеломленный Итаква ушел огромными шагами куда-то в неизвестные звездные дали, а Часы Времени с еще большей скоростью полетели прочь с Дромоса, мимо Нуминоса — на Борею.

Уже потом, по прошествии времени, Силберхатт спросил де Мариньи:

— Ведь ты мог насовсем прикончить этого мерзавца, почему ты этого не сделал?

В ответ де Мариньи покачал головой:

— Я почему-то решил, что, сделав это, не попаду в Элизию. К тому же что-то подобное мне говорил еще Титус Кроу. И я не был уверен, что смогу его полностью убить. Я подумал: чем пытаться его убить и в итоге не убить… Лучше уж пусть сам умрет.

Но терпение уже покинуло Вождя.

— Все равно не понимаю! — сердито сказал он. — Он наделал нам столько бед, а ты…

— Я рада, — вмешалась Армандра, — что ты, Анри, отпустил его. Мой отец жил всегда, живет и теперь и должен жить вечно. Он — из рода того первоначального зла, которое должно присутствовать постоянно, чтобы напоминать нам, что наши грехи, пусть и ничтожные в сравнении с его злодеяниями, могут в конечном счете сделать и нас такими.

— Да и я рада, что он остался жив, — вступила в разговор Морин. — Когда-то он катал меня по небу вокруг Дромоса и обращался со мной вежливо. Может быть, мы когда-нибудь сможем сделать его добрым…

— Может быть, — проворчал Вождь, припертый к стенке их напором, но тут же, не скрывая цинизма, добавил: — А может быть, и нет.

Эпилог

Прошло три недели (земных недели — де Мариньи все еще жил по хронологии Материнского мира), прежде чем настало время покинуть Борею, хотя де Мариньи с легкостью мог в любой момент распрощаться с плато и его многоязычным населением.

Путешественники стояли на вершине плато, их окружали тысячи местных жителей, которые пришли посмотреть на отлет Часов Времени. Все разговоры были закончены, слова прощания сказаны, не молчал лишь только ветер, что, зловеще подвывая, нес по белой равнине снег и осыпал им зрителей.

С тех пор как четверо вернулись на Борею, произошло много всего. Они еще раз ненадолго слетали на Нуминос — навестить Аннахильд и переправить ее вместе с сыновьями на надежно защищенный Гористый остров, несколько раз путешествовали на обращенную к солнцу сторону Бореи, где Силберхатт открыл тропические острова и континенты, найти которые так мечтал. По настойчивой просьбе Вождя они провели и акцию отмщения — полностью разрушили тотемное святилище Итаквы на снежной равнине и завербовали тысячи Детей Ветров на свою сторону. И конечно же, бесчисленные пиры, турниры и просто приятное времяпрепровождение.

Однако в конце концов де Мариньи сказал:

— Нам пора. — И вместе с Морин они ушли в свои комнаты, расположенные на самом верху плато.

Чуть позже туда отправился и Силберхатт, и двое мужчин долго разговаривали. Армандра не стала заглядывать в разум мужа, позволив ему самому принять решение, которое — она знала это — рано или поздно надо было принять.

— Хэнк, — сказал в итоге де Мариньи, — я думаю, ты решил все правильно. На твоем месте я поступил бы так же.

— Но ты ведь не знаешь, что я решил, — напомнил ему Вождь.