Искатель. 1980. Выпуск №2

В Харрогите я пересел на пригородный автобус и доехал до небольшой деревушки Слоу, потом спросил дорогу и прошел еще километра три пешком. До поместья Октобера я. добрался около шести часов — самое подходящее время для человека, пришедшего наниматься на работу в конюшню.

Инскип оглядел меня и поджал губы. Это был вспыльчивый нестарый еще человек в очках, с редкими светлыми волосами и слабо очерченным ртом.

— Рекомендации? — По контрасту голос у него был

резкий и властный.

Я достал из кармана письмо от кузины Октобера и протянул ему. Он распечатал письмо, прочитал, положил его в карман.

Значит, со скаковыми лошадьми ты не работал?

Нет.

Когда можешь приступить к работе?

80

— Хоть сейчас. — Я показал на чемодан.

Он поколебался, но недолго.

—: У нас сейчас как раз не хватает одного конюха. Ладно, попробуем. Уолли, устрой ему койку у миссис Олнат и пусть с утра начинает работать. Получать будешь как все, — добавил он, обращаясь ко мне. — Одиннадцать фунтов в неделю, три из них идет миссис Олнат за содержание. Все ясно?

— Ясно, — ответил я.

Глава III

Я вошел в жизнь конюшни осторожно и с оглядкой, словно еретик, попавший на небеса, мечтая только об одном — слиться со всеми, стать частью пейзажа, прежде чем меня разоблачат и выгонят вон.

Старший конюх Уолли, коренастый, жилистый человек с кривыми зубами, сказал, что спать я буду в коттедже возле конюшенных ворот, там живут все холостяки, человек десять. Мы поднялись на второй этаж и вошли в небольшую, сильно заставленную комнату: шесть кроватей, платяной шкаф, два комода и четыре стула около кроватей, в центре комнаты оставалось не больше двух квадратных метров свободного места. На окнах висели тонкие с цветочным орнаментом занавески, пол был покрыт блестящим линолеумом.

Миссис Олнат, которая впустила меня безо всяких расспросов, оказалась добродушной толстушкой, волосы ее были закручены в сложный крендель. Коттедж она содержала, в абсолютной чистоте и следила, чтобы конюхи как следует умывались. Она хорошо готовила, пища была простая, но сытная. Короче говоря, жить было можно.

В первые дни я несколько раз ловил себя на том, что по рассеянности собирался подсказать кому-то из конюхов, что нужно делать: девятилетняя привычка так просто не забывается. Меня сильно поразило, пожалуй, даже испугало раболепие, с каким все конюхи заискивали перед Инскипом. Впрочем, как я выяснил позже, в Англии стремление к равенству, так свойственное австралийцам, фактически отсутствовало. Казалось, конюхи вполне согласны с тем, что в глазах всего мира по отношению к Инскипу и Октоберу они являются людьми второго сорта. Мне это представлялось невероятным, недостойным и постыдным. Однако мысли свои я держал при себе.

С другой стороны, именно потому, что в Австралии я работал и общался со своими людьми почти на равных, я довольно легко растворился среди конюхов Инскипа и не чувствовал никакой отчужденности с их стороны.

Инскип приставил меня к трем новым лошадям, и это был далеко не лучший вариант, потому что с ними я не скоро попаду на скачки. Во-первых, на скачки они не записаны, во-вторых, просто к ним не готовы и на их тренировку уйдут недели. Это в лучшем случае. Я носил лошадям сено, таскал воду, чистил денники, скакал на них во время утрен-

^v81

ней проездки, а сам все думал, как бы развязать себе руки.

На другой день около шести часов вечера с гостями появился Октобер. Инскип, зная о визите, з'аставил всех как следует побегать, чтобы не ударить лицом в грязь, и лично проверил, все ли в порядке.

Каждый конюх стоял возле своих лошадей. В сопровождении Инскипа и Уолли Октобер и его друзья шли от одного денника к другому, перебрасывались шутками, посмеивались, обсуждали лошадей.

Когда они подошли ко. мне, Октобер быстро взглянул на меня и спросил:

Новенький?

Да, ваша светлость.

Казалось, он тут же забыл обо мне.

Кргда гости ушли, я, поужинав, отправился вместе с двумя конюхами в Слоу, посидеть в баре. После первой кружки пива я поднялся и пошел звонить Октоберу.

— Кто говорит? — спросил мужской голос.

После секундного замешательства я сказал: «Перлума» —

этого, конечно, будет достаточно. Через минуту он взял

трубку.

— Что-нибудь случилось?

– - Мне нужны справочники за последние семь или восемь сезонов и любая возможная информация по нашим одиннадцати... подопечным.

Что-нибудь еще?

Да, но это не по телефону.

Он помолчал.

За конюшней есть ручей, он стекает с холма. Будьте

около него завтра после обеда.

Хорошо.

Я повесил трубку, вернулся в бар и снова занялся пивом.

Что-то долго тебя не было, — сказал Пэдди, один из

конюхов. — Будешь догонять — мы уже вторую опроки

нули. Чего ты делал-то, надписи в сортире читал, что ли?

Там есть чего почитать, — заметил второй конюх,

простоватый деревенский малый лет восемнадцати. — Я да

же многого и не понял,

Вот и хорошо, что не понял, — одобрительно отозвал

ся Пэдди. В свои сорок он вел себя с молодыми конюхами

по-отечески.

Пэдди и Гритс спали на соседних со мной койках. Гритс — настоящий телок. Пэдди же — быстрый, крепко сбитый ирландец, из тех, что все видят и все примечают. Я понял это с первой же минуты, когда водрузил на кровать чемодан и начал доставать из него свои вещи, спиной чувствуя бдительный взгляд ирландца. Хорошо, что Октобер настоял на полной смене моего туалета.

— Скукота тут сегодня, — уныло протянул Гритс. Но за

тем расплылся в улыбке. — Зато завтра получка.

82

Да, завтра народу будет битком, — согласился Пэд

ди. — Притащится Супи и вся грейнджеровская компания.

Грейнджеровская? — переспросил я.

Ты чего, с луны, что ли, свалился? — с легким пре

зрением спросил Гритс. — Конюшня Грейнджера на той сто

роне холма.

На следующий день после обеда я неторопливо вышел из конюшни и направился к ручью. Несколько конюхов гоняли позади конюшни мяч, но на меня никто не обратил внимания. Я шел довольно долго и наконец на холме, где ручей круто падал вниз в заросшую травой балку, наткнулся на Октобера, который сидел на валуне и курил.. С ним была черная охотничья собака. Рядом лежало ружье и полный ягдташ.

Я уселся на валун рядом с ним.

Здесь справочники. — Он пнул ногой ягдташ.

И записная книжка. В ней все, что мы с Векеттом смогли