Искатели счастья

– Эй, дружище, ты как?
– раздался из-за густого орешника баритон Олега.

– Нормально, - ответил я.
– Да ты заходи, место есть.

– Да, у тебя тут уютно. Не то, что на моей могиле. У меня там полный хаос. Придется заняться благоустройством. Батюшки, какая роскошь!
– Показал он на металлический ящик под скамейкой.
– Знаешь, Юра, я всё думаю о твоей гадалке. Мне кажется, она не просто так появилась в твоей жизни. Прими это, как предостережение. И готовься круто изменить свою жизнь.

– Куда и как изменить?
– спросил я недоуменно.

– А вот ты и разберись. Значит, пришло время подумать об этом.

– Я тут пока тебя не было, не знал что мне делать. В голове сумбур. Просто тупо смотрел вокруг и всё. Я ничего не знаю об этом! - Обвел рукой окружающие могилы.

– Ничего, брат, узнаешь. Говорят, с умершими нужно говорить как с живыми. Они слышат и всё видят, чем мы тут занимаемся.

– Как это видят и слышат? Они уже сгнили там под землей.

– Это, Юра, только телесная оболочка сгнила. А душа-то живет. Она и после смерти тела продолжает жить. Ты думаешь, почему я тут сегодня оказался и тебя за компанию позвал? Снятся мне мои покойники. Каждую ночь снятся. И просят, даже требуют, чтобы я сюда пришел и поговорил с ними. Да так это явно происходит, будто они живы и рядом стоят. И ты тоже сюда ходи. Ты заметил, как тут хорошо и спокойно?

Посидев еще с полчаса, мы встали, прикрыли калитку и побрели по дорожке в сторону выхода. Мой взгляд непрестанно скользил по надписям и фотографиям на памятниках. Здесь лежали не только старики, но и совсем молодые, и даже юные, и совсем дети. Вдруг меня заинтересовал один памятник у самой дороги. На светло-бежевом полированном камне виднелась цветная фотография красивой девочки в пышных белых бантах. Под ней - бронзовые буквы: «Лена Зеленова, 1965-1974», а чуть ниже корявые буквы, процарапанные чем-то острым: «Лена, я тибя люблю!» Мне представилось, как мальчик, оглядываясь, царапает гвоздем эти слова и рукавом смахивает слезы с грязной щеки. Девочка на фотографии улыбалась. Такая красивая! Полная жизни…

Когда за нашими спинами осталась кладбищенская ограда, мы вышли на солнечную улицу. Здесь ползали туда-сюда троллейбусы, звенели трамваи, улыбались люди и смеялись дети, из открытого окна доносилась песня про Арлекино… И мне вдруг так захотелось жить! В общем, в тот день мы с Олегом несколько покуролесили и расстались за полночь.

У меня есть мечта

Олег, пользуясь доступом своего отца к закрытой информации, часто подбрасывал мне сенсации. Однажды он оглянулся, предупредил, что за такие документы дают от десяти лет и протянул мне листок. Переступая через животный страх в бушующем сердце, взял его «как ежа, как бритву обоюдоострую, как гремучую в двадцать жал змею двухметроворостую» и прочел вот это:

Открытое письмо Ф.Ф. Раскольникова Сталину (17 августа 1939 г.)

Я правду о тебе порасскажу такую,

что хуже всякой лжи.

Сталин, вы объявили меня «вне закона». Со своей стороны, отвечаю полной взаимностью: возвращаю вам входной билет в построенное вами «царство социализма» и порываю с вашим режимом.

Ваш «социализм», при торжестве которого его строителям нашлось место лишь за тюремной решеткой, так же далек от истинного социализма, как произвол вашей личной диктатуры не имеет ничего общего с диктатурой пролетариата.

Что сделали вы с конституцией, Сталин?

Испугавшись свободы выборов, как «прыжка в неизвестность», угрожавшего вашей личной власти, вы растоптали конституцию, как клочок бумаги, выборы превратили в жалкий фарс голосования за одну-единственную кандидатуру, а сессии Верховного Совета наполнили акафистами и овациями в честь самого себя. Постепенно заменив диктатуру пролетариата режимом вашей личной диктатуры, вы открыли новый этап, который войдет в историю нашей революции под именем «эпохи террора».

Никто в Советском Союзе не чувствует себя в безопасности. Никто, ложась спать, не знает, удастся ли ему избежать ночного ареста. Никому нет пощады. Правый и виноватый, герой Октября и враг революции, старый большевик и беспартийный, колхозный крестьянин и полпред, народный комиссар и рабочий, интеллигент и Маршал Советского Союза - все в равной мере подвержены ударам вашего бича, все кружатся в дьявольской кровавой карусели. …

Бесконечен список ваших преступлений! Бесконечен свиток имен ваших жертв! Нет возможности все перечислить. Рано или поздно советский народ посадит вас на скамью подсудимых, как предателя социализма и революции, главного вредителя, подлинного врага народа, организатора голода и судебных подлогов».

Я только пожал плечами и произнес первое, что пришло в голову:

– Как пауки в банке. Друг друга сожрали. Одно совершенно правильно - эта власть не народа, а партийной кучки.

– А ты знаешь, - сказал Олег, - что в ООН наш политический строй приравнивается к фашизму?

– Примерно, так и есть. Правда, сейчас мы с тобой имеем возможность это обсуждать. И не только мы. В каждой кухне рассказывают политические анекдоты - и ничего.

– Ну да, шушукаются с кукишем в кармане.

– И все-таки, думаю, сейчас можно жить… и нужно жить. Просто брезгливо не лезть в политические дебри, честно работать и растить детей в любви. Самое главное - идти к истине. Хоть по маленькому шажку в день.

Как-то в аудитории ко мне на колени из конспекта выпал листок, исписанный почерком Олега. Вспомнилось, как он, потрясая им перед моим лицом, возмущался: «Да ведь красные поддерживают Лютера Кинга! Они его считают прогрессивным деятелем. А самую знаменитую его речь ты нигде не прочтешь полностью. А почему? Там о вере в Бога - вот почему! Вот эта речь. Я ее у отца на столе обнаружил и себе на память выписал».

Я расправил листок бумаги и внимательно прочел:

«На ступенях мемориала Линкольна в разгар борьбы за равноправие и справедливость, 28 августа 1963 года, Кинг произнес 250.000-ной аудитории свою знаменитую речь, в которой выразил веру в братство всех людей:

«У меня есть мечта, что в один прекрасный день нация поднимется и поймет... что все люди созданы равными... Я мечтаю о том дне, когда... явится слава Господня, и узрит всякая плоть спасение Божие... В этом наша надежда и наша вера. С этой верой мы сможем проложить себе дорогу с горы отчаяния на скалу надежды. Эта вера поможет нам работать вместе, молиться вместе, отстаивать свободу вместе, зная, что наступит день нашего освобождения. Но по дороге к праведному месту мы не должны совершать неправедные дела...»

Прочитав текст, я вернул листок в общую тетрадь и задумался. Мне всегда казалось, что в мечте есть что-то детское, наивное. Слово «мечтатель» считалось в моем окружении оскорбительным. Но именно мечта негритянского лидера провела через застенки, побои, покушения к главной цели жизни - освобождению негров от сегрегации. Значит, мечта способна создавать нечто великое!

А у меня есть ли мечта? Конечно есть! Может быть, не такая могучая, как у доктора Кинга, но есть. Может, я еще не способен её так четко и ясно сформулировать… Так надо попробовать. Я прислушался к голосу преподавателя, понял, что ничего нового не услышу, открыл тетрадь в середине и стал писать.