Искатели счастья

«У меня есть мечта!

Еще в детстве я возненавидел ложь. Чуть позже узнал, что зло существует повсюду, и даже внутри меня самого. Мое сердце сжимается, когда я вижу издевательства сильного над слабым. Не могу спокойно смотреть, как смерть сначала медленно убивает, а потом забирает в свою черную бездну и навечно хоронит самое прекрасное существо на земле - человека! Я ненавижу мрак и ненависть, трусость и лицемерие - и никогда не смогу полюбить это.

Да, у меня есть мечта!

Мне удалось узнать, что за любовь часто принимают страстное влечение или восторг перед физической красотой, но это не так. Я уверен, что любовь способна разглядеть и во внешнем уродстве красоту - душевную. Уверен, что любовь способна царить и править миром, как управляет она в семьях, где родители любят друг друга и своих детей, а дети любят родителей, братья - сестер, молодые - стариков.

Я мечтаю о таком обществе, где любовь будет самой главной созидающей силой. Где зло обречено и побеждено. Где люди, сбросив маски уродства, обратят друг к другу свои настоящие лица - прекрасные, добрые, искренние.

Я мечтаю о таком времени, когда не будет ночи и холода, а останется лишь весна и непрестанный свет. Когда запахи смертельного тления исчезнут, и всюду будут разливаться ароматы цветения и плодородия.

Я мечтаю о таком времени, когда ложь и неведение пропадет, а истина откроется всем. Верю, что истина прекрасна и несёт в себе только свет.

Я верю, что есть Бог. Не раз Он меня спасал от гибели и продолжал мою жизнь. Я Бога не видел, как видел Его Адам в раю. Но Адам согрешил и был изгнан из рая. Он жил больше 900 лет, а мы - всего-то 70-80. Значит, мы еще хуже Адама, еще более уродливы и слабы, еще более грешны и виноваты перед Богом. Вот почему Бог не является нам лично, а скрывает Свое лицо от человека. Мы не достойны видеть Бога! Но это не значит, что Бог забыл нас. Если присмотреться к нашей жизни, мы обязательно увидим, как Бог управляет человеком, как ведет его по жизни и помогает ему делать добро. Ведь мы по сути только и делаем всю жизнь, что выбираем между добром и злом, истиной и ложью, светом и тьмой.

Я мечтаю о встрече с Богом. Не знаю, как это произойдет и когда, но почему-то уверен, что это обязательно случится. Потому что Он меня ведет, а я иду к Нему. Точно знаю, что миг нашей встречи станет самым счастливым временем моей жизни.

Да, у меня есть мечта. И я всеми силами буду идти к ней навстречу».

Романтики, в яму!

…И грянуло лето! Солнечное тепло залило город. Усталость от изнурительной сессии вылетела из головы сразу после сдачи последнего экзамена. Нам некогда было почивать на лаврах: впереди трудовое лето. Наученные горьким опытом первого стройотряда, мы решили поехать куда-нибудь подальше от провинциальной областной серости. Куда?

– Сейчас все порядочные люди ездят на БАМ, - сказал Олег.
– Почему бы и нам не поехать в тайгу в район вечной мерзлоты. А? Ты - за романтикой, а мы - за деньгами.

– Да как туда попасть-то?
– спросил я со вздохом. - У нашего института туда путевок нет. Я узнавал.

– Как говорят наши переводчики американских фильмов: «Положись на меня, дружище! Я возьму эту проблему на себя».

– Попробуй…

– Уже попробовал. Смотри.
– Олег достал из внутреннего кармана пиджака две путевки с круглой фиолетовой печатью штаба ССО. - Едем?

– Ну ты и фокусник! Что за вопрос! Конечно!

– А ты знаешь, когда вылет?

– Когда?

– Завтра утром. Беги, собирайся.

И я побежал. Только не вещи паковать, а к зубному. Видимо на нервной почве, на последнем экзамене у меня разболелся зуб. Когда преподаватель с улыбкой ставил в зачетку «отлично» - как дёрнет! Ну, я и побежал к зубному. Он рассверлил зуб и поставил мышьяк. Велел прийти послезавтра. Я же явился раньше времени и попросил срочно запломбировать зуб. Когда стоматолог убрал мышьяк и сунул иглу в канал, я вскрикнул от боли.

– Нерв еще живой. Приходи завтра.

– Не могу, завтра утром улетаю на БАМ.

– Ну тогда терпи, бамовец.

Я извивался в кресле, как уж. Орал и покрывался потом. Мужик в белом, с улыбочкой доктора Менгеле вкручивал тонкий штопор в зубной канал и по частям выдирал оттуда живой розовый нерв. Наконец, экзекуция закончилась, и я, покачиваясь от боли и головокружения, вышел из клиники и побрел на остановку трамвая.

В комнате общежития меня ожидало застолье: соседи отмечали завершение сессии и разъезд по стройотрядам. Я присел к распахнутому окну подышать. Боль потихоньку отступала. Будто утекала куда-то вниз, сквозь пятки, в землю. К нам в комнату зашел и подсел ко мне на кровать библиотекарь дядя Коля. Он постоянно носил подмышкой уникальные книги, знал всех читателей поименно и любил захаживать «на огонек».

– Что, Юрик, на БАМ собрался? Вот тебе журнал на дорожку. Там удивительная повесть «Чукоча». Тебе понравится. Почитаешь. Вернешься. Посидим. Помолчим. Потом все расскажешь.

Я поблагодарил старика, сунул журнал в рюкзак, на меня навалилась тяжелая усталость, и я уснул. Проснулся на рассвете. Вспомнил, что сегодня улетать, подскочил на кровати и побежал в санузел. Там отдраил зубы, полюбовавшись новой сверкающей пломбой, побрился и - посвежевший - вернулся в комнату надевать рюкзак.

В восемь утра я уже сидел на площади Свободы в центре округлого газона на рюкзаке в обнимку с мрачным помятым Олегом и свежей улыбающейся Ирэн. Откуда-то из соседних домов долетала песня Аллы Пугачевой: «Лето, ах лето, лето красное, будь со мной» - кто-то, видимо, или рано проснулся или не ложился вовсе. Ирэн говорила, что согласно плану гастролей в июле в Нижний приедет какая-то очень продвинутая группа. Она обязательно перезнакомится со всеми солистами и обязательно познакомит нас с Олегом. Потом в неё просто обязательно влюбится какой-нибудь волосатый гитарист. «Ну, посмотрите на меня, мальчики, разве можно не влюбиться в такую красотку!» …И увезет её в дальние страны в большой белый особняк с пальмой и бассейном во дворе.

А в это время командир отряда Митрич нас пересчитывал и переспрашивал. По словам Ирэн мощной шевелюрой до плеч и белой бородой он походил на короля Людовика Четырнадцатого. А еще он попросил нас проверить, не забыл ли кто из бойцов захватить с собой по три кило картошки и лука. Разумеется, мы забыли. Пришлось подниматься и тащиться в овощной отдел гастронома. Пока мы набивали рюкзаки овощами, со стороны площади раздались гудки автобуса-экспресса до аэропорта: это звали нас с Олегом. Там уже все собрались и заняли места в автобусе. Ирэн попрощалась с нами и села в одну из машин такси. В путь!

В полете нас укачало, не только нас с Олегом, но и остальных троих коллег, усиленно прощавшихся с альма-матерью до самой осени. Командир Митрич сурово заявил, что с подъемом на борт лайнера он объявляет сухой закон. Я вздохнул с облегчением: наконец-то. А еще он порылся в сумке, достал оттуда нечто мятое цвета хаки и протянул нам:

– Нате вот, переоденьтесь, а то похожи не на бойцов союзного стройотряда, а, прошу прощения, на каких-то помятых провинциальных студентов.

Что есть то есть… Мы со вздохом развернули свертки цвета хаки. Это была парадная форма бойцов ССО. В кармашках лежали яркие шевроны. Нам их предстояло еще пришивать. Спешно, на руках, но аккуратно. Словом, началась трудовая жизнь.