Искры на воде (сборник)

Незаметно прошло лето. Золота намыли больше, чем в прошлый раз. Инструмент решили не таскать с собой, а спрятать здесь. На будущий год опять пригодится. Песок разделили поровну, а вот небольшие самородки каждый оставил себе те, которые сам нашёл. Окончив все дела, отправились мужики во главе с Лавреном в стойбище к Эликану.

Наступившая осень сбрызнула золотом на ветки берёз. Зажелтели, зашумели красавицы в осенних нарядах перед тем, как обнажиться и предстать перед зимними ветрами. Раскраснелись осины, испуганно дрожа листочками. Непуганые глухари, не обращая внимания на людей, тяжело падали на галечники и клевали камушки и золотые крупинки, которые изредка попадались им. Потом вдруг осознав, что они не одни на ручье, с громким хлопаньем крыльев поднимались и улетали, скрываясь в кустарниках. Выходили к ручью и лоси. Стояли, крутили головами, нюхали воздух, потом срывались и огромными прыжками поднимались на высокий берег, останавливались, оглядывали пространство и с достоинством медленно исчезали в чаще, потрескивая ветками. По ночам на сопках громко горланил дикий козёл, наводя ужас на округу.

Стойбище стояло на месте. Только людей возле чумов было мало. Путники подошли к костру, здороваясь с Эликаном и Хамышгаем, его младшим сыном, с которым он жил.

— Здравствуй, Эликан. Где люди? Спят в чумах? — пошутил Лаврен.

— Пошли искать оленей, за лето далеко ушли, уже неделю нету.

— Не пропадут?

— Нет, не пропадут, в тайге, кроме вас, никого чужих не было, не пропадут.

— Вот, я обещал. — Лаврен снял с плеча берданку и протянул старику.

Решил, что лучше сразу отдать и не испытывать карагаса. Так и дальше разговаривать проще. Наверняка старик не раз уже передумал многое, уж больно часто их обманывают.

— Вот ещё патроны, здесь десятка три, больше нету. В следующий раз привезём ещё.

Эликан бережно держал в руках ружьё.

— Улуской, найди мне Оробака, — попросил старик маленького внука.

Тот, смешно ковыляя кривыми ножками, побежал к реке. Запнулся, упал, но вскочил и побежал дальше. Все засмеялись. Вскоре они уже шли назад с Оробаком. Они двигались медленно и степенно, как два солидных старика, чем опять вызвали смех.

— Вот, Оробак, это тебе. — Старик протянул юноше берданку.

Оробак принял ружьё и прижал его к себе. О таком счастье он даже и не мечтал. Хороший лук, который у него есть, ему купили на последнем суглане за хорошую цену, а здесь — ружьё.

— Теперь ты главный добытчик в стойбище, — сказал старик. — Вот и патроны.

Пока разбирали вещи, пили чай, отдыхали, Оробак принёс мясо косули, но стрелять из ружья не стал, по привычке быстро выхватил стрелу, и только хлопнула тетива. Стрела насквозь пронзила животное.

— Почему из ружья не стрелял? — спросил Маркел. — Не сумел?

— Ружьё надо, когда длинная рука нужна, а здесь рядом было.

Эликан качнул головой, радуясь разумному ответу молодого охотника.

Длинная долблёнка с наращенными бортами была нагружена полностью, места хватило всем. На ней золотоискатели собирались плыть до Благодатской, а там уже на лошадях отправляться дальше.

Вечером у костра Эликан говорил Лаврену:

— Ты хороший русский, правильно торгуешь, слово твоё, как камень, приезжай ещё, привози ещё ружьё, я ещё покажу, где есть жёлтый камень, только плохих людей не приводи.

Старик растрогался до слёз, хотя ему, как старшему рода не положено показывать слабость. Даже Тому бек — и тот смягчился, а Оробак был просто счастлив, потому что был молод, ещё не встречался с обманом и подлостью.

Утром провожать хороших русских вышло всё стойбище. Вернулись те, кто ходил искать оленей.

— В лодке мало-мало тихо надо, лодка тяжёлая, опрокинуться может, — предупредил Эликан.

— У нас специалистов много. — Лаврен показал на Маркела и на Кирьяна Лисицина. — Они умеют управляться с лодкой и реку понимают, где и как пройти. Спасибо всем. В следующий раз ещё ружьё привезём, — пообещал Лаврен, но не сказал, что этот раз у него был последний, и если случится ехать ещё, то обойдутся без него.

Лодка отчалила от песчаного берега и беззвучно заскользила по прозрачной холодной глади. Галечное дно было как-на ладони, и казалось, что вот-вот, и лодка сядет на мель, но лодка плыла и плыла. Только всхлипывали тальники, плескаясь ветвями в струях, да шумела вода на мелких перекатах, нарушая тишину.

Путники останавливались ночевать на галечных косах, где было поменьше гнуса. Пока готовились к ночёвке, ставили балаган да таскали дрова, Евсей успевал пробежаться по лесу и подстрелить пару-другую рябчиков или глухарей. Лаврен молчал, и было видно, что для него эта поездка была очень тяжёлой. Всем хватило лиха, но Лаврен приболел уже в самом конце экспедиции, и сейчас, сидя в лодке, потерянным взглядом смотрел куда-то вдаль. Всем командовал Евсей, хотя никому ничего не надо было говорить, каждый знал своё дело.

После ночёвок на берегу Лаврену стало ещё хуже, в последние дни он уже лежал на носу лодки и тяжело вздыхал. Когда к вечеру прибыли в Благодатское, он сам слез с лодки и пошёл к дому Никодима Нестерова, присел на бревно у дома, служившее скамейкой, закашлялся.

— Да ты, брат, приболел, — засуетился Никодим. — Пойдём, пойдём, сейчас баньку сообразим, прогреем тебя, травок попить дадим, глядишь, и отпустит хворь.

— Эй, Чирей, быстро баньку приготовь! — крикнул он своему работнику, высокому медлительному парню.

Путники выгрузили всю поклажу на берег, оттащили подальше от воды и перевернули лодку. Вскоре все сидели у дома Никодима. Сил уже не осталось ни у кого, но была радость от хорошо сделанной работы. Каждый из них втайне вынашивал планы, куда и на что потратит свою долю. И осталось совсем немного до дома, каждый мечтал выспаться в первую очередь. Молодым хотелось завести семью, но при этом привести невесту не в родительский дом, а в свой.

Чем ближе был дом, тем больше одолевали тайные мысли Маркела Дронова. Никак не выходила из головы Настасья Малышева, уж больно резанула она своим насмешливым взглядом. Так и стояла перед глазами насмешка этой глазастой озорницы. Маркел представил себе, как он купит себе новые сапоги да шаровары, да косоворотку с поясом — вот тогда и посмотрим, что она скажет.

Все пятеро молодых парней сидели на бревне и молчали. Хорошее это дело — помечтать, когда вся жизнь ещё впереди.

Никодим повёл Лаврена в баню сам, захватил с собой пару берёзовых веников и пихтовый и ещё пучок каких-то трав. Прогревал Никодим больного осторожно, понемногу поливая настоем из травы каменку. По бане разносились приятные ароматы, после которых становилось легче дышать. Долго колдовал Никодим, и Лаврен почувствовал себя немного лучше.

После бани Никодим поставил перед больным кружку с заваренной травой и сказал:

— Хоть и горькая, а выпей. Не враз, потихоньку, помаленьку, тогда и встанешь завтра. Скажи своим, пусть идут мыться, а то зарастут паршой.

— Евсей, — позвал Лаврен тихим голосом, — скажи мужикам, пусть идут мыться в баню, а ты погоди, потом пойдёшь. Мне с тобой переговорить надо.

Когда все ушли, Лаврен сказал:

— Не главное — золото добыть, главное — довезти его. Балует народ здесь. Ты приглядывай за работником Никодима, недобрый взгляд у него, пусть народ моется, а ты присмотри за вещами. Потом сходишь.