Искры на воде (сборник)

Старатели прибыли на место без происшествий. Инструмент, оставленный в прошлом году, лежал нетронутый, только слегка поржавевший. Даже жилище сохранилось целым, только его немного подновили да лапника свежего нарубили. Вечер посидели у костра, вспоминая прошлый сезон, посмеиваясь друг над другом, настраиваясь на долгую тяжёлую работу. Только Родион, словно воробышек, крутил головой, стараясь разглядеть незнакомое место, где придётся жить не один день. Пока все ремонтировали шалаш, он натаскал дров, развёл костёр, сбегал за водой и поставил котелок на огонь.

— Братка, — обратился он к Евсею, — это, что ли, золото?

Родион протянул брату жёлтый камушек с неровными краями,

словно пожёванный кем-то.

— Ну-ка. — Евсей посмотрел на самородок величиной с пулю от берданки, повертел в руках, попробовал на вес и сказал:

— Слышишь, Маркел, с первого раза и сразу добрый самородок, фартовый у меня брат.

Маркел рассмотрел золото и заулыбался:

— Малой ещё, а гляди-ка. Будет в этот раз удача нам, истинный крест, будет. Вот что, Родька, кому повезёт в этом деле с первого раза, богатым будет, если ржа не сожрёт.

— Это верно, главное, чтобы не свихнулся от радости, — поддакнул Кирьян Лисицин. — Со мной так было поначалу, готов был на всё, вовремя подзатыльника получил. — Он искоса посмотрел на Маркела.

Тот весело захохотал:

— Недоволен, что ли?

— В самый раз. — Кирьян тоже рассмеялся, вспоминая срамную историю, как стал прятать от товарищей золото, вовремя заметил напарник и врезал по затылку своей огромной лапищей.

— Сделаем вид, что ничего не было, но чтобы больше не повторялось, — сказал Маркел и продолжил работу.

Кирьян промаялся остаток дня, а вечером покаялся перед друзьями, повинился. Такую тяжесть сбросил с плеч. Друзья посмеялись, а потом замолчали, видно, и у них были грешки, да только не все смогли признаться.

— Оставь его себе на память, — сказал Маркел Родиону. — Мы крупные самородки у себя храним, а песок в общий котёл, для расчёта. Если удача улыбнулась и самородок в руки пришёл, так тому и быть, тебя он выбрал. А что с ним делать, потом определишься, главное, не молись на него, не стоит он того, али не прав я, а, Евсей?

— Прав, Маркел, прав. Друг в беде руку подаст, а золото — просто тяжесть в таком деле, ещё и придавит.

— Но надо намыть нынче его много — расходы большие предвидятся, — сделал вывод Маркел.

— Небось без этого и Настасья не глянет в твою сторону, — тихонько, но, чтобы все услышали, буркнул Еремей Трухин.

— И кто там такой пронырливый? — спросил Маркел.

Все весело рассмеялись. Даже Родька заулыбался, совсем не понимая причины этого смеха, но поддаваясь хорошему настроению компании.

Через неделю пришёл Эликан с Оробаком. Как они подошли, никто не заметил, увидели только дым от костра немного в стороне от табора. Старик с молодым охотником пили чай и курили трубки. Евсей подошёл и поздоровался:

— Давно пришли? — спросил он.

— Давно, однако, чай уже готов, — сказал старый охотник, глядя в сторону солнца, опускающегося к макушкам сосен. — Пей, чай хороший.

— Пожалуй, и выпью, чего ж не выпить с хорошим человеком.

Евсей держал кружку двумя руками, согревая пальцы, за день в холодной воде настывали руки до ломоты.

— Завтра дождь будет, завтра отдыхать будем, мясо варить, чай пить, а на другой день пойдём, буду показывать, что тебе обещал.

— Мяса надо сходить поискать, у нас только крупа да лепёшки остались.

— Есть мясо, Оробак — добрый охотник, без мяса не бываем.

Оробак улыбнулся и вытащил из травы косулю, ещё не ободранную.

Взял нож, быстро снял шкуру, разделал мясо и понёс в табор.

Старатели тоже потянулись поближе к костру.

— Здоровым бывай, Эликан, удача ходит с тобой или прячется где? — У Маркела были особенные отношения со стариком.

— Мало-мало ходит.

— А как не пойдёт?

— Аркан есть.

— Вы мясо из стойбища несли?

— Зачем? Оробак рядом стрелял, зверь много ходит туда-сюда.

— И чего это он шляется здесь?

— Маркелку посмотреть приходит. Думает, чего это там Маркелка в реке копает?

— Это зверь тебе сам сказал? — поддакивал Маркел, поддерживая иронию старика.

— И говорить не надо, так понятно.

Настроение поднялось от встречи со старыми знакомыми, да и отдохнуть не мешало бы, а теперь и причина появилась.

Вскоре уже варилось мясо, запах раздражал, все вдруг почувствовали непреодолимый приступ голода, от которого мутилось в голове. Пока варево готовилось, люди уже пригрелись у костра: напала дремота, с которой бороться оказалось ещё тяжелее.

— Всё, готово! — сказал Родька, главный кашевар на таборе.

— Ещё немного, и тебя съели бы, — сказал Маркел.

По такому случаю Евсей достал немного самогона.

— Ну, это же другое дело! — обрадовался Фома Никитин.

Спиртное тёплой волной покатилось, как говорил Лаврен, по жилочкам, мясо оказалось нежным и сочным, вместо чая пили бульон.

«Если Эликан прав, то завтра пусть все отдохнут, пока дождь, ещё наработаются люди», — так думал Евсей. Ему сложно было управлять людьми. Он привык подчиняться, следовать чужой воле. Но никто не противился его командам, все понимали, что кто-то должен за всё отвечать, а работу свою каждый знал, тут указывать не надо.

Дождь начался далеко за полночь. Сначала редкие капли шлёпали по листьям, постепенно усиливаясь, вскоре уже не капли, а ровные тихие струи зашелестели вокруг. Не утихая, дождь вполз в утро. Проявился притихший, промокший лес, опустивший ветки, кусты, словно провинившиеся дети, склонились и стояли не шевелясь. И, кроме шелеста дождя, больше не слышно было никаких звуков.

Когда Евсей вылез из шалаша, у костра уже сидел Эликан, будто никуда и не уходил.

— Долго дождь будет?

— К вечеру закончится, — сказал старик.

— Значит, отдыхать будем.

Эликан промолчал.

Целый день прошёл в разговорах. Шутили друг над другом, спорили о работе, вспоминали деревню. Редко выпадали такие дни. Бывало, что и в дождь работали, не замечая сырости — всё равно целый день в воде. Главное в таком деле — не заболеть. Вечером у костра просушивали одежду, отогревались и — спать. Такая работа изматывала силы настолько, что иногда и в дни отдыха усталость не уходила, тогда кто-то шёл на охоту и приносил дикого мяса. Только после мяса становилось легче.