Искушение

Баринов, сам того не желая, подал мне хорошую идею.

— Семён Платонович, коль скоро Господь распорядился так, пусть всё останется на своих местах. — Я приняла решение, и отступление назад рассматривалось как дезертирство.

Агент тайной канцелярии подозрительно и недоверчиво посмотрел на меня, но разгадать мою задумку не сумел.

«Не прощу Гвоздкову того, что сделал». — Огонь полыхал в моей груди.

— Что-то вы занервничали, не надо, — подметил наблюдательный агент. — Простите, тема для вас болезненная, понимаю, но вы ведь писали прошение, нам нужно разобраться, — оправдывался Баринов, поглядывая на меня из-под бровей.

— Пожалуйста, разбирайтесь без оглядки на меня. Эта рана вряд ли когда-нибудь заживёт. Разве что после приговора. Надеюсь, тогда моё состояние улучшится.

— У меня к вам еще один вопрос, если позволите.

— Что с вами поделаешь? Если надо, спрашивайте. — Агент тайной канцелярии своей въедливостью немало утомил меня.

— Преступник подал прошение, в котором изложил свою просьбу — настаивает на свидании с вами. Говорит, что хочет покаяться.

— Покаяние принимает священник, — резко ответила я.

— Значит, нет? Так и передать?

«Это шанс». — Рискованная мысль настаивала на немедленном исполнении — внутренний голос подсказывал, что предприму, останавливаться не имела права. Кто, если не я, отомстит убийце? Ведь не зря бабушка мне наказ дала. Искушение наступало на горло раненой чести и требовало от меня действий. Но как решиться? Великодушие брало верх над мщением.

— Итак, ваше окончательное решение? — Баринов испытывал меня.

— О свидании со мной пусть и не мечтает, — отрезала я. — А вот записочку ему напишу и передам. Если не затруднит, могу и через вас.

— Вы еще спрашиваете? Пострадавшей стороне отказа нет ни в чём. Всё, что прикажете. Сегодня же и передам, или мне заехать в следующий раз?

— Вы не торопитесь? — Я понимала, что Баринов непременно прочитает послание, мне нужно было сформулировать текст письма так, чтобы комар носа не подточил.

— Я в вашем распоряжении.

— Рада слышать. — Эта игра меня начала забавлять. — Агаша угостит вас чаем с вареньем, тем временем подготовлю записку.

— Не извольте беспокоиться, обожду, пишите.

— Благодарю. — Я быстрым шагом направилась в свою комнату, по дороге дала распоряжение, чтобы принесли гостю чай. Взяла лист, перо, чернила и написала:

«Господин Гвоздков!

Мне передал вашу просьбу тайный агент канцелярии государя императора. Не нахожу нужным встречаться с вами. Я не помощник в ваших делах. Попросите, чтобы к вам пригласили священника. Так будет правильнее. Одно скажу. В перстне, который вы украли в нашем доме, не яд, а порошок, в народе его называют эликсиром жизни. Для моего отца он служил оберегом. Если захотите убедиться, разведите щепотку порошка в стакане воды и получите желаемый результат. Это всё, что я могу для вас сделать».

Я вложила письмо в конверт, закрыла сургучной печатью и вместо адреса отправителя написала: «Без подписи».

— Вот, возьмите, пожалуйста, — отдала конверт агенту. — Сделайте одолжение, передайте из рук в руки. Не хочется, чтобы чужие люди читали.

— Обещаю, никто не увидит, и я в том числе. — Баринов посмотрел на меня, проверяя реакцию. — Гвоздков прочитает, и письмо тут же уничтожит.

— Благодарю. — По его поведению и взглядам мне показалось, что Семён Платонович прочитал мои мысли.

«Назад дороги нет». — Я твёрдо решила действовать, но с умом.

— Честь имею.

— Лёгкой дороги вам.

— Прекрасное пожелание. Благодарю.

Баринов уехал, я вышла на крыльцо и ужаснулась.

Серые, с чёрными густыми прожилками, тяжёлые тучи нависли надо мною. Они уверенно настаивали на своём превосходстве, угрожая всем опасностью. Дуэтом им подпевало холодное мутное светило, нагло вписываясь в рисунок. Острые концы его жгучих лучей, словно копья, вонзались в облака, расталкивая их и стремительно выдвигаясь на передний план.

Предвестники бури. И на небесах шла своя жизнь. Холодное светило любыми путями стремилось затмить голубизну небес. У меня жгло в глазах, текли слёзы, а белое ледяное солнце и не собиралось уйти за тучи, бесцеремонно, беззастенчиво и цинично прорываясь на передний план. Невольно провела параллель с людьми. Сильный норовит оскорбить чувства слабого. Отобрать у него то, что дорого и принадлежит по факту рождения. Справедливости нет нигде, даже на небесах. Совсем как у нас. Выходит, небеса являются отражением жизни на земле.

Чему быть — того не миновать

В тот же день агент тайной канцелярии приехал в тюрьму. Дежурный по этажу сопроводил его к камере, где содержался Гвоздков. Массивная железная дверь со скрипом открылась. Подследственный увидел Баринова и подскочил с нар.

— Моё прошение… отклонено, не удовлетворили?

— Кто вам сказал? У княжны Ларской доброе сердце. — Баринов был изрядно утомлён и не настроен беседовать с подследственным. — Встреча не состоится, — сухо проронил он.

— Почему?!

— Княжна так решила. Вы можете её заставить? Я — нет. И желания не имею этим заниматься. По сути — она права. — Гвоздков опустился на нары, обречённость исказила его лицо страдальческой миной.

— Вот, возьмите. — Агент протянул преступнику конверт. — Она написала вам письмо. Соблаговолите уничтожить после того, как ознакомитесь, — сказал Баринов и тут же ушёл.

Гвоздков, прочитав письмо, словно рассудок потерял.

— В этом порошке моё спасение. Оберег — это то, что мне нужно. Ай да княжна! — Эйфория затмила разум. Не разобравшись толком, он высыпал весь порошок из углубления перстня в ладонь, опрокинул в рот и чуть-чуть пригубил воды. Таким образом, концентрация превысила допустимую норму в разы. Передозировка грозила последствиями. Порошок в маленькой порции не мог навредить, а вот перебор грозил смертельным исходом. Так и случилось. Подследственный не успел сообразить, что сделал, сильный спазм скрутил плотным жгутом дыхательные пути, и он задохнулся. На вечернем обходе дежурный нашёл его окоченевшее тело, рядом с ним перстень и моё письмо. Дежурный тут же отправил отчёт агенту тайной канцелярии.

— Что, что такое?! У преступника случился паралич дыхательных путей, с чего бы это?! Доктор, осматривая Гвоздкова при поступлении в тюрьму, сказал, что подследственный совершенно здоров. Отравился? Тогда кто и как передал ему яд?! — Агент терялся в догадках. — Проанализируем вчерашний день. Посетителей у него не было, я спрашивал. Передачи во вторник не принимают. А… вот оно что. — Мысль украдкой проскользнула и резанула по самолюбию. — Обдурила она меня. Эта княжна не из робкого десятка, как я погляжу, смело она обхитрила меня. — Баринов ошибался. Не взвесив всех обстоятельств, нашёл самый лёгкий и быстрый аргумент. — Теперь никто не докажет её причастность. Сама не изволила приехать, в письме подала тайный знак преступнику. Должен признать, наказала она его отлично и изощрённо. Так ему и следует. Но дело ещё не закрыто. Мой просчёт — упустил момент, надо было вскрыть письмо, прежде чем отдавать Гвоздкову. Что уж теперь? После драки кулаками не машут. Как это я, сыскарь с таким стажем, проморгал?! Усталость всему виной. А ведь не понравилась мне то, как она, выкручиваясь, отказалась от свидания. Наверняка знала, что, если приедет в тюрьму, вскроется её замысел, и точно обвинят в его смерти. А так… ничего не докажешь. И как ловко она обошла меня. Моё упущение. В любом случае обязан довести дело до конца, расследование продолжу, иначе государь будет недоволен мной. Как же это я так ошибся в ней? Вот вам и княжна.