Искусница

Открыв поутру глаза, Евтихий не сразу соображал, где находится. Он даже ходить стал неловко, как будто ноги у него были скованы цепями.

— Это пройдет, — уверяла его Геврон. — Только не жалей ты себя так ужасно… Лучше на Фихана посмотри. Вот кому по-настоящему скверно.

Эльф, едва не погибший от руки Гезира, в конце концов назвал свое имя тем людям, которых мог считать своими друзьями. Фихан. Евтихий, впрочем, сомневался в том, что имя настоящее. Здесь все было ненастоящим. И чем дольше Евтихий жил под стенами крепости, на склоне холма, среди грязных луж, — тем больше в этом уверялся.

Когда раны Фихана начали заживать, Евтихий предложил ему уйти.

— Геврон считает, что твои дела здесь совсем плохи, — сказал Евтихий эльфу. — И Моревиль так говорит.

— А ты ему веришь, Моревилю? — тихо спросил Фихан.

Евтихий кивнул:

— Он же в этом мире очень давно. Он разбирается в том, что здесь происходит.

— Об этом ты тоже только с его слов знаешь, — напомнил Фихан.

Евтихий вдруг задумался. А вдруг Фихан прав? «Моревиль говорит». Да мало ли, что он говорит! Что они вообще знают о Моревиле? До сих пор Моревиль не сказал ничего обнадеживающего. Все плохо, а будет еще хуже, вот к чему сводились все его рассуждения. Но ведь так невозможно жить. Лучше сразу сунуть голову в петлю и покончить со всеми мучениями.

— Моревиль не хочет зла, — сказал наконец Евтихий. — И ведь это он спас тебя, не забывай. Он с самого начала знал, что твоя жуткая внешность — иллюзия.

— Моя нынешняя внешность — тоже иллюзия, — отозвался Фихан. — Как и твоя или ее. — Он кивнул на Геврон. — Все не так, как видится, и это сводит меня с ума.

— Моревиль говорит, что отсюда невозможно уйти. Что тоннель заканчивается тупиком, — напомнила Геврон.

— «Моревиль говорит». И ничего больше, — сказал Фихан.

Евтихий пожал плечами.

— Мы в любом случае попробуем выбраться. Я хочу убедиться своими глазами.

Они ушли из лагеря осаждающих втроем — Евтихий, Фихан и Геврон. Выступили в путь рано утром. В эти часы всегда было немного светлее, чем в течение дня. Иногда даже казалось, что солнце вот-вот пробьется из-за толстых дождевых облаков. И хоть такого никогда не случалось, все же именно по утрам к людям возвращалась крохотная толика надежды.

Евтихий прихватил с собой плотный плащ из пропитанной жиром шерсти. Геврон позаботилась о припасах. А Фихан просто встал и пошел, как только Евтихий подал ему знак — пора.

Они не оглядывались на крепость. Им хотелось, чтобы темная громадина на холме навсегда осталась позади, чтобы никогда больше не возникали перед ними мрачные каменные стены с черными потеками смолы.

Лес обступал дорогу. Деревья как будто теснили путников, пытались сдавить их. Вскоре стемнело, дождь поливал путешественников все сильнее. Евтихий выломал палку и попробовал сделать факел, однако огонь не горел в душном и влажном воздухе.

С каждым шагом идти было все тяжелее. Евтихий не знал, как чувствуют себя его товарищи, но сам он не ощущал ничего, кроме глухого отчаяния. Несколько раз он готов был остановиться и признать правоту Моревиля. Здесь не оставалось никакой возможности жить. Здесь заканчивается мир. Не в огне, не в водах потопа. Ничего грандиозного. Даже войны нет. Просто медленное удушье.

Но когда Евтихий оборачивался, он видел Геврон. Девушка отказывалась сдаваться. Упрямо наклонив голову, она шагала по узкой тропинке. Бледная — ох, какая она была бледная!

Неожиданно Евтихий подумал о том, что Геврон, должно быть, на самом деле не так уж и молода. Это в начале их знакомства она предстала перед Евтихием юной, почти девочкой. А ведь ей, пожалуй, лет тридцать.

Словно угадав желание Евтихия получше всмотреться в лицо спутницы, темнота назло сгустилась еще больше.

Вот тебе! Нечего таращить глаза. Здесь не на что смотреть. Топай себе по тропинке, если уж так охота, но на этом — все.

Евтихий послушно опустил отяжелевшие веки. Нет так нет. Геврон догнала его и оперлась на его руку. Она вся была покрыта испариной и с трудом переводила дыхание.

— Долго еще, как ты считаешь? — проговорила девушка.

— Понятия не имею, — признался Евтихий.

— Но у тебя же есть какие-то предчувствия? — настаивала она.

— Нет у меня никаких предчувствий, Геврон… Признаться честно, мне только одно кажется: что мы действительно застряли здесь навеки.

— Давай свернем с тропы, — предложила она.

Его удивило, с каким азартом она это произнесла.

— По-твоему, мы в состоянии ломиться через эту чащобу?

— Почему бы и нет?

— Потому что мы завязнем в кустах, провалимся в яму. Потому что бывают на самом деле непроходимые чащи. Ты посмотри, как растут деревья.

Деревья и впрямь сомкнули стволы и переплелись ветвями, как будто они услышали разговор людей и тотчас приняли меры к тому, чтобы разрушить их план.

Фихан все это время молчал. Он шел последним, и собеседники даже не оборачивались к нему, как будто вовсе забыли о его существовании.

Они продолжили путь по тропе и упорно продвигались вперед, пока не стемнело окончательно.

— По крайней мере, теперь хоть дождь на голову не льет, — пробормотал Евтихий. — Вы, друзья, как хотите, а я больше идти не могу. На сегодня я вымотался.

Они не стали спорить или что-то обсуждать. Повалились на землю, не заботясь о том, что одежда испачкается. Евтихий снял плащ, и все трое забились под промасленную ткань. Сыро было по-прежнему, но они, по крайней мере, согрелись.

Темнело быстро. Во мраке хорошо было слышно, как неутомимый дождь шелестит над лесом. Капли тихо постукивали по листьям, стекали по коре, тревожили тонкие ветки. Далеко в высоте, под самыми облаками, раскачивались вершины деревьев.

Вселенная съежилась до крошечного пятачка земли, накрытого плащом. Евтихий во сне обхватил Геврон руками и прижал к себе. Она положила голову ему на грудь. С другой стороны к девушке прильнул Фихан. И так втроем они заснули.

Пробуждение оказалось для Евтихия более чем неприятным. Плащ переполз к Фихану. Оставшись без укрытия, Евтихий продрог и вымок. Утренний свет сочился сквозь переплетенные над головой ветви. Дождь, кажется, на время прекратился.

Евтихий встал, пытаясь размяться и хоть немного согреться. Он вытер влажное лицо рукавом, потянулся, подставил лицо тусклому солнечному лучу, пробившемуся сквозь сырую листву до самой земли.

Геврон теперь обнимала Фихана. Эльф вздохнул, повернулся на спину, запрокинул к свету лицо…