Искусница
Шрифт:
И Евтихий застыл на месте. Перед ним снова была та омерзительная образина, которую он встретил десять дней назад. Тот же хоботок вместо губ, те же вертикальные прорези ноздрей и морщинистые веки, прикрывающие плоские круглые глаза. И оно, это существо, лапало Геврон! Мало того, что оно дышало, оно еще и осмеливалось вести себя так свободно, с таким дерзким нахальством!
Евтихий вытащил из ножен кинжал.
— Геврон, — позвал он девушку. — Проснись. Геврон!
Она очнулась от глубокого сна, словно вышла из обморока. Увидев встревоженное
Меч у Геврон был плохонький, но у Евтихия не водилось и такого. А отдать оружие мужчине девушка отказывалась. Утверждала, будто захватила клинок в честном бою. У Евтихия не было оснований подвергать сомнению эти слова. Сам он еще ни в одном сражении здешнего мира не побывал.
— Смотри, — Евтихий показал пальцем на спящего Фихана.
Геврон побелела и вскочила так, словно ее подбросили. Острие меча уперлось в горло эльфа.
— Кто ты? — не скрывая злости, спросила девушка.
Он открыл глаза. Простодушное недоумение проступило в его лице, когда он увидел, как встречают его товарищи по путешествию.
— Фихан, — сказал он.
Евтихий сел на корточки, всматриваясь в черты своего спутника. Сомнений не было, та тварь вернулась. Евтихий поднял голову, глянул на Геврон.
— Я, кажется, знаю, в чем дело, — сказал солдат.
Девушка и не думала убирать меч от горла эльфа.
— А я понятия не имею. Кто он, по-твоему, такой?
— Это Фихан.
— Тебе не приходило в голову, — медленно произнесла Геврон, — что истинный облик Фихана — вот этот? Может быть, именно сейчас развеялись последние иллюзии.
— А может быть, иллюзии, напротив, сгустились, — возразил Евтихий. — Я сейчас ни за что не поручусь. Хотя есть одно предположение…
— Говори.
Она наконец убрала меч в ножны и отвернулась от твари.
— Он не опасен, — сказал Евтихий. — Ты сама это признаешь. Он просто выглядит…
Он запнулся, подбирая слово.
— Отвратительно. Мерзко, — сказала Геврон.
— Да, — кивнул Евтихий. — Но это ничего не значит. На самом деле он остался тем, кем мы его знаем.
— По-моему, там, наверху, ты слишком много времени проводил с благородными людьми, — сказала Геврон. — И напрочь утратил то, что мы, простые людишки, называем здравым смыслом. Кто ввел тебя в заблуждение, Евтихий? Твой господин, которому ты подавал портки, когда тот просыпался и лениво зевал в роскошной кроватке?
Евтихий только моргал, глядя на покрасневшую, разъяренную девушку. Она не шутила. Она на самом деле находилась в состоянии крайнего раздражения.
— Ты дурак, Евтихий, если утверждаешь, будто мы здесь кого-то «знаем»! Никого мы здесь не знаем. Любой, о ком ты думаешь, будто изучил его вдоль и поперек, может преподнести тебе сюрприз. Как ты можешь поручиться за то, что выглядело иллюзией и постоянно меняло облик? Для чего это вообще устроено — а?
— Что именно? — уточнил Евтихий.
Геврон
смотрела на него с нескрываемым презрением.— Для чего существуют все эти иллюзии, перемены внешности, обман зрения? Есть же в них какой-то смысл!
— Ты веришь в то, что у любого явления имеется некий глубинный смысл? — переспросил Евтихий.
— Почему бы и нет?
— Потому что смысла может и не быть…
— Я верю, — медленно и твердо произнесла Геврон, — что это существо, кем бы оно ни было и как бы оно себя ни называло, — отвратительно и гадко. И нам не напрасно показывают это его обличье.
— А я думаю, что природа эльфов наименее совместима со здешним миром, — парировал Евтихий. — Я считаю… Да что там, теперь я просто уверен в том, что мы наблюдаем взаимное отторжение… Все, что я знаю об эльфах… — Он вздохнул. Как сейчас выяснилось, он на удивление мало знал об эльфах.
— Они преисполнены жизни, — сказал наконец Евтихий. — А здешний мир, напротив, преисполнен смерти. Медленного и тоскливого умирания. Здесь хуже, чем у троллей.
Перед его мысленным взором возник образ тролля-надсмотрщика из карьера, где работали пленники. Серокожая кривоногая тварь с тупым взглядом. Когда он орал, из его рта летела слюна. От него вечно воняло. Да там от всех воняло.
С первого дня плена Евтихий замкнулся в себе. Он видел, как другие рабы в карьере общались между собой, налаживали какой-то быт — насколько такое вообще было возможно в подобных условиях, даже плели интриги… И не то чтобы они не принимали к себе Евтихия. Он просто не в состоянии был с ними общаться. Он как будто оброс коростой.
Видение было коротким, но чрезвычайно ярким и болезненным. Там, в мире троллей, умирание было еще более очевидным, чем здесь.
Если бы кто-то сказал сейчас Евтихию, что троллям мир по их сторону Серой Границы видится куда более живым, нежели эльфийский, он бы рассмеялся этому недоумку в лицо.
Геврон недоверчиво хмыкнула.
— Возможно, ты и прав… И что ты предлагаешь?
— Я предлагаю считать его Фиханом и относиться к нему соответственно. Мне почему-то кажется, что он вернулся к отвратительному образу после того, как у него зажили последние царапины. Он стал слишком гармоничным для здешних условий, и месть не заставила себя ждать.
— То есть, — медленно проговорила Геврон, — если снова пустить ему кровь…
Она остановилась, не веря тому, что сама только что сказала.
Евтихий закончил за нее:
— Именно. Если сейчас ударить его ножом, он снова превратится в человека.
— Проверим? — предлолшла Геврон.
Фихан с тревогой переводил взгляд с одного лица на другое. Оружия у него не было, но если бы и было — против этих двоих он в любом случае оставался бы бессилен.
— Тебе непременно нужно все проверять? — отозвался Евтихий. — Ведь все очевидно!
— Мне не очевидно, — возразила она.
Евтихий пожал плечами.