Испанский любовный обман

На третий день без него во мне поселилось странное беспокойство. Я скучала по Аарону. Я упустила возможность того, что росло между нами, и это начало перевешивать все остальное. Казалось не таким уж важным, что инцидент с Джеральдом не заставил никого относиться ко мне по-другому. Я не могла найти в себе сил, чтобы почувствовать облегчение. Какое это имело значение, когда в моей груди была дыра?

Я скучала по лицу Аарона, по океанской синеве в его глазах, по его упрямо нахмуренным бровям, по тому, как морщились его губы, когда он погружался в свои мысли, по широкой линии его плеч, по тому, как он легко стоял, высокий и большой, как жизнь, куда бы он ни шел, и по его улыбке — той улыбке, которая была только для меня. Так сильно, что я разбила лагерь в своем кабинете, оставил дверь открытой и ждала, когда он в какой-то момент дня пройдет по коридору. Или услышать его голос, пусть даже на расстоянии. Этого было бы достаточно, чтобы утолить ту потребность, которая горела во мне. Но ничего этого не произошло.

На четвертый день я наконец сдалась и постучала в дверь его кабинета, оставшись без ответа. И когда я спросила Рози, видела ли она его вообще, она обняла меня и сказала, что нет. Как и Гектор, и те немногие другие люди, у которых я каким-то образом нашла повод спросить.

Именно поэтому я расхаживала из одного угла коридора в противоположный, ожидая, когда меня вызовут в кабинет Шарон. Точно так же, как я делала дома прошлой ночью. Или в то утро в моем кабинете. Потому что он исчез. И я ненавидела, не зная почему, не видя его, не имея его рядом, не… имея повода позвонить и спросить его, потому что я оттолкнула его, и последнее, что он, вероятно, хотел сделать, это поговорить со мной.

— Лина, дорогая, — позвала Шарон, когда ее голова выглянула из своего кабинета, возвращая меня в настоящее. — Пожалуйста, входи и присаживайся.

Следуя за ней внутрь, я позволила себе упасть в одно из кресел. Я наблюдала, как блондинка села и склонилась над своим столом с загадочной улыбкой.

— Извини за ожидание. Ты же знаешь, как некоторые люди думают, что у отдела кадров есть ответы на все вопросы, — она горько усмехнулась. — Даже для таких вещей, как решение городского совета Нью-Йорка восстановить часть дороги прямо за их окном.

В любой другой день я бы тоже рассмеялась. Возможно, пошутила бы о том, как только самые приспособленные могли выжить в городе, который никогда не спал и всегда закрывал какую-нибудь дорогу, чтобы вы все время бодрствовали. Но у меня просто не хватило на это сил.

— Я уверена, что это компенсирует несколько неловких разговоров.

Глаза Шэрон изучали мое лицо, что-то похожее на понимание появилось в ее чертах. Что именно она нашла или поняла, я понятия не имела.

— Хорошо, давай перейдем к делу.

Хорошо. Мне это понравилось. Точно так же, как мне всегда нравилась и Шэрон.

— Я вызвала тебя сюда в свете некоторых серьезных выдвинутых обвинений, которые непосредственно касаются тебя.

Что-то опустилось у меня в животе, и я почувствовала, что бледнею.

— О… хорошо, — я прочистила горло. — Что ты хочешь знать?

Женщина глубоко вдохнула через нос, как будто готовилась к чему-то.

— Лина, — сказала она тоном, который я слышала от своей собственной матери — успокаивающим, но также и предостерегающим, — мы оба знаем, что Джеральд знает нужных людей, и, честно говоря, я никогда не пойму, как кому-то настолько ужасному удается завести так много хороших «знакомых», — ее пальцы процитировали последнее слово. — Но поскольку до сих пор он оставался неприкасаемым, это не значит, что его нельзя сбить с ног. Однако для этого мы должны что-то сделать. Мы должны хотя бы попытаться.

Я почувствовала, что киваю, все еще пытаясь осмыслить то, что говорила мне Шэрон. Она признавалась, что была на моей стороне. И не только это, но и то, что она не останется молчаливым наблюдателем.

— Если это то, что ты хочешь сделать, мы можем вместе поработать над официальной жалобой сотрудника. Я могу тебе помочь. Тебе нужно будет подписать его и отправить нам, а после этого я постараюсь провести тщательное расследование. Я знаю, что многие жалобы игнорируются, но больше, чем несколько человек, прикрывающих твою спину, будут иметь значение.

Больше, чем несколько человек?

— Что… — я замолчала, качая головой. — Какие люди? Я не понимаю.

Она постучала ногтями по столу, наклонив голову.

— После ссоры в коворкинге несколько человек подошли к моему столу, чтобы сообщить мне о том, что произошло. Половина из них хотели подать жалобу сами, но, как я им и сказала, это должна быть ты.

— Я… я просто… — мой взгляд упал на мои руки, лежащие на коленях. Я почувствовала, как мое сердце наполняется благодарностью. С чем-то еще тоже. Осознание. — Значит, они на моей стороне? Они говорили от моего имени, а не от имени Джеральда?

— Так и есть, Лина, — Шарон улыбнулась. — И они это сделали. Я знаю, что такие люди, как Джеральд, часто остаются безнаказанными, так иногда устроен мир. Но это не значит, что мы должны прекратить попытки изменить это, не так ли? Это не значит, что мы прекратим ссориться.

Ее слова напомнили мне о тех, что кто-то сказал мне, умолял поверить, всего несколько дней назад. Слова, которые я предпочла проигнорировать.

— Ты можешь подумать о том, что я тебе только что сказала. Хорошо? Потрать время, чтобы решить, что ты хочешь сделать.

— Да, я хочу это сделать.

Было так много о чем подумать. Так много нужно переварить. Для кого-то другого это могло быть не более чем бюрократическим процессом, о котором я должна была подумать раньше, но для меня? Узнав, что мои коллеги — те, кто был свидетелем всего этого, — активно встали на мою сторону, это кое-что значило. Хотя это не изменило того, что я сделала. Как я выбросила все, что у меня могло быть с Аароном. Как я отказала ему в том единственном, о чем он меня просил. Мое полное доверие. Моя вера в нас. И из-за чего? Он дал бы мне так много, а я просто сдалась без боя.

— И, пожалуйста, — сказала Шэрон, — не могла бы ты сказать Аарону, чтобы он зашел, как только вернется. Кажется, я не могу с ним связаться.

Как только он вернется?

— О, эм, я не… Я просто… — мои слова вырывались из меня, смешиваясь с вопросами, крутящимися в моей голове.

— Все хорошо, Лина. Он очень ясно дал понять о ваших отношениях. Пришел сюда первым делом на этой неделе, чтобы спросить, есть ли какая-либо политика компании или пункт контракта, который, возможно, все усложнит.

Сердцебиение, которое выровнялось, сопровождая меня в эти дни без него, вернулось к жизни, выглядывая наружу. Он пришел в отдел кадров, чтобы убедиться, что все фронты прикрыты. Чтобы успокоить меня. Потому что он знал, что мне понадобится именно это. Потому что он хотел, чтобы я чувствовала себя в безопасности.

Слезы, которых раньше не было, хлынули мне в глаза.

— Эй, все в порядке, Лина. Их нет. У вас, ребята, нет причин для беспокойства. Никаких камней на пути.

Нет. Единственным, кто принимал эти возможные препятствия на нашем пути и превращал их в препятствия, которые мы не могли преодолеть, была я.