Испорченная кровь

удаляться из комнаты, чтобы не разбить тарелку о его

голову. Он напевает в душе. Внизу я слышу его

повсюду, в основном «АС/ДС» и « Journey» ( Прим.

ред.: американская рок-группа

, образованная в 1973 году бывшими

участниками «Santana

»). Айзек носит не соответствующие носки.

Прищуривает глаза, когда читает, а потом

утверждает, что у него нет проблем со зрением.

Опускает крышку унитаза. Странно смотрит на меня.

На самом деле странно. Иногда я ловлю его на этом,

и он даже не пытается отвернуться. От этого моё

лицо и шея покалывает, и они горят. Айзек едва

издаёт шум, когда движется. Мужчина всё время

подкрадывается ко мне. Когда вы похищены, быть

очень тихим, когда входишь в комнату — плохая

идея. В результате он получил бесчисленные удары

локтём в рёбра и шлепки.

— Тебя раздражает что-то из того, что я делаю? —

однажды спрашиваю у него. Мы оба в

раздражительном настроении. Айзек пытается

увильнуть, я преследую его. Мы сталкиваемся друг с

другом, когда я выхожу из кухни, а он из маленькой

гостиной. Мы замираем в пространстве между двумя

комнатами.

— Ненавижу, когда ты в отключке.

— Я не делала этого уже долгое время, —

оправдываюсь я. — Четыре дня, по крайней мере.

Дай мне что-то более существенное.

Он смотрит в потолок.

— Ненавижу, когда ты наблюдаешь за тем, как я ем.

— Хах! — вскидываю руки в воздухе, что совершенно

мне несвойственно. Айзек фыркает.

— Во время еды у тебя слишком много правил, —

говорю ему. В моём голосе веселье. Даже я могу его

слышать. Айзек прищуривается, будто что-то

беспокоит его, но он, кажется, отметает это.

— Когда я встретил тебя, ты не слушала музыку со

словами, — произносит доктор, скрестив руки на

груди.

— Какое это имеет отношение?

— Почему бы нам не обсудить за перекусом? — он

указывает на кухню. Я киваю, но не двигаюсь. Айзек

делает шаг вперёд и оказывается невероятно близко.

Я делаю два шага назад, позволяя ему пройти в

кухню. Он выкладывает крекеры на тарелку с

небольшим количеством вяленой говядины и

сушёных бананов, и ставит её между нами. Он делает

шоу из поедания крекера, прикрывая рот рукой в

притворном смущении.

— Ты живёшь по правилам. Мои просто более

социально целесообразны, чем твои, — говорит

Айзек.

Я усмехаюсь.

— Очень сильно стараюсь не смотреть, как ты ешь,

— отвечаю ему.

— Я знаю. Спасибо за усилия.

Беру кусочек банана.

— Открой рот, — говорю я. Айзек делает это без

вопроса. Бросаю банан в рот. Тот попадает в нос, но я

поднимаю руки в триумфе.

— Чего празднуешь? — он смеётся. — Ты

промахнулась.

— Нет. Я целилась в нос.

— Мой ход.

Я киваю и открываю рот, наклоняя голову вперёд, а

не назад, чтобы сделать всё для него тяжелее.

Банан приземляется прямо мне на язык. Я мрачно

жую.

— Ты хирург. Твоя точность безупречна.

Он пожимает плечами.

— Я могу победить тебя, — говорю ему, — в чём-то.

Знаю, что могу.

— Никогда и не говорил, что ты не можешь.

— Ты подразумеваешь глазами, — хнычу я. Кусаю

внутреннюю сторону щеки, пока пытаюсь что-нибудь

придумать. — Жди здесь.

Несусь вверх по лестнице. У подножия кровати в

карусельной комнате есть металлический сундук.

Ранее я нашла там игры, пару паззлов, даже

несколько книг по анатомии человека и как выжить в

дикой природе. Разбираюсь с его содержимым и

вытаскиваю два паззла. В каждом из них по тысяче

частей. На одном изображены два оленя на скале. На

другом «Где же Уолдо в зоопарке» (Прим. пер.:

Уолдо — герой серии книг « Где же Уолдо?»). Я несу

их вниз и бросаю на стол.

— Гонка паззлов, — заявляю я. Айзек выглядит

немного удивлённым.

— Серьёзно? — спрашивает он. — Ты хочешь

сыграть в игру?

— Серьёзно. И это паззл, а не игра.

Айзек откидывается назад и вытягивает руки над

головой, пока раздумывает над этим.

— Мы делаем перерыв в одно и то же время для

туалета, — говорит он твёрдо. — И я беру оленей.

Я протягиваю ему руку, и он её пожимает.

Десять минут спустя мы сидим напротив друг

друга за столом.

Он настолько большой в

окружности, что там достаточно места для нас обоих,

чтобы расположиться с нашими паззлами на тысячу

штук. Айзек ставит между нами две кружки кофе,

прежде чем начать.

— Нам нужны правила, — объявляет он. Я

скольжу рукой по кружке и просовываю палец в

ручку.

— Какие, например?

— Не используй со мной этот тон.

Когда я улыбаюсь , моё лицо ощущается

натянутым. Улыбка не такая, как мой маниакальный

смех в первый день, когда мы проснулись здесь, и,

вероятно, впервые, когда мо ё

лицо вытягивается

вверх.

— Самые ленивые мышцы в твоём теле, —

заявляет Айзек, когда видит её. Он скользит в своё

кресло. — Не думаю, что когда-либо видел твою

улыбку. Вообще.

Я ощущаю себя неловко, чувствуя её на своём

лице, поэтому прячу улыбку, отпивая кофе.

— Не правда. — Но я знаю, что это так.

— Хорошо, правила, — говорит он. — Мы