Истоки контркультуры

Гинзберг тоже внес свой вклад в это эксцентричное направление. В 1966 году он пишет поэму «Как сделать марш/спектакль», слишком затянутую и чересчур слабую, чтобы ее цитировать [156] . Однако поэма написана под влиянием либо резюмирует характер демонстраций, которые со времен великого раскола устраивает молодежь. Основная мысль Гинзберга в том, что демонстрации должны отказаться от привычной торжественности и боевитости и стать празднично-танцевальными парадами с песнями, где встречным, включая полицейских и разномастных «ангелов ада», будут раздавать воздушные шары и цветы, леденцы и поцелуи, хлеб и вино. Должна царить атмосфера веселья и любви с целью так или иначе привлечь к участию равнодушных зрителей или хотя бы развеять их худшие подозрения и враждебное отношение.

156

Поэма появилась в «Освобождении», январь 1966. С. 42–43. – Примеч. авт.

Идея, конечно, экстравагантная, но разве нет в ней частицы лукавой мудрости? Сколько демонстраций прошло за несколько лет – гневные, язвительные, со страстным морализированием, осложненным нездоровым битием в грудь и яростными разоблачениями! Они не привлекли к протесту ни единого человека, кроме уже обращенных. Какова же цель такой деятельности? На какой концепции человеческой психологии она основана? Когда колеблющиеся слышат резкие лозунги и видят толпу людей с угрюмыми лицами, в них срабатывает хорошо усвоенная защита: они морщатся, кричат что-то в ответ и, в отсутствие ощутимой угрозы, остаются и дальше в своей оппозиции. Многих ли удалось привлечь путем пламенных речей или моральных угроз? А ведь склонить их на свою сторону – единственная альтернатива диссидентского меньшинства актам фракционного насилия.

В отличие от них, Гинзберг обращается к принципу дзена – застать противника врасплох, не оставив ему мишени для ответного удара. Направленность веселого парада, конечно, антивоенная (это в любом случае максимум того, что может показать любая мирная демонстрация), но о ней заявлено без самодовольного негодования или ожесточенных бурных споров. Напротив, цель здесь – создать притягательное настроение миролюбия, великодушия и нежности, способных растопить жесткость оппонентов и увлечь их за собой, несмотря на все рассудочные доводы. А самое важное в предложенной Гинзбергом «военной хитрости» – это чтобы участники демонстраций имели представление о том, что такое невинность и счастье… которые и должны быть принципами хорошей политики.

В несколько лучшей, чем у Гинзберга, поэме Джулиану Беку, директору «Живого театра», удалось передать дух такой демонстрации:

Сейчас 1968-йЯ магический реалистЯ вижу обожателей ЧеЯ вижу чернокожихКоторых заставили принятьНасилиеЯ вижу как пацифистыОтчаиваютсяИ принимают насилиеЯ вижу – все все всеКоррумпированыВибрациямиВибрациями насилия цивилизацииКоторые расшатываютНаш единственный мирМы хотимОглушить ихСвятостьюМы хотимЧтобы они левитировалиОт радостиМы хотимОткрыть ихСосудами любвиМы хотимОблечь несчастныхЛьном и светомМы хотимПоложить музыку и истинуВ наше нижнее бельеМы хотимЗаставить землю и ее города сиятьОт созиданияМы хотим сделать этоНепреодолимымДаже для расистовМы хотим трансформироватьДемонический характер наших противниковВ плодотворную славу. [157]

157

Джулиан Бек. Рай сейчас. Интернэшнл таймс (Лондон). Июль 12–25. 1968. Чета Беков, Джулиан и Джудит, за годы изгнания, проведенные в Эфиопии (из Нью-Йорка их в 1964 году выжила внутренняя налоговая служба), стали основными импресарио революционного театра. «Рай сейчас» – это название и одного из обрядовых спектаклей с участием публики, ставящего целью сделать так, чтобы зрители «ощутили себя в набожной общине», а закончить «призывом к революции без насилия прямо сейчас» (я цитирую программку к постановке). Должно быть, чем больше терапии и племенных ритуалов на таких постановках, тем меньше драматического искусства можно ожидать. – Примеч. авт.

За последние годы демонстрации новых левых становятся все традиционнее и воинственнее, но идея «большей нежности» понемногу распространяется в молодежной среде. Нью-йоркские хиппи вторглись на фондовую биржу, чтобы порвать и разбросать долларовые банкноты, как конфетти; сан-францисские хиппи устроили «стрип-ин» [158] в парке Золотые ворота – и в обоих случаях было очевидно, что происходящее им в удовольствие. Неужели это такие уж неподходящие способы вступать в спор с экономическими и сексуальными комплексами нашего общества? Неужели раздавать листовки – более эффективная форма борьбы? Такой стиль протеста легко принимает форму театра: Нью-Йоркский театр Хлеба и Марионетки или Мимическая труппа Р.Дж. Дэвиса в Сан-Франциско объездили страну, давая представления прямо на улицах и в общественных парках и критикуя войну во Вьетнаме и расовую несправедливость. В Англии протесты проходили тоже в форме уличного театра. В 1968 году группа анархистов, взявших себе название «Театр политической карикатуры и образцовых лозунгов», устроила в качестве одной из своих многочисленных демонстраций «взятие» монумента на Флит-стрит группой актеров, одетых как солдаты американской армии. Актеры заявили на монумент права от имени американского правительства и расселись вокруг, комически вербуя всех, кто оказался рядом и поддерживал войну во Вьетнаме, в американскую армию. Закончился спектакль доставкой огромной повестки о призыве на имя премьер-министра Уилсона на Даунинг-стрит, 10.

158

Т.е. прилюдно разделись.

Революционные фестивали, революционные карнавалы, революционные игровые площадки, актеры вместо ораторов, цветы вместо памфлетов, радость вместо брани – это не замена нелегкой работе по организации коммун (которые стали лучшей и самой характерной формой политики новых левых), но, полагаю, серьезный переворот в искусстве демонстраций. Радикалы старой закалки хмурятся при виде таких штучек: конечно, политика – не повод для радости, это крестовый поход, а не карнавал, испытание, а не удовольствие. Не сомневаюсь, что многие революционные фестивали перейдут в бездумные шалости, как воинственность «серьезных» демонстраций уже вылилась в кулачные потасовки… и тогда никто никого ни в чем не убедит. Но прежде чем мы постановим, что стратегия «отсутствия политики» неэффективна со своими окольными путями, со склонением на свою сторону мягкостью, с подсознательным убеждением, давайте честно признаемся в одном. Если насилие и социальную несправедливость можно было бы устранить с помощью сложных интеллектуальных исследований и идеологического анализа, бесстрастных разглагольствований и хладнокровных уличных митингов, с помощью крупных союзов, лобби, хитроумных коалиций, «плоских эфемерных памфлетов и скучных собраний», баррикад, бомб и пуль, тогда мы давно жили бы в новом Иерусалиме. Вместо этого мы живем в термоядерной технократии. Учитывая беспросветно мрачную (пусть и героическую) историю традиционного радикализма в Америке, непонятно, почему диссидентская молодежь должна поверить, что предыдущим поколениям есть чему научить в практической политике?

Глава V Мнимая бесконечность: опыт употребления и злоупотребления психоделиков

Тусклый свет – пурпурная вспышкаСверканье хрусталя – бледно-голубой —Зеленые молнии. —В этом вечном исступленном страдании —Пожары гнева —Внутреннее запустение —Ужас великой тьмыВеликие дела – в океанеМнимой бесконечности…С. Кольридж. Из «Записных книжек за 1796»

В богемном течении культуры нашей недовольной молодежи все дороги ведут в психоделию [159] . Увлечение галлюциногенами стало общим знаменателем разнообразных форм контркультуры в послевоенный период. Правильно истолкованный (что встречается редко) опыт применения психоделиков играет значительную роль в радикальном отходе молодежи от устоев родительского общества. При этом именно лихорадочный поиск фармакологической панацеи отвлекает молодежь от основных ценностей восстания и грозит уничтожить их многообещающую эмоциональность.

159

В этой главе словом «психоделики» я буду обозначать весь спектр психотропных веществ, как профессионально приготовленных, так и состряпанных на кухне, которые употребляют, чтобы вызвать галлюцинаторное состояние. Возможно, знатоки сочтут столь огульное применение термина неквалифицированным, предпочитая более дотошную классификацию галлюциногенов, как в «Молекулярной революции» Тимоти Лири (Политики экстаза. Нью-Йорк. Патнэм. 1968). С. 332–361. Но я все же решился выбрать менее специфическую терминологию на том основании, что основная идея этой главы равно справедлива для всех психотропных препаратов. – Примеч. авт.

Если мы согласимся с тем, что контркультура в основном является исследованием политики сознания, тогда употребление психоделиков – это один, но только один из возможных способов поставить такое исследование. Психоделики становятся ограниченным химическим средством для большой психической задачи – переработки личности, на которую в конечном счете опираются социальная идеология и культура в целом.

С таким эмоциональным настроем на пороге нового столетия Уильям Джеймс [160] и Хевлок Эллис [161] провели исследования галлюциногенных веществ. Предварительный план первых экспериментаторов – Джеймс использовал закись азота, а Эллис только что открытый пейотль (Джеймс с пейотлем познал лишь мучительные рези в животе) – исходил энтузиазмом в отношении потенциальных культурных возможностей, связанных с изучением опыта применения галлюциногенов. Эллис, сообщая в 1898 году Смитсоновскому институту о своем открытии «сатурналии для определенных чувств», отмечал:

160

Американский философ и психолог, основатель прагматизма (1842–1910).

161

Английский врач (1859–1939), стоявший у истоков сексологии как научной дисциплины.

«Если когда-нибудь употребление мескалина войдет в привычку, любимым поэтом принимающего мескалин будет, безусловно, Вордсворт. Так и хочется сказать, что многие из его самых памятных стихов и афоризмов могут полноценно оценить лишь те, кто испытал действие мескалина. В связи с этим можно утверждать, что искусственный мескалиновый рай, пусть и не такой соблазнительный, надежнее и благороднее своих собратьев» [162] .

Еще настойчивее Джеймс провозглашает философскую важность неинтеллектуальных сил, которые он открыл не только непосредственно в своих экспериментах с наркотиками, но и научным методом, с помощью своего революционного анализа «Разнообразие религиозного переживания». Энтузиазм Джеймса особенно примечателен: как основатель прагматизма и психологии поведения, он многим обязан стандартным формам умственной деятельности, свойственным научному мировоззрению. Однако Джеймс убежден, что:

162

Процитировано в «Наркотиках и психике» Роберта С. Дероппа (Лондон. Голланц. 1958). С. 55–56. – Примеч. авт.

«…наше нормальное дневное сознание, рациональное сознание, как мы его называем, является лишь одной разновидностью сознания, тогда как вокруг, отделенные от него тончайшим экраном, находятся потенциальные формы сознания совершенно иного плана… никакая картина вселенной в ее абсолютности не может быть окончательной, ведь это означает пренебречь другими формами сознания… Они запрещают до срока закрывать наши счеты с реальностью» [163] .

163

Уильям Джеймс, «Разнообразие религиозного переживания» (Нью-Йорк. Современная библиотека. 1935). С. 378–379. – Примеч. авт.