История Европы. Том 1. Древняя Европа

После II Пунической войны Рим стал крупнейшей политической силой в Средиземноморье. Но победа была достигнута ценой предельного напряжения сил. В конце войны даже в Лации бывали волнения из-за непомерных военных тягот. Многие районы Италии сильно пострадали.

Важнейшей областью экспансии римлян в Европе стали теперь Балканы. Главным противником здесь была Македония, но главным объектом римской политики и римских интересов — Греция, чей, так сказать, исторический авторитет определялся как ее политическими традициями, так и ее несравненным духовным, культурным богатством.

Римляне воспользовались сложной политической обстановкой и опять создали антимакедонскую коалицию (Пергам, Родос, Ахейский и Этолийский союзы). Коалиция располагала флотом. В 200 г. Филиппу V вновь была объявлена война (II Македонская). Римские войска высадились в Иллирии, и в 197 г. в битве при Киноскефалах (в Фессалии) Филипп V был разбит. Он терял все владения за пределами страны и выдавал военный флот. Но главный итог борьбы был политический: в 196 г. на Истмийских играх победитель Филиппа V Тит Квинкций Фламинин объявил о «свободе» греческих городов. Эффект этой демонстрации был очень сильным. Фламинин снискал большую популярность в Греции, особенно в аристократических кругах, которые пользовались его поддержкой. В греческие дела пытался вмешаться сирийский царь Антиох III, но его расчеты на недовольство греков римским контролем в сложившейся обстановке не оправдались, и он потерпел поражение от римлян в 190 г., в результате которого вынужден был отказаться от владений в Европе и в Малой Азии.

Решающим этапом римских войн на Балканах явилась III Македонская война (171-167 гг.) с царем Персеем, который объявил себя защитником должников и изгнанников и стал искать поддержки у демократических элементов в Греции. Его агитация находила отклик, но после нескольких лет войны и он был разбит, а Македония потеряла самостоятельность. В 149 г. здесь разразилось восстание Лже-Филиппа (Андриска), после подавления которого Македония была превращена в римскую провинцию (148 г.). Еще через два года римской провинцией Ахайей стала и Греция. Как повод для приведшего к этому вмешательства римлян было использовано обострение классовой борьбы в Греции и конфликты между городами. Ахейский союз при поддержке коринфского демоса объявил Риму войну. В ахейское войско были включены 12 тыс. рабов, родившихся в Греции. После поражения ахейцев Коринф — крупнейший город Греции — был разрушен, а «свободные» города были подчинены контролю римского наместника. Лишь Спарта и Афины считались теперь самостоятельными союзными городами.

В один год с Коринфом был разрушен и Карфаген. III Пуническая война (149-146 гг.), предпринятая римлянами по окончании 50-летнего срока выплаты Карфагеном контрибуции, по существу, представляла собой уничтожение слабейшего противника. Это малопочетное дело взял на себя один из образованнейших римлян своего времени — Публий Корнелий Сципион Эмилиан, приемный внук победителя во II Пунической войне.

Незатухающим очагом войны надолго осталась Испания, где еще не было покорено население северо-западной части страны и где постоянно восставали другие племена, особенно лузитаны, жившие в основном на территории нынешней Португалии. Очень долгим и упорным было восстание под предводительством Вириата (154-139 гг.). Затем центром сопротивления стал город Нуманция, осада которого продолжалась до 133 г. В 137 г. консул Манцин даже сдался было осажденным, которые сами окружили и осадили осаждавших. Договор о капитуляции был подготовлен его квестором Тиберием Гракхом, будущим знаменитым трибуном, но сенатом утвержден не был. После Манцина Нуманцию осаждал Сципион Эмилиан, который взял ее в 133 г. Через лагерь Сципиона под Нуманцией прошли или выдвинулись там многие деятели следующего периода римской истории, в числе которых и Гай Гракх, и Марий, и будущие предводители восставших италиков, и даже будущий коварный противник Рима нумидиец Югурта.

2. ЭКОНОМИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ

Римское общество развивалось отнюдь не как самоизолированное, и войны были важным элементом его экономики (как и для большинства архаических обществ). Недаром, пока римляне вели войны в Италии, кампании имели ежегодный и даже сезонный (что отразилось в существовании соответствующих календарных праздников, в частности «очищения оружия» осенью) характер. Как уже говорилось, труд воина, подобно труду земледельца, рассматривался как достойный гражданина, обеспечивающий его свободу и благосостояние общины.

Земли, отобранные у побежденных, поступали в распоряжение гражданской общины, которая могла наделять ими римских граждан (выводя колонии или отдельными наделами), продавать или предоставлять заимщикам за небольшую арендную плату. Немалая часть этих земель оседала в руках у богатых, и бедные граждане ожидали от войн новых земель для распределения (как это видно на примере борьбы вокруг «галльских земель» перед II Пунической войной). На заморские или заальпийские территории гражданские колонии долгое время не выводились, но многие солдаты оседали в провинциях, где они служили.

Что касается военной добычи, то экономическая роль ее была очень велика уже потому, что она (как вообще война) была фактором, который противостоял натуральному хозяйству, внося в него элемент, так сказать, сторонний и активизируя роль движимого (в самом прямом смысле слова) имущества, свободу его перехода из рук в руки.

Ожидание добычи определяло отношение римского общества к войне. Знать, по замечанию современного исследователя, мыслила в категориях скорее грабежа и захвата, чем производства, и военный успех считался наиболее достойным источником нового богатства. Рядовые участники войны видели в ней средство улучшить свое материальное положение или поправить его. Ливий, рассказывая о римских победах, всегда считает нужным указать размер добычи.

Чтобы представить себе, насколько разработанной была система организованного грабежа захваченных городов, лучше всего обратиться к рассказу Полибия о взятии Нового Карфагена Сципионом Африканским. «Когда Публий увидел, что в город вошло уже достаточно войска, он согласно обычаю римлян послал большинство солдат против жителей города и отдал приказание убивать без пощады всякого встречного и воздерживаться от грабежа, пока не будет дан к тому сигнал». После же сдачи карфагенского командующего «по данному знаку смертоубийство прекратилось и солдаты занялись грабежом» — Сципион дал им приказ «очистить дома, снести награбленное на площадь», где высшие командиры и делили добычу. Организованность этого предприятия поражает Полибия: «…если половина только войска отправляется на грабеж, а другая половина остается в боевом порядке для прикрытия грабящих, то у римлян никогда не случается, чтобы дело страдало из-за жадности к добыче. Так как никто не опасается, что потеряет добычу из-за другого, и все получают поровну, и остающиеся в запасе, и участвующие в грабеже, то каждый остается спокойно на своем посту; у прочих народов нарушение этого правила бывает источником величайших бед». Деньги, принадлежавшие казне Нового Карфагена, не пошли в раздел, а были переданы в армейское казначейство.

В данном случае Сципион, исходя из военно-политических соображений, воздержался от обращения в рабство и распродажи «пленных», т.е. захваченных жителей города. (Рабами, но не частными, а римского государства, стали из них лишь неполноправные, которые были использованы для военных нужд, но и им было обещано освобождение после войны, если они «докажут свою любовь к римлянам и усердие».) Тем самым Сципион на этот раз отказался от обычной в таких случаях важной части добычи. Иногда даже считают, что главной целью римских войн была охота за рабами, которые затем поступали в хозяйства римских богачей. Думается, все было сложнее — не все захваченные рабы попадали в Италию и не все оказывались занятыми в производстве. Но так или иначе войны, обогащавшие рабские рынки, облегчали состоятельным римлянам приобретение рабов, как и земли.

В рассказах римских авторов о II Пунической войне рабовладение предстает перед нами как давний институт и массовое явление. В сохранившихся фрагментах Законов XII таблиц мы уже сталкиваемся с достаточно характерными чертами будущей римской системы рабства и отпущенничества. Видимо, хотя роль римских завоеваний в развитии этой системы была велика, тем не менее корни ее уходят в глубокую древность.

В основе экономико-социальных представлений самих римлян лежала идея самодостаточности индивидуального хозяйства как материальной гарантии свободы и соответственно представление о возделывании своей земли как о труде, достойном свободного человека (члена гражданской общины, с которой было связано обладание этой своей землей). Этот труд осуществлялся в рамках индивидуальной ячейки гражданской общины-фамилии. Это слово часто переводится как «семья», но фамилия включала в себя и рабов, и рабочий скот, и самое землю. Главой фамилии — домовладыкой — был отец, а младшие ее члены — сыновья, внуки и т.д. — пожизненно находились в его власти и в полном распоряжении как работники. Сын лишь после смерти отца становился самостоятельным собственником, тогда-то оказывалось, что и раньше он всю жизнь работал «на себя». Раб, приобретенный «отцом фамилии», включался в нее, становясь самым бесправным ее членом, поскольку он был вне гражданской общины. Поэтому именно разделение людей на свободных и рабов считалось у римлян основным. Автор I в. до н.э. Варрон писал: «Все земельные участки возделываются людьми: либо рабами, либо свободными, либо теми и другими».

Таким образом, возделывание земли с помощью рабов не выходило за рамки традиционной фамильной организации, и рабовладельческие отношения вызревали в недрах крестьянско-патриархального хозяйства, где «моя» земля возделывалась «моими» же людьми. О рабовладельческом в отличие от крестьянского хозяйстве можно говорить, когда рабская часть фамилии приобретает самостоятельное значение, а отношения рабства становятся основой не только выполнения, но и организации труда. Для самих римлян, однако, эти два уклада различались просто как хозяйство бедняка и хозяйство богача. Для последнего «фамильный» идеал самодостаточности (разумеется, модифицированный) сохранял свою притягательность и выражал собой консервативные начала в римской экономике, способствуя сохранению элементов натурального, тяготевшего к самоизоляции хозяйства.