История инквизиции

Общие ауто-да-фе были реже; это зрелище приберегалось для особых случаев, как например, восшествие на престол короля, его венчание, рождение инфанта или иных торжественных дней; одним словом, инквизиция не находила лучшего способа праздновать католических королей, как устраивать в честь них ауто-да-фе.

Все заключенные, томящиеся в тюрьмах в течение долгих лет, извлекались оттуда живыми или мертвыми, чтобы участвовать в этой церемонии.

За месяц до назначенного для общего ауто-да-фе дня, члены инквизиции, предшествуемые своим знаменосцем на лошадях, отправлялись из дворца Сант-Оффицио на городскую площадь, чтобы объявить там гражданам, что ровно через месяц, в такой-то день, состоится общее ауто-да-фе всех приговоренных инквизицией лиц; затем эта процессия объезжала весь город под звуки труб и литавр. С этой минуты начинались приготовления к церемонии, которую всегда обставляли торжественно и пышно; по этому случаю на площади воздвигались трибуны в пятьдесят футов длины и высотой доходящие до королевского балкона, если город был резиденцией короля. С краю площади строился амфитеатр в двадцать пять, тридцать рядов, предназначенный для верховного совета и для других советов Испании. Над этими рядами возвышалось, под балдахином, кресло великого инквизитора, находящееся значительно выше королевского балкона. Налево от театра и балкона возвышался другой амфитеатр, где помещались осужденные. Посередине большой трибуны находилась эстрада, на которой стояли две деревянные клетки, в которые сажали приговоренных во время чтения приговора. Напротив этих клеток находились две кафедры, одна для оглашателя приговора, другая для проповедника. Наконец, перед местами, предназначенными для членов совета, воздвигался алтарь.

Король, королевская семья, а также все придворные дамы занимали балкон. Остальные балконы были отведены для послов и грандов, все же другие места предоставлялись народу.

Ровно через месяц после объявления ауто-да-фе, церемония начиналась появлением процессии, состоящей из угольщиков, доминиканцев и „друзей инквизиции“, которая из церкви направлялась на площадь; затем, утвердив перед алтарем зеленый крест, обмотанный черным крепом, и положив на алтарь знамя инквизиции, она снова удалялась. Одни лишь доминиканцы оставались на площади и проводили ночь в пении псалмов и в богослужении.

В семь часов утра король, королева и весь двор появлялись на балконе.

В восемь часов процессия выходила из дворца инквизиции и направлялась к площади в следующем порядке:

1) Сто угольщиков, вооруженных пиками и мушкетами. Они имели право участвовать в процессии, т. к. поставляли дрова для сожжения еретиков.

2) Доминиканцы, перед которыми несли белый крест.

3) Знамя инквизиции, которое нес герцог Медина-Сели, согласно своему высокому положению.

Знамя это было из красного штофа с вышитым на нем с одной стороны, гербом Испании, а с другой стороны мечом, окруженным лавровым венком.

4) Испанские гранды и „друзья инквизиции“.

5) Все жертвы, без различия пола, расставленные в соответствии со степенью присужденного им наказания.

Присужденные к легким наказаниям шли первыми с непокрытой головой и босыми ногами, одетые в холщовые „san benito“, с большим желтым андреевским крестом на груди и другим таким же на спине. После этой группы шли приговоренные к плетям, к пытке и к тюремному заключению. За ними двигались те, которые признавшись во всем после суда, избежали пытки огнем и были приговорены лишь к задушению; на них был надет „san benito“, с нарисованными на нем изображениями дьявола и пламени; на голове у них был надет бумажный колпак вышиною в три фута, именуемый „coroza“ и разрисованный также как и „san benito“.

Последними шли „закоренелые преступники“, рецидивисты и все те, которые должны были быть сожжены живыми. Одеты они были так же, как и остальные, с тою только разницей, что пламя на их „san benito“ было изображено низом вверх. Среди этих несчастных было много таких, которые шли с заткнутым ртом. Каждый приговоренный к смерти шел под конвоем двух „друзей“ и двух монахов. Каждый осужденный, к какому разряду он бы ни принадлежал, нес в руках восковую свечу.

За живыми жертвами несли изображения приговоренных к сожжению, но умерших до ауто-да-фе; их кости тоже неслись в особых ящиках. Шествие замыкалось огромной кавалькадой, состоящей из членов верховного совета, инквизиторов и духовенства. Великий инквизитор ехал самым последним в лиловом облачении; его сопровождали телохранители.

Как только процессия появлялась на площади и все размещались по своим местам, священник начинал служить обедню до момента чтения евангелия. Тогда с своего кресла поднимался великий инквизитор и, облачившись в мантию и митру, подходил к балкону, где находился король, чтобы выслушать от короля клятвенное обещание, согласно которому католический король обязуется охранять католическую веру, искоренять ересь и всеми силами своей власти поддерживать распоряжения инквизиции. Его католическое величество, стоя с непокрытой головой, произносил клятву. Все остальные присутствующие приносили ту же клятву. Затем кто-нибудь из доминиканцев подымался на кафедру и произносил проповедь, восхваляя инквизицию и клеймя еретиков. По окончании проповеди чтец Сант-Оффицио читал приговор; каждый осужденный выслушивал свой приговор стоя на коленях в клетке, после чего возвращался на свое место.

По окончании чтения великий инквизитор сходил со своего места и объявлял помилование примиренным с церковью, тогда как приговоренные к смерти передавались в руки палачей, сажались на ослов и отправлялись к месту казни. Там были сложены костры по числу жертв. Сперва сжигали изображения и кости умерших; после статуй к столбам, водруженным посреди костра, привязывали поочередно всех осужденных и зажигали огонь. Единственная оказываемая этим несчастным милость заключалась в том, что их спрашивали, намерены ли они умереть добрыми христианами; в таком случае палач сперва душил их, после чего зажигали огонь.

Примиренных, но осужденных к пожизненному заключению, к пытке или плетям возвращали обратно в тюрьму Сант-Оффицио, откуда они выходили лишь для несения присужденного им наказания.

Таковы были формальности и церемонии, сопровождавшие эти варварские казни, которые осмеливались называть „делами веры“, на которых король и двор присутствовали, как на торжестве. Испания обязана им потерей половины своего населения и позором хладнокровного к ним отношения в продолжение нескольких веков».

Я не добавляю ничего к этим скорее смягченным, чем сгущенным подробностям. Я только замечу, что инквизиция буквально придерживалась евангельского закона, не проливая крови и даже не позволяя ее проливать королевским палачам.

Действительно, заметьте, что пытки, применяемые ею к осужденным, сводились к следующим трем: Дыбе, Воде, Огню.

Три ужасные пытки, быть может более страшные, нежели «Испанские сапоги» [26] или какие-либо другие, но которые не вызывали потери крови.

26

Пытка, при которой ноги сжимались в железных тисках-сапогах. — Прим. перев.

При исполнении смертных приговоров соблюдалось то же самое.

Обреченных вешали, душили или жгли.

Никогда не применялось железо, никогда меч не перерезывал вен, не разрубал артерий.

Что же до духа евангелия, то и он был соблюдаем, согласно единогласным и постоянным утверждениям непогрешимой церкви в лице епископов, советов и пап.

Юрисдикция церкви простиралась лишь на души, а если она и мучила тело, то лишь для того, чтобы смягчить сердца и упрочить свою власть над духом. Согласно наставлениям Иисуса, она не отказывала в прощении покаянному грешнику и еретику.

До последней минуты у эшафота при свете пламени, лизавшего уже тело жертвы, она все еще увещевала грешника, заклинала покаяться, спасти свою душу. Даже в этот последний момент она готова была простить его, стараясь спасти его грешную душу от вечного проклятия — единственной настоящей смерти.

Разве Иисус не сказал, что он не хочет смерти грешника?

Церковь ее тоже не хотела, — в том мистическом смысле, как она это понимала, — и она всегда прикладывала все старания, чтобы жертвы ее не пребывали в ереси, в тех ужасных заблуждениях, которые неминуемо привели бы их к аду.