История инквизиции

Наибольшее количество доносов имеет место во время говения перед праздником пасхи, потому что духовники вменяют в обязанность совершать доносы тем из говеющих, которые на исповеди сообщали, что видели, слышали, узнали о вещах, бывших или казавшихся противными католической вере или правам инквизиции. Таким образом, кающиеся говорят духовникам о смущении, вызываемом в их душе каким-либо нарушением веры, а духовники сообщают инквизиции полученные таким образом признания. Если лицо, обладающее такими сведениями грамотно, то оно само делает заявление в письменной форме, в противном случае духовник составляет заявление от своего имени. Эта мера предписывалась с такой строгостью, что не исключала даже самых близких родственников виновного. Таким образом, отец и сын, муж и жена являлись доносчиками друг на друга, так как духовник давал им отпущение грехов не иначе, как под условием обещания с их стороны в шестидневный срок подчиниться великой инквизиции.

СТАТЬЯ II. Следствие.

Когда трибунал инквизиции приходил к решению, что слова или поступки обвиняемого нуждаются в следствии для своего подтверждения, а заявление доносчика, скрепленное клятвой, получено в условиях, о коих сообщено выше, приводятся к допросу лица, осведомленные об обстоятельствах по содержанию доноса, причем их заставляют обещать сохранять тайну обо всем, о чем их будут спрашивать.

Но при этом дело происходило не так, как в обыкновенном суде. Ни одному свидетелю не сообщалось, по какому именно делу он должен давать свои показания. Его прежде всего спрашивали вообще, не видал ли и не слышал ли он чего-нибудь, что было бы или касалось противным католической вере и правам инквизиции.

По личному опыту могу утверждать [30] , что во многих случаях, свидетель, не знавший по какому поводу его вызывали, упоминал факты, совершенно не относящиеся к настоящему делу и касающиеся посторонних лиц, и таким образом выдавал последних. Тогда его допрашивали уже исключительно об упомянутых им лицах, как будто бы другого основания для допроса и не было, а к первому делу возвращались, только исчерпав все, что можно было узнать по этому вводному инциденту. Это случайное показание свидетеля рассматривалось как новый донос, его, в качестве такового, регистрировали в секретариате трибунала и начинали новый процесс, совершенно неожиданный для самих судей.

30

Не забудем, что это говорит Ллоренте. — Прим. автора.

Но последствия подобного образа действия во время следствия были неизмеримо серьезнее в тех случаях, когда свидетель не умел ни читать, ни писать, так как его заявления записывались собственноручно комиссаром или секретарем по их усмотрению, причем они старались усугубить серьезность доноса по крайней мере настолько, насколько им это позволяло своевольное истолкование неточных и неопределенных выражений совершенно необразованного человека.

Но зло делалось уже непоправимым, если три человека договаривались погубить четвертого; так как, если первый свидетель, давая показания, ссылался на двух других, а те, в свою очередь, подтверждали обвинения первого, то положение обвиняемого становилось безнадежным, потому что одинаковые показания трех свидетелей считались имеющими силу неопровержимого доказательства.

Допрос под пыткой. Гравюра А. де Морейна. 1840 г.

СТАТЬЯ III. Заключение квалификаторов.

Заключение квалификаторов определяет способ ведения дела против обвиняемого до того момента, когда процесс будет подготовлен к окончательному слушанию и когда тем же самым квалификаторам будет сообщен весь добытый за этот промежуток времени материал, могущий подтвердить или оспорить заключение, данное на предварительном следствии. Квалификаторы дают клятву сохранять полную тайну.

Квалификаторы — это монахи-богословы, схоластики, почти совершенно чуждые действительному догматическому богословию; люди, пропитанные самыми нелепыми идеями, так что многие из них доводят суеверие и фанатизм до того, что видят ересь или признаки ереси во всем том, чему они не учились. Поэтому неоднократно случалось, что по их заключениям выходили ересью положения, составленные первыми отцами церкви.

СТАТЬЯ IV. Тюрьмы.

Когда заключение квалификаторов получено, прокурор-фискал требует заключения обвиняемого в тайные тюрьмы Сант-Оффицио.

Узник, сидящий в этих тюрьмах, никогда не знает о состоянии, в котором находится его дело, он не может получить утешения в виде свидания со своим защитником; наконец, зимою узник живет погруженный в потемки в течение пятнадцати часов в день, так как ему запрещается иметь свет после четырех часов пополудни и раньше семи часов утра; этого промежутка времени совершенно достаточно для того, чтобы заключенным овладела черная меланхолия, а в особенности, если к этому прибавить страшный холод в никогда нетопленном помещении.

СТАТЬЯ V. Первые заседания.

В первые три дня после заключения обвиняемого в тюрьмы происходят три заседания, где ему преподаются духовные увещания и советы говорить только правду, и притом всю правду обо всем, что он делал или говорил, а также о всяком поступке, противном вере, в котором он может обвинить других.

При этом ему обещают, что если он в точности исполнит все приписываемые ему обязательства, то к нему отнесутся милостиво, в противном же случае он испытает на себе всю строгость закона.

До этого времени узник еще не знает о причине своего ареста; ему только указывают, что никто не бывает заключен в тюрьму Сант-Оффицио, если не существует достаточных доказательств его вины против католической веры, и поэтому в его — заключенного — интересах исповедать по собственному побуждению и до признания его виновным все совершенные им грехи этого рода.

Однако, какие бы обещания не давали заключенному, для него нет надежды избегнуть стыда и ужаса ауто-да-фе или спасти свою честь и имущество, если он признает себя формально еретиком.

СТАТЬЯ VI Обвинение.

После соблюдения формальности трех духовных увещаний, прокурор-фискал составляет обвинительный акт против арестованного на основании данных, полученных на следствии. Хотя доказательства существуют лишь на половину, фискал приводит факты обвинения, как вполне доказанные.

СТАТЬЯ VII Пытка.

Здесь начинается самое ужасное. Хотя обвиняемый во время духовных увещаний сделал, может быть, даже больше признаний, чем показано свидетелями, фискал тем не менее заканчивал обвинительный акт указаниями на то, что, несмотря на сделанные обвиняемому увещания говорить правду и обещание обойтись с ним милостиво, он тем не менее о многом умолчал и отрицал свою вину, а, следовательно, проявил нераскаянность и упорство, в виду чего фискал требовал, чтобы обвиняемый был подвергнут допросу с пристрастием.

Пытка продолжалась до того момента, когда наступала опасность для жизни жертвы; этот момент определялся присутствовавшим на допросе врачом и, если несчастный не умирал от результатов пытки (что случалось неоднократно), то, по восстановлении сил, истязания возобновлялись. На языке Сант-Оффицио это, как известно, не было второй пыткой, а лишь продолжением предыдущей.

Таким образом, если предположить, что у обвиняемого достаточно силы, чтобы вынести боль и он будет упорствовать в своем отрицании, то от этого для него не последует никакого облегчения, так как иногда судьи придавали силу доказательства простым показаниям, так что все равно обвиняемого рассматривали как упорного нераскаянного еретика и в конце концов приговаривали к передаче гражданским властям для наказания. Какую же цель преследовала пытка? Цель эта заключалась в том, чтобы принудить обвиняемого признаться во всем том, что было нужно инквизиции для того, чтобы вынести ему приговор, как уличенному собственным признанием.