История моей жизни
Шрифт:
В Совете министров у меня большей частью бывал Поливанов и я его посещал только по важнейшим делам и еще осенью, когда Поливанов уехал в отпуск.
Дипломатическое совещание с этого года стало происходить у Столыпина, притом чаще прежнего, по мере возникновения разных вопросов: о субсидии Черногории, об осложнениях на Западе, по персидским делам и проч.; в нем принимали участие министр иностранных дел и его товарищ, Коковцов, я и начальник Генерального штаба.
Глава двенадцатая
Последний год управления Военным министерством.
– Инцидент в Думе, "явившийся причиной моего увольнения".
– Рескрипт Николая II.
– "Мой преемник - В. А. Сухомлинов".
– Прощание с подчиненными.
– "Мой личный взгляд на мою деятельность".
– Начало "Воспоминаний"
1909 год был последним годом моего управления Военным министерством: 11 марта состоялось мое увольнение от должности.
В день Нового года был объявлен приказ об увеличении содержания офицерам, и этим осуществлена мера, о которой я мечтал еще с 1906 года.
В середине января меня пригласил к себе великий князь Петр Николаевич и сообщил, что он болен и должен вновь ехать за границу, в Болье, где он когда-то вылечился от начинавшейся чахотки, и что государь уже изъявил согласие на его увольнение от должности генерал-инспектора.
При следующем моем личном докладе государь указал назначить генерал-инспектором Вернандера; по случаю увольнения великого князя в Главное инженерное управление был заготовлен на его имя рескрипт с подробным изложением его деятельности, но государь нашел его слишком длинным и приказал заготовить краткий; таковой я привез к следующему докладу; государь нашел его слишком кратким, но все же подписал. С тех пор мне больше не приходилось встречаться с великим князем.
На место Вернандера я избрал Н. Ф. Александрова, бывшего комендантом крепости Ковно, и частным письмом предложил ему это назначение. Н. Ф., со свойственной ему скромностью, усомнился в том, насколько он справится с должностью, но, приехав в Петербург и переговорив с Вернандером, согласился ее принять.
Вернандер более десяти лет со времени своего перевода в Петербург занимал казенную квартиру на углу Садовой и Инженерной улиц и обратился теперь ко мне с просьбой - оставить ее за ним. Я согласился на это при условии, что для Александрова найдется другая подходящая квартира. Таковая была найдена в одном из павильонов Инженерного замка, и просьба Вернандера была удовлетворена.
Случайно я узнал о производимых у нас опытах добывания азотной кислоты из воздуха. Вопрос этот имел большое военное значение, так как при успешном его разрешении мы в отношении выделки бездымного пороха вышли бы из зависимости от подвоза чилийской селитры. Опыты производились в лаборатории Михайловской артиллерийской академии, которую я посетил 23 января вместе с Вернандером. Получение азотной кислоты из воздуха основано на том, что азот воздуха сгорает, соединяясь с кислородом воздуха при высокой температуре, даваемой вольтовой дугой. Для практического использования этого явления главным условием является дешевое получение электрического тока. В этом отношении, в особо благоприятных условиях оказались Норвегия и Швейцария с их водопадами, то есть почти даровой двигательной силой, поэтому там уже возникло несколько заводов для добычи азотной кислоты. У нас еще производились лабораторные опыты для выяснения технических деталей производства; производство более обширных опытов во дворе той же лаборатории уже подготовлялось, а затем намечалась постройка большого завода в Олонецкой губернии, на водопаде Кивач, - но к сожалению все это предположение потом заглохло.
Еще один технический вопрос заинтересовал меня в это время. По делу о поставке нам орудий у меня был начальник Обуховского завода (морского ведомства) генерал Меллер. От него я узнал, что на этом заводе установлена выделка оптических стекол и инструментов, но что завод затруднен в получении оптического стекла, так как лучший завод такого стекла в Вене, ставящий его почти на весь мир, перешел в собственность немецкого синдиката Цейсса и других фабрик оптических стекол; синдикат тотчас поднял цену на стекло и мог сделать ее вовсе недоступной нашему заводу. По предложению Меллера я принял двух лиц, заведующих этим делом на заводе (Перепелкина и Гершуна). Из их обстоятельного доклада выяснилось, что выделка стекла с определенным коэффициентом преломления является делом крайне сложным, так как в данном случае влияет не только химический состав стекла, но и условия его фабрикации, особенно охлаждения. Эти-то условия и составляют фабричный секрет, и для его выполнения необходимо произвести опыты, которые потребуют года два-три и расхода до двухсот тысяч рублей. Эти опыты, а затем и выделку стекла признавалось желательным установить на хрустальном заводе Министерства Двора. По этому поводу я написал барону Фредериксу, который согласился на предлагаемые опыты при условии, чтобы это не вызывало расхода для Министерства Двора. Но нужные средства легко могли быть даны военным ведомством, одним или пополам с морским, так как они вполне окупились бы в будущем. Мне, однако, не пришлось довести это дело до конца, и я не знаю, получило ли оно дальнейшее движение. Я лишь сделал распоряжение, чтобы бинокли, заготовляемые для производимых офицеров, впредь заказывались не иностранным фирмам, а Обуховскому заводу.
Главное артиллерийское управление встречало, вообще, большие затруднения в производстве исследований материалов и научных опытов вследствие отсутствия у него хорошо обставленной лаборатории. Поэтому оно все нужные ему работы должно было производить в небольших лабораториях Академии, отдельных заводов и даже учебных, заведений. Поэтому был выработан проект учреждения Центральной химико-механической лаборатории. Внесенный мною в Думу законопроект встретил там полное сочувствие, но Дума (уже после моего ухода) потребовала, чтобы лаборатория обслуживала нужды не только артиллерийского ведомства, но и инженерного и интендантского, вследствие чего проект пришлось переделать, и осуществление его значительно задержалось. Главным мотивом, почему Дума настаивала на расширении деятельности лаборатории, было желание изъять интендантские исследования материалов из ведения Интендантства и вообще создать научное учреждение, чуждое ведомственных интересов.
В конце января ко мне зашел статс-секретарь Безобразов, получивший громкую, но незавидную известность перед японской войной. Он был вместе со мною в Пажеском корпусе, но мы с тех пор не виделись. Он мне сообщил, что проектирует аппарат для метания громадных снарядов формы чечевицы; снаряд он клал на станок, которому сообщал вращательное движение; получавшаяся центробежная сила служила для метания снаряда в цель; благодаря форме и большому весу снаряда, траектория его, даже при малой скорости получалась очень пологая. Он считал свое изобретение крайне полезным для действия против укреплений*. Опыты свои он производил на свой счет в имении близ Охты и приглашал меня, а также великого князя Сергея Михайловича, приехать посмотреть их. К сожалению, в его станке, а затем в бензомоторе, произошли поломки, а потому показ опыта приходилось несколько раз откладывать. Я не знаю, состоялся ли этот показ после моего ухода. Во всяком случае, эта затея совсем заглохла.
В начале 1909 года начальник Военно-медицинской академии академик Данилевский закончил одну крупную работу, предпринятую по его инициативе: о питательности и усвояемости разных
сортов дешевой рыбы. История этой работы такова: после улучшения в конце 1906 года быта нижних чинов, причем им было дано чайное довольствие, прибавлено четверть фунта мяса в день и увеличены деньги на приварок. Нижние чины должны быть сыты, и я могу считать, что сделал все нужное для хорошего питания вверенных мне полутора миллиона людей. При одном из своих докладов, во время случайно возникшего разговора о продовольствии нижних чинов, Данилевский меня совсем разочаровал в этом отношении; он мне указал, что питательных веществ теперь дается достаточно, но они даются солдату в плохо усвояемом виде, поэтому питание все еще является неудовлетворительным: пища однообразна и мясо всегда отпускается вареным, а в таком виде оно труднее всего переваривается. Поэтому для рационального питания необходимо ввести большее разнообразие в пищевой режим солдат, давать им мясо преимущественно в жареном виде, а главное - почаще заменять мясо другими, равнопитательными продуктами, как то: рыбой, куском сыра и т. п.; часть же черного хлеба необходимо заменять белым, удобоваримым. Это заявление Данилевского было для меня большим разочарованием; о каком-либо новом отпуске денег на дальнейшее улучшение довольствия нечего было и думать - Совет министров безусловно отказал бы в нем, да и среди высших войсковых начальников я не встретил бы поддержки, так как и без того быт нижних чинов был уже резко улучшен по сравнению с недавним прошлым. Но значительную часть требований Данилевского можно было бы осуществить и без новых расчетов, особенно замену мяса рыбой, мечта же его о введении в довольствие солдат сыра (одну десятую фунта на ужин) и других новых питательных продуктов представлялось трудным, так как в этом вопросе я встретился бы с несочувствием войсковых начальников и с подозрением нижних чинов, что им чего-то недодают, за их счет наживаются. Устранить последнее можно было лишь восстановлением значения солдатских артелей, с предоставлением им права через выборных рассматривать раскладки намечаемых варок и выбирать последние по своему вкусу, а это было бы встречено высшим начальством как новая ересь, - предоставление нижним чинам входить в рассмотрение хозяйственных распоряжений и организация бесформенной и безгласной серой массы в артели с правом голоса; после недавних волнений в войсках, это несомненно было бы признано опасным. Наконец, требование Данилевского, чтобы мясо давалось не только в вареном, но и в других (жареном, тушеном, в виде котлет) видах, тоже было трудно осуществимо, так как для этого требовались большие расходы на переделку очагов и надо было увеличить число кашеваров, приняв меры к специальному их обучению. Но сверх того, я и в этом вопросе встретил бы сильное противодействие начальствующих лиц, которые признали бы это напрасным баловством, даже вредным вовсе, кроме того в военное время трудно было бы выдержать такой режим - мы лишь недавно собрались снабдить армию походными кухнями для своевременной варки пиши, а для жарения мяса пришлось бы заводить новые приспособления, увеличивать обоз и проч.Таким образом, удовлетворение требований Данилевского представляло большие затруднения как в виду нужных на это расходов, так и в особенности потому, что я при требовании денег не только не имел бы поддержки со стороны высшего войскового начальства, но даже должен был считаться с его оппозицией. Из предложений Данилевского наиболее простым и приемлемым являлась замена мяса рыбой, восстановление традиционных у нас постных дней. В былое время эти постные дни (около 150 в году) были голодными днями, так как рыба, ввиду ее дороговизны, почти отсутствовала в варке и была источником экономии; теперь же надо установить постные варки, одинаковой питательности со скоромными. Данилевский уверял; что это вполне возможно, если только ввести в довольствие разные виды рыбы, заготовленной впрок (сушеной, вяленой, соленой), которой питаются массы населения. Но для этого надо было исследовать питательность и, главное, усвояемость разных видов такой рыбы, и этот труд он брался исполнить при условии, если я дам средства для покупки нужных количеств рыбы и для оплаты труда молодых врачей, которые будут работать под его руководством. Средства были даны, начался сложный труд изучения нескольких десятков видов рыбы, заготовленной впрок - лабораторного и на кормлении людей. Труд этот выполнялся чуть ли не два года, и результаты его Данилевский мне представил, помнится, в день моего увольнения от должности, когда я уже был бессилен применить его в жизни. Сухомлинов этим вопросом не интересовался вовсе. Я послал печатный труд Данилевского при частных письмах некоторым командующим войсками (Иванову, Каульбарсу), но без всякого результата. Труд Данилевского был заброшен; а между тем его исследования наглядно доказали, что без всякого нового расхода можно было ввести в довольствие армии рыбные варки, столь же питательные, как и мясные, ввести разнообразие в довольствие войск и этим улучшить их питание! Если после моего ухода, когда все это было выяснено, ничего не было сделано для введения рыбных варок, то это лишь доказывает индифферентное отношение высшего начальства в армии к здоровью и нуждам серой массы; для меня же было крайне обидно, что мне не удалось осуществить столь долго и тщательно подготовлявшуюся реформу*.
Опыт ведения хозяйства на новых началах, производившийся под руководством генерала Водара, протекал вполне успешно и уже не вызывал таких недоразумений, как в начале, поэтому с осени 1909 года намечалось распространить его на все войска Киевского округа. Попутно выяснялись также и новые нормы отпусков из казны на всякого рода потребности, дабы не приходилось экономией от излишних отпусков покрывать недостатки их по другим статьям. Отзывы старших начальников о новом порядке ведения хозяйства были вполне благоприятны; они признавали, что хозяйство ведется правильно и строевые начальники освобождаются от хлопот по хозяйству; мне казалось, что дело это поставлено прочно, и проведение этой важной реформы вполне обеспечено. Действительно, уже после моего ухода, в июле 1909 года, Сухомлинов представил государю доклад о распространении опыта с осени 1909 года на все войска Киевского округа и о введении нового порядка ведения хозяйства во всей армии. Доклад этот был тогда же высочайше утвержден, но, по неизвестным мне причинам, изложенные в нем меры вовсе не были выполнены, а части, уже ведшие хозяйство новым порядком, вернулись к прежнему! Как и почему это произошло, я не знаю вовсе, но думаю, что причину надо искать в несочувствии кавалерийских начальников новому порядку, лишавшему их крупных доходов. Сухомлинов, сохранявший тесную связь с кавалерией, искавший популярности и сам в былое время получавший доход с фуража, очевидно, не мог сочувствовать реформе; но что он доложил государю, чтобы добиться отмены нового порядка, которому государь вполне сочувствовал? Вероятно опять были разговоры о том, что это было выдумкой теоретика, незнакомого с войсками, их жизнью и традициями и т. п.