История об игроках и играх

— Мне казалось, что ты поняла, — папа поднялся с пола. — Ты просто изменила правила нашей игры. Это будто перейти на новый уровень сложности, будет только увлекательнее и интереснее.

Я печально покачала головой. В последнее время любые упоминания об играх казались мне кощунством. Иногда к жизни нужно относиться серьезнее.

— Я тобой горжусь, ребенок. В твоем возрасте и на твоем месте, я поступил бы также, — папа потрепал меня по волосам. — Спокойной ночи.

Папа вышел из комнаты. Я вновь закуталась в одеяло по самые глаза и принялась смотреть на точку на обоях.

***

Когда я вышла завтракать, в квартире уже никого не было. Только к холодильнику была прикреплена записка, написанная папиной рукой: «Мефистофель ни разу не воспользовался своим пропуском в госпитале ФБД за последнюю неделю». Поняв его намек, я неторопливо позавтракала и начала готовиться к походу в гости.

Раньше мне никогда не доводилось бывать в гостях у Мефистофеля. Его домашний адрес я нашла быстро, воспользовавшись компьютером в папином кабинете. Заботливый папа специально оставил мне у монитора записочку с паролем. В ответ я вежливо подписала снизу «спасибо».

На улице все еще было свежо, но безоблачное небо и яркое солнышко обещали сделать день теплым. Нынешнее лето отлично показывало нам весь спектр своей погоды. За неделю удушающая жара успела смениться хмурыми осенними дождями, которые в свою очередь покорились мягкому теплу.

До дома Мефистофеля можно было доехать на троллейбусе, но сегодня я испытывала недоверие к рогатому транспорту, потому решила пройтись пешком. Идти было недолго — около часа. За это время я надеялась придумать, о чем буду разговаривать с бывшим напарником. Пока у меня не получалось даже сконцентрироваться на начале.

Я шла по городу, гадая, откуда на улицах столько людей. Допустим, дети на каникулах, но взрослые-то почему не на работе? Если в отпуске, то почему они не уехали куда-нибудь? Потом я вспоминала про особый статус нашего города, про запрет выезда из страны, который накладывали на две трети граждан, проживающих здесь. Такой же запрет грозил и мне, если я закончу аспирантуру и буду работать в структуре ФБД. Отчего-то меня не испугала подобная перспектива, хотя раньше я с ужасом относилась к любой привязке: к людям или к месту. Мне всегда было важно осознавать, что в любой момент я могу отказаться от своего дела и приступить к чему-то иному: новому и интересному. Может быть, я начала взрослеть?

Я шла по городу, внимательно разглядывая людей. У каждого из них за спиной есть тысячи историй, которые повлияли на его характер и судьбу. Каждый из них является неповторимым и по-своему уникальным. Верхи ФБД этого не отрицают, однако считают себя способными создать из этих индивидуальностей единый слаженный механизм, я же, в свою очередь, считаю это невозможным. Не потому что я так сильно люблю людей и считаю себе не позволительным использовать их в каких-то целях, почему бы нет, если никто не пострадает и не будет прямого вреда? Просто мне кажется, что абсолютно все мы никогда не сможем учесть. И обязательно будут какие-нибудь истории, о которых никто не будет знать, будут выводы, которые мы неточно спрогнозируем. Механизм, состоящий из массы живых деталек, никогда не будет точным, работающим без неполадок и перебоев. Это всегда риск, причем часто риск неоправданный.

Понимает ли это отец?

А Кузьма?

А Татьяна Берендеевна?

Скорее всего, они понимают, они гораздо умнее и опытнее меня.

Но почему тогда пытаются создать такой механизм, вопреки логике и здравому смыслу?

Ответа на последний вопрос у меня пока не было.

6_2

В доме Мефистофеля находился один подъезд, это я сочла благоприятным знаком судьбы, но войти внутрь мне помешал домофон. Решив перестать быть суеверной, я набрала какую-то комбинацию цифр и задушевным голосом попросила меня пустить внутрь, поскольку хочу сделать сюрприз своей подруге незапланированным визитом. Мне повезло, ответил мне нежный женский голос, который ласково пожелал мне удачи и посоветовал не вызывать лифт, а идти пешком. Сердечно поблагодарив, я вошла в подъезд и честно начала подниматься по лестнице, не желая разделить судьбу регулярно застревающих в лифте жильцов.

Поднявшись на третий этаж, я вспомнила об удостоверении сотрудника ФБД, которое могло пропустить меня если не в самые секретные отделы канцелярии, то в любое жилое помещение — точно. Однако предъявлять его было некому, а возвращаться вниз, к домофону, рассказывать женщине, как я нагло ее обманула, мне не хотелось.

На седьмом этаже я уже не могла удерживать ровное дыхание. На какое-то мгновение я решилась вызвать лифт и застрять там на полчаса, чтобы отдохнуть от кривых ступенек, но решила, что сдаваться — не достойно будущего аспиранта, потому самоотверженно поплелась наверх. Попутно проклиная желание Мефистофеля поселиться на одиннадцатом этаже.

К десятому этажу у меня открылись второе дыхание и страх высоты. Я какое-то время постояла на балконе в подъезде, рассматривая открывающиеся виды на город и желая как можно быстрее оказаться в гостях у бывшего напарника.

Совсем забыла, что не придумала, о чем буду разговаривать с мужчиной. И чем ближе я была к двери в его квартиру, тем сильнее я осознавала, что пришла сюда зря.

Лестничная площадка одиннадцатого этажа была обнесена металлической решеткой, оставляя людям только узкий проход к лифту и лестнице. Те, кто обладал гибкими запястьями, могли воспользоваться дверными звонками, прикрепленными справа, стоило только просунуть руку между решетками. Не желая гадать, какой из звонков принадлежит Мефистофелю, я поочередно нажала на все. После десяти минут ожидания, я нажала на все кнопки второй раз подряд.

Мне повезло, первым в коридор вышел Мефистофель. Он был одет в зеленую футболку и пляжные шорты, что меня почему-то удивило. Он сухо мне кивнул, открыл дверь и жестом велел следовать за собой.

— Тебе не кажется, что ты поступаешь глупо? — спросила я, без спроса повесив плащ на крючок в прихожей.

Мефистофель ничего не ответил и пошел на кухню. Он выбрал замечательную тактику разговора — игнорирование собеседника. Я взяла со стола пустую кружку и запустила ее в стенку над головой бывшего напарника. Мужчина вздрогнул.

— Меня все же замечают, — прокомментировала я, цепляя пальцами новую кружку. — Мефистофель, прекрати себя вести как идиот.

— Ты знаешь, что такое дипломатия? — Мефистофель нажал на кнопку электрического чайника и сел на подоконник.

— Привязать человека к стулу и тыкать в него паяльником? — предположила я, ставя чашку на стол, предупредительно не отпуская ее.

— Тебя бы не взяли в МИД, — усмехнулся специалист по снам.

Он налил мне чай и дал кружку в руки. Я поставила ее на стол. Как всегда перед началом разговора, я не знала, о чем буду говорить.

— Ты подал рапорт на увольнение? — спросила я, глядя на мужчину поверх кружки. — Почему?

— Собираюсь уехать куда-нибудь, — пожал плечами Мефистофель.

— Один? — насторожилась я.

— Один, — эхом повторил мужчина. — Вон уже рюкзак собрал.

Он вышел из кухни, я пошла за ним. В комнате на полу и вправду стоял набитый спортивный рюкзак, достающий мне до груди. Покачав головой, я вернулась на кухню.

— Ты так и не понял, — я дождалась, когда Мефистофель подойдет к столу и нальет себе большую кружку чая, — я тебя обманула, ее должен был разбудить не тот человек, которого любит она, а тот, кто искренне любит ее. Включи на секунду логику. Часто спящие девушки даже не видели своего принца, потом они никак не могли его любить. Им необходимо было сперва проснуться и познакомиться с ним.