История одного гоблина: Символ веры

– И не стыдно? – строго спросил шаман.

Коротышка шмыгнул носом, cтер рукавом с лица излишки грязи и запричитал:

– Дяденька, не бейте! Я больше не буду! Правда-правда!

– Сколько лет-то тебе?

– Двадцать четыре весной было.

– Стало быть, малолетка еще[1]. Тебя разве родители не научили, что нехорошо приставать к незнакомым дядям?

– Я сирота, – громко шмыгнул носом паренек.

Гоблину при этих словах стало его даже немного жалко. Сам Гарб мать тоже помнил весьма смутно, а отца никогда и не знал.

– Ну что, сирота ширская, где тут у вас деревня, чтобы я ее мог стороной обойти?

Подросток показал пальцем чуть в сторону от тропы.

– А как лучше миновать ее? – спросил Гарб.

Хулиган популярно объяснил, что на дороге завал из камней, поэтому лучше идти через поле.

– Смотри, если обманул, – погрозил ему шаман. – Если обманул, вернусь и накажу. А теперь беги общаться с товарищем, который тебя бросил.

[1] В давние времена один человеческий исследователь упомянул в своих сочинениях, во сколько лет полурослики празднуют вступление во взрослую жизнь. 33 года – преклонный возраст для гоблина, но юный для полурослика. (прим.авт.)

Глава 9

И началась первая великая война. Драконы возомнили себя самыми могучими среди богов и потребовали почитать их наравне с Део. В очередной раз гордыня привела к падению, ибо остальные боги объединились и вместе легко победили недругов. Великих драконов уничтожили, а остальных лишили божественной искры. Так драконье племя утратило своих богов.

Полурослик все-таки обманул, дрянь такая. Гарб его не упрекал, потому что на его месте, вероятно, поступил бы также. С другой стороны, очень хотелось вернуться и заколдовать пару розг, чтобы паршивец надолго запомнил, у кого нельзя даже в мыслях пытаться отобрать деньги. Поле, через которое маленький негодяй послал шамана, оказалось довольно топким, а под конец превратилось в самое настоящее болото. Издалека этого видно не было, а когда ноги начали проваливаться в трясину, стало поздно.

Если гоблину топь не доставила неудобства, – он соорудил себе мокроступы и спокойно шагал по болоту – то бык провалился почти сразу же, как только под ногами закончился твердый торф. Пришлось вытаскивать ревущего перепуганной белугой подопечного на более прочную почву заклинанием левитации. От спешки у Гарба оно сразу не получилось, так что у полорогого вся жизнь успела пронестись перед глазами.

Уже стемнело, и идти стало совсем тяжело. Пришлось искать участок потверже, разводить костер и ждать превращения быка в минотавра. С первой частью гоблин справился успешно – костер получился на славу из нескольких собранных веток, мха и старого верного огнива. Только времени на ожидание неожиданно не оказалось.

На свет костра из окрестных кустов повылезала целая туча прямоходящих ящеров с копьями в чешуйчатых лапах. Гоблину не оставили ни мгновения на сопротивление: шаман едва успел задуматься о дежурном заклинании или шпаге, как уже оказался крепко связан и с кляпом во рту покачивался на колышке. Двое ящеров взвалили его на плечи и потащили, пыхтя от натуги, в непроглядную ночную темень.

Краем уха Гарб услышал, как затоптали костер. Потом – мычание упирающегося быка. Полорогий брыкался, наотрез отказываясь двигаться с места. Затем кому-то из рептилий, видимо, пришла в голову блестящая идея подбодрить животное каменным наконечником копья. Ящеры никогда не видели человеческого изобретения – корриды, иначе были бы куда осторожнее с выбором методов воздействия на крупнорогатого.

До связанного шамана донеслись греющие душу звуки топтания и бодания всего живого в досягаемости рогов и копыт. Носильщики тоже услышали рев озверевшего быка, но только ускорили шаг. Спустя минуту звуки сменились рассерженным голосом минотавра. Голос был громкий, из-за чего слышался на большом расстоянии.

– А, тритоньи внуки! – заорал пират. – Я вам покажу, где кальмары линяют!

Каввель еще выговаривал противникам, что неосторожное обращение с оружием до добра не доводит. Доводы перемежались с глухими ударами, сопровождавшимися громовыми раскатами – топор добавлял к силе удара еще и неслабую молнию, которая гарантированно добивала врага, рискнувшего скрестить оружие в неравном бою с пиратским капитаном. Слышно было, как минотавр звал Гарба по имени, как бросился его искать в болоте.

Впрочем, найти что-либо в трясине, освещаемой только яркими искрами, периодически пробегавшими по поверхности секиры, и болотными огоньками, было сложно. Ящеры двигались бесшумно, а топь надежно скрывала следы их перемещений.

***

Каввель несся по болоту, не теряя при этом бдительности. Периодически приходилось прыгать с кочки на кочку, но кое-где попадалась и твердая почва.

С его копытами и массой провалиться было делом плевым. Куда именно минотавр бежал, он и сам не знал. При нем торба с припасами, верная боевая секира и часов шесть времени до рассвета на поиски компаньона. Потерять такой шанс на спасение из-за глупого гоблина, который завел его в трясину, а сам попал в дурацкую ловушку? Ни за что!

Пират происходил из очень знатного рода и всегда с высокомерием относился даже к своим сородичам. Про остальных и говорить нечего. Он привык добиваться в жизни всего, что пожелает. Ведь можно просто пойти и взять все, что хочется. Если надо – силой. За это его боги и наказали.

Торгарон даровал тауросу лазейку. Пират точно знал, что кто-то должен совершить ради него несколько подвигов – это и будет путем к спасению, пускай временному. Гарб оказался подходящим существом для такого свершения. Минотавр проникся тем, что маленький червячок начал становиться весьма полезным. И настолько зауважал, что предложил ему свою дружбу. А вот при малейшей оплошности со стороны «друга» вспомнил старые замашки и сейчас был готов его спасти, а потом придушить своими же руками. Как посмел этот мозгляк ставить под угрозу спасение легендарного Морского Палача?

Сколько он пробежал, и не бегал ли кругами, Каввель не осознавал. Потихоньку пират смягчился и успокоился – ландшафт не располагал к длительному кипению эмоций. Минотавр остановился и осмотрелся: в свете секиры из темноты выступали смутные очертания зарослей камыша, мох-сфагнум ковром устилал берег, кое-где проглядывали похожие на миниатюрные елочки побеги кукушкиного льна. Никаких следов похитителей. Превращение произошло уже после того, как гоблина унесли, так что даже примерного направления он знать не мог. Будь тауросу опытным следопытом, от него не ушли бы и болотные ящеры, но Каввель был морским быком и не заметил характерных примятостей мха.

Минотавр тяжело вздохнул и втянул воздух ноздрями – непривычные ароматы сразу наполнили легкие. Не благоухал соленый морской бриз, не пахло водорослями, потом моряков и ромом. Вокруг смердело тиной, торфом, гнилью, недавно пролитой холодной кровью и гнусными ящерами. Последний запах был слабым, но отчетливым. Как ищейка, Каввель наклонил голову к земле, еще раз втянул воздух и уловил направление.

– Попались! – довольно произнес он, приготовившись к погоне.

Сделав шаг в ту сторону, он всем телом ощутил за спиной присутствие постороннего. Потустороннего. Черная шерсть между рогов встала дыбом, предупреждая об опасности. Минотавр резко развернулся, отпрыгнул и махнул секирой в месте, где только что стоял сам. Топор со свистом прошел сквозь воздух и темную полупрозрачную фигуру. Существо издало жутковатое шипение и потянуло к минотавру отростки, напоминающие руки.

Топор еще раз рубанул тень, не причинив ей никакого вреда. Страх на секунду попытался парализовать волю Каввеля, но был с позором выгнан из подсознания. Однако этой секунды хватило, чтобы бесплотная тварь успела коснуться руки пирата. Конечность немедленно плетью обвисла вдоль тела и онемела.

Опасность противника теперь не вызывала сомнений. Перехватив здоровой рукой секиру, тауросу принялся танцевать вокруг тени, лихорадочно пытаясь сообразить, как отделаться от нежити. Пока смекалки хватало только, чтобы больше не давать к себе прикасаться. Существо оказалось немного медлительным в нападении, зато передвигалось почти с той же скоростью, что и минотавр. Жуткий танец с тенью продолжался до тех пор, пока Каввель не почувствовал отсутствие твердой почвы под копытами. Безмолвный силуэт встрепенулся и рванул к увязшей и лишенной мобильности добыче.