История Османской империи. Видение Османа

29 октября «Бреслау» и «Гебен» переименованные в «Мидилли» (турецкое название острова Лесбос) и «Явуз («Безжалостный») султан Селим», обстреляли российские порты Одесса, Николаев и Севастополь, потопив много русских военных кораблей. Операцией руководил германский адмирал Сушон, который с 9 сентября командовал всем османским флотом. Эта акция окончательно решила судьбу Османской империи: 2 ноября ей объявила войну Россия, а 5 ноября — Британия и Франция. 11 ноября 1914 года султан Мехмед V Решад объявил войну Британии, Франции и России. Спустя два дня, во время церемонии, проходившей в палате дворца Топкапы, где хранились реликвии пророка, в присутствии султана была объявлена «священная война». Пять фетв узаконили обращение, которое впервые было адресовано всем мусульманам (в особенности тем, кто находился на территориях, подвластных колониальным державам: Британии, Франции и России) и призывало их встать на борьбу с неверными. В целом арабское духовенство встретило с энтузиазмом этот призыв к мусульманам, но некоторые из наиболее влиятельных фигур (например, Шариф Мекки и Шариф Хусейн), содействие которых имело решающее значение, отказались поддержать призыв султана к сплочению на том основании, что если он найдет отклик у местных мусульман, то это может спровоцировать блокаду, а возможно, и обстрел портов Хиджаза британцами, которые оккупировали Египет и контролировали судоходство в Красном море. Реакция в других регионах исламского мира была довольно прохладной. Так, в Египте и Индии правовые мнения указывали на необходимость обязательного повиновения британцам.

Между штабом османской армии в Стамбуле и многими театрами военных действий, где эта армия сражалась, лежали обширные пространства Анатолии. За последние пятьдесят лет коммуникации значительно улучшились, но шоссейные и железнодорожные сети вряд ли отвечали требованиям военного времени: мобилизация и снабжение войск были сопряжены с непреодолимыми трудностями материально-технического характера. Так, для того, чтобы добраться из Стамбула в Сирию требовалось больше месяца, и почти два месяца приходилось добираться до Месопотамии. Строительство железных дорог не прекращалось, но в железнодорожной сети все равно имелись разрывы, поэтому войска и снаряжение часто приходилось доставлять водным и автомобильным транспортом, а также на верблюдах. Не лучше было и положение на границе с Россией: железная дорога заканчивалась всего в 60 километрах к востоку от Анкары, и чтобы преодолеть расстояние от этой точки до Эрзурума, требовалось совершить тридцатипятидневный марш. Дороги находились в скверном состоянии, а морские перевозки были сопряжены с риском ввиду присутствия британского флота в Средиземном море, а русского — в Черном. Османская империя была аграрной страной, вступившей в войну, которая требовала наличия развитой промышленности. Империя могла мобилизовать армию, но не имела возможности обеспечить ее нормальное материально-техническое снабжение.

Чтобы защитить себя от нападений врагов, Османская империя в разное время концентрировала свои силы на одном из четырех весьма удаленных друг от друга фронтов: восточной Малой Азии и Кавказе, Дарданеллах, Ираке, а также Сирии и Палестине. Первые месяцы войны не предвещали ничего хорошего для турок, поскольку германская поддержка была недостаточной для того, чтобы обеспечить им успех. В ноябре 1914 года британцы захватили Басру и двинулись на север, в глубь Ирака. Войска во главе с командующим Четвертой армией Кемаль-пашой, которые наступали, с целью выбить британцев из Египта, были дважды остановлены у Суэцкого канала: в феврале 1915 года и летом 1916 года. В январе 1915 года Энвер-паша потерял в заснеженной северо-восточной Малой Азии почти 80 000 своих солдат. Это произошло в ходе сражения с русскими войсками при Саракамыше, где он попытался отомстить за территориальные потери, понесенные в результате войны 1877–1878 годов. Зимой 1916–1917 годов на участке фронта Муш — Битлис погибли 60 000 турецких солдат. Турки редко добивались успеха, а их немногочисленные победы были весьма сомнительного свойства: за отражением натиска британских войск в Палестине весной 1917 год, последовала потеря Иерусалима в декабре того же года. Им удалось взять в плен остатки британской армии, которая с декабря 1915 по апрель 1916 года была блокирована на юге Ирака, в Кут-аль-Имара, но всего через полгода британцы взяли Багдад. Но если Кут только в представлении турок является победой Османской империи, то оборона Дарданелл в 1915–1916 годах (Галлиполийская кампания) бесспорно закончилась долговременным военным успехом, которого добилась имперская армия. Эта победа не только имела огромное стратегическое значение, но и произвела необходимый психологический эффект, а также до некоторой степени реабилитировала турок в глазах их германских союзников. Османские потери в районе Галлиполи были ужасными: согласно статистическим подсчетам, приблизительно 90 000 убитых и 165 000 раненых, но это, несомненно, заниженные данные.

Не менее ужасающим является общее число убитых за четыре года войны, но намного больше людей погибло от болезней, чем от ран. Согласно подсчетам, число солдат, убитых в бою, составило 325 000 человек, а количество раненых (из которых впоследствии погибло приблизительно 60 000) колеблется от 400 000 до 700 000 человек. Еще 400 000 человек умерли от болезней, что увеличивает общее количество погибших солдат османской армии до почти 800 000 человек. За период с марта 1917 года по март 1918 года численность боеспособных военнослужащих уменьшилась наполовину, с 400 000 до 200 000 человек, а к моменту заключения перемирия, то есть к октябрю 1918 года снова сократилась вдвое. К тому времени численность боеспособной армии составляла всего лишь 15 процентов от той максимальной численности, которой она достигла в начале 1916 года, когда империя держала под ружьем 800 000 человек. Десятки тысяч дезертировали. Основная тяжесть по обеспечению армии людскими ресурсами легла на плечи турецкого крестьянства Анатолии, которое накануне войны составляло около 40 процентов от общей численности населения Османской империи. Одним из результатов огромных потерь стала нехватка людских ресурсов, необходимых для производства сельскохозяйственных работ. В то время, когда потребности армии превосходили по важности потребности гражданского населения, те, кто остался дома, часто находились в условиях столь же ужасных, как и те, кто был на фронте.

Война проверила на прочность взаимоотношения империи и ее арабского населения. Хотя в целом османские арабы сохраняли свою традиционную лояльность (прежде всего глубоко укоренившуюся преданность султану как халифу ислама), тяготы войны способствовали тому, что их отношение к империи изменялось. После унизительного провала предпринятой в феврале 1915 года египетской кампании, Кемаль-паша вернулся в Сирию, где он обладал абсолютной властью как в военных, так и в гражданских делах. Убедившись в том, что восстание местных арабов неизбежно, он предпринял акции устрашения. Лидеры арабов были казнены, а самые известные семьи депортированы в Анатолию, где были ликвидированы те, кого он считал врагами КЕП. В нарушение политического курса, проводимого в то время КЕП, снова было навязано употребление только турецкого языка. Кемаль не предпринял ровным счетом ничего, чтобы хоть как-то облегчить страдания, которые испытывало население Сирии от жестокого голода. Тяжелое положение усугубила блокада британцами и французами портов этой провинции, конфискация транспортных средств, спекуляция и, что самое поразительное, предпочтение, которое Кемаль отдавал расходованию скудных финансов на общественные работы и реставрацию исторических памятников. Уже к 1914 году бремя финансирования правительства и административного аппарата империи стало в большей степени, чем когда-либо, ложиться на арабские (и анатолийские) провинции, что стало неизбежным следствием потери территорий (и налогоплательщиков) на Балканах. Жестокое правление Кемаля в Сирии способствовало усилению негодования арабов. Впрочем, это негодование еще не приобрело форму национализма, как его понимали европейские державы, обладавшие большим опытом разжигания националистических настроений среди османских подданных на Балканах.

Прежде британцы не проявляли особого интереса к арабским землям, лежавшим между Египтом и Аравийским полуостровом (хотя эти регионы имели решающее значение для контроля над путями в Индию), но постоянная нестабильность в Стамбуле заставила их пересмотреть свою роль на Ближнем Востоке, и приступить к изучению способов, с помощью которых можно было бы с пользой для себя манипулировать антиосманскими настроениями арабов.

В то же самое время они не могли позволить себе пренебрегать тем обстоятельством, что Франция проявляет интерес к этому региону. Поэтому выдвинутое некоторыми арабами предложение избрать халифа-араба и таким образом дистанцироваться от турок оказалось вполне приемлемым для творцов британской политики. Особенно если принять во внимание то обстоятельство, что арабы-христиане, в целом больше тяготели к Франции, тогда как арабы-мусульмане, которых в Сирии было большинство — к Британии. В июне 1916 года в Хиджазе вспыхнуло так называемое Арабское восстание. Поводом для него стали беспринципные попытки Шарифа Хусейна расширить свое влияние. В августе его заменили на Шарифа Хайдара, но в октябре он объявил себя королем Аравии, а в декабре был признан британцами как независимый правитель. Практически не имея возможности хоть как-то повлиять на ход событий, Стамбул лишь попытался воспрепятствовать распространению известий о восстании, которые могли деморализовать его дрогнувшую армию или активизировать деятельность антитурецких арабских группировок. Достаточно странным является тот факт, что турки вели священную войну вместе с Германией, которая была державой неверных. Но не могло быть и речи о том, чтобы пригласить германские войска оказать помощь в защите мусульманских святых мест.

До сих пор является предметом дискуссий то, как развивались события на арабских территориях империи во время Первой мировой войны, но объем данной книги не позволяет в полной мере осветить этот вопрос. Британцы так долго идеализировали арабов и демонизировали турок, что заставили восторженную публику поверить в придуманную Т. Э. Лоуренсом историю и пренебречь проделанным историками анализом реальных событий. Как и в XIX столетии, великие державы не доверяли друг другу, поэтому, рассматривая войну как возможность лишить Османскую империю того, что у нее еще оставалось, каждая из них понимала и то, что нужно проявлять бдительность в отношении притязаний других держав. На протяжении всей войны великие державы наряду с боевыми действиями предпринимали активные дипломатические усилия. Стратегические вопросы, которые в то время вызывали обеспокоенность у Британии, были охарактеризованы следующим образом:

Сценарий, над которым обычно размышляли британские стратеги, касался послевоенной ситуации, при которой доминирующим фактором на Ближнем Востоке должен был стать турецко-германский союз. Этот взгляд разделяли и германские стратеги. Британцы составляли свои планы, исходя из намерений ограничить ущерб, который мог нанести их интересам такой союз. Наиболее очевидным способом достижения такой цели было ограничение власти турок над частями их империи.

Добиваясь достижения своих целей, каждая держава разрабатывала всевозможные планы и составляла проекты соглашений, рассчитывая на то, что они будут подписаны и узаконены на мирной конференции, которая должна была состояться после окончания войны. Результатом целой серии дипломатических консультаций стало так называемое Константинопольское соглашение (заключенное в марте-апреле 1915 года), по которому Британия и Франция обещали России передать после победы в этой войне проливы и Стамбул. Спустя месяц был подписан Лондонский договор, который признал притязания Италии распространить свое влияние на юго-западную Малую Азию. И Франция, и Британия предъявляли претензии на Сирию, и когда обсуждались эти и другие соглашения, касавшиеся арабских провинций империи, Россия потребовала примыкавшие к ее границе территории на северо-востоке Малой Азии. Достижение соглашений о послевоенной судьбе Сирии осложнялось проблемой Палестины, и Британия, опасавшаяся того воздействия, которое османский султан-халиф мог оказать на миллионы находившихся под ее властью мусульман, вступила в переговоры с Шарифом Хусейном. В ходе этих дискуссий речь шла об арабском халифате и о независимом арабском государстве. Детали предполагаемого раздела Османской империи и то, каким образом это арабское государство может выглядеть, было сформулировано в течение 1915 года в ходе переписки между Хусейном и британским высоким комиссаром в Египте, сэром Генри Макмахоном, а также в соглашении между британским дипломатом Марком Сайксом и его французским коллегой Франсуа Жорж-Пико. Хотя эти два документа во многом повторяли друг друга, они отличались по таким важным вопросам, как статус Палестины, а также степень и пределы независимости будущего арабского государства. Вряд ли можно было ожидать, что разработанные в начале войны планы успешно пройдут проверку временем: ход войны и смещение национальных приоритетов (к 1917 году военная машина Османской империи находилась на грани полного разрушения, а Россия испытывала муки большевистской революции) отчасти (хотя и не полностью) свели эти планы к нулю. В 1917 году в войну вступили Соединенные Штаты, и провозглашенная президентом Вудро Вильсоном доктрина самоопределения новых государств стала настойчиво (хотя поначалу почти незаметно) оказывать влияние на колониальное мировоззрение великих держав, которые раньше никогда не уделяли большого внимания желаниям народов, судьбу которых они определяли.

Первая мировая война изменила османское общество в неизмеримо большей степени, чем любая идеологическая или политическая программа, и в конечном счете привела к распаду империи. Каждый этап территориального расчленения османских владений имел последствия для этнической и религиозной структуры государства, так как сменявшие друг друга волны беженцев из преимущественно мусульманских регионов, которых лишилась империя, компенсировали потери многих, хотя, разумеется, не всех османских христиан — греков, болгар и сербов, которым их будущая жизнь в своих национальных государствах представлялась только в радужном свете.

Дольше других идею «османизма» поддерживали евреи, которые продолжали занимать видные места в КЕП даже после революции 1908 года. В самом начале XX столетия около половины всех евреев империи проживало в Фессалониках, где предки многих из них поселились после изгнания из Испании и Португалии, имевшем место в конце XV века. Их мало интересовали предпринятые при Абдул-Хамиде попытки сионистов сделать Палестину родиной евреев, и лишь немногие из них поехали туда в 1912 году, когда Фессалоники перешли к Греции. Большинство предпочло уехать во Францию, Британию, Египет, Бразилию, Южную Африку и Соединенные Штаты. После революции 1908 года в Стамбуле открылось отделение Всемирной сионистской организации, которое до Первой мировой войны занималось главным образом вопросами культуры, хотя в ее программе всегда были указаны политические цели. Вплоть до окончания первой фазы мировой войны сионисты поддерживали идею сохранения империи. Во время Балканских войн 1912–1913 годов они пытались сформировать группу предоставления медицинской помощи военнослужащим османской армии, а после 1914 года старались оказывать содействие военной экономике. Кроме того, сионистские группы предложили свое участие в финансировании строительства железной дороги в Хиджазе. Многие из них считали своей родиной Османскую империю, которая была лучшим гарантом их безопасности.

В зависимости от того, каким переменам они отдавали предпочтение: эволюционным или революционным, армяне имели либо тесные, либо неустойчивые отношения с КЕП. Как и другие немусульманские группировки со временем они стали отдавать предпочтение либеральному крылу комитета, а после 1911 года они, как правило, поддерживали оппозицию. Однако многие из них видели возможность создать независимое государство в том случае, если Россия выиграет войну, и русская пропаганда поддерживала такие взгляды. Впоследствии армянскому населению Анатолии с большим трудом удалось выжить. В первый же год войны Россия вооружила армянских повстанцев, которые сражались со своим собственным правительством в северо-восточной Малой Азии и которых в Стамбуле считали изменникам. 25 февраля 1915 года после провала бесславной операции Энвер-паши по защите фронта в районе Саракамыша и перед лицом русского наступления в регулярную армию поступил приказ разоружить солдат армянской национальности, чтобы они не перешли к русским и не стали бы вместе с ними сражаться против османских войск. Переведенные во вспомогательные батальоны, которые осуществляли материально-техническое и прочее снабжение боевых частей, армяне оказались в полной власти вооруженных солдат-мусульман, детально проинструктированных как выполнять этот приказ. В первые месяцы войны не прекращались нападения на государственные учреждения восточной Малой Азии, а также на представителей правительства в этом регионе и на гражданских лиц мусульманского вероисповедания. А 24 апреля 1915 года, когда положение на всех фронтах было угрожающим, правительство решило переселить армян восточной Малой Азии в Сирию и Ирак, то есть подальше от русско-турецого фронта. Дело приняло еще более угрожающий для турок оборот, когда в середине мая русско-армянская армия подошла к Вану. После изгнания из города гарнизона и резни местного населения было провозглашено армянское «государство», а 27 мая правительство приняло «закон о перемещении», в соответствии с которым военные власти получали право переселять армян из окрестностей озера Ван и провинции Ван на юг, в юго-восточную Малую Азию, с целью понизить концентрацию армянского населения, считавшегося питательной средой для антитурецкого мятежа. Среди распоряжений правительства были и строгие указания обеспечить безопасность депортируемых армян, хотя по сообщениям очевидцев из числа иностранных консулов, миссионеров и солдат, находившихся в восточной Малой Азии, имели место ужасные страдания и тысячи людей погибли во время перехода, а тысячи других были зверски убиты. Подробные указания были получены и в отношении защиты собственности этих людей, но осенью 1915 года османский парламент принял закон об экспроприации имущества депортированных армян.