История Османской империи. Видение Османа

В том, как развивался этот мятеж, не было ничего нового. Площадка для парадов была заполнена взбудораженными янычарами, а также оружейниками и ополченцами. Котлы, в которых янычарам готовили пищу, были вынесены на площадь и опрокинуты, что было традиционным жестом неповиновения султану. Результатом проходивших в казармах дискуссий стал список из двенадцати высокопоставленных чиновников, которых мятежники обвинили в своих обидах. Некоторые из бунтовщиков отправились на ипподром, чтобы потребовать выдачи этих чиновников. По пути они убили писаря янычарского корпуса, который оказался настолько безрассудным, что предложил им умерить свой пыл. Командиры янычар попытались успокоить толпу, но мятежники хотели заполучить в свои руки чиновников из списка, распустить армию «нового порядка» и уничтожить все следы ее существования. Испытывая страх, султан Селим согласился выполнить эти требования и пообещал вернуться к системе султанской пехоты и кавалерии, которая преобладала в годы правления султана Сулеймана I.

Когда слухи о неминуемом расформировании войск «нового порядка» достигли казарм в Гареме и Левент-Чифтлиги, обожаемые Селимом войска просто побросали свои посты и разбрелись по округе. Некоторых из правительственных чиновников, имена которых были внесены в список мятежников, были обнаружены там, где они скрывались, доставлены на площадку для парадов и убиты. Ради собственного спасения султан казнил других чиновников в своем дворце, а их головы послал янычарам. Вечером того же дня взбунтовавшиеся солдаты объявили, что нужно обеспечить безопасность престолонаследников (кузенов Селима и сыновей султана Абдул-Хамида I, Мустафы и Махмуда, которым тогда было уже более двадцати лет), намекая на то, что Селим может причинить им вред. По словам очевидца тех событий, воззвание, которое султан зачитал в канцелярии великого визиря и на площадке для парадов янычар, заставило прослезиться даже мятежников:

У меня нет детей. Принцы — это мои сыновья и свет моих очей. Упаси меня Всевышний стать причиной угасания и гибели государства, а также владычества и чистоты Османской династии, вероломно их умертвив. Я никогда не мог и подумать об этом. Молю Всевышнего о том, чтобы такой день никогда не настал. Пусть Всевышний дарует им долгую жизнь!

Был четверг 28 мая. И священнослужители, и командиры янычар (которые все это время настойчиво старались отделить себя от рядовых) полагали, что сентиментальный призыв, с которым Селим обратился прошлой ночью, положил конец этому мятежу: ведь султан согласился с требованиями мятежников, армия «нового порядка» распущена, а многие из государственных чиновников, упомянутых в списке двенадцати, уже убиты. Они считали, что солдат Босфорского ополчения можно усмирить с помощью денег, а их командиров по традиции наградить халатами и чинами. Однако когда это было предложено ополченцам, их командир Кабакчи («Продавец тыкв») Мустафа выразил несогласие, заявив, что у них есть еще одно требование: смещение султана Селима и возведение на трон принца Мустафы. Они больше не считали Селима ни своим светским, ни своим духовным лидером. В ответ на вопрос о дальнейшей судьбе Селима говорившие от лица ополченцев сообщили шей-хуль-исламу, что они не намерены причинять ему вред, и напомнили о том, что после низвержения в 1730 году султан Ахмед III мирно доживал свои дни во дворце. Тотчас были прочитаны те места из Корана, в которых говорится о престолонаследии, вознесены соответствующие молитвы, а с находившейся внизу площадки для парадов раздался одобрительный возглас многочисленной толпы: «Так тому и быть!» Шейх-уль-ислам Атаулла-эфенди побоялся в одиночку идти во дворец, чтобы передать Селиму известие о его смещении и совершить церемонию возведения на трон. Согласившись идти в сопровождении 2000 человек, он направился во дворец, находясь в центре толпы, которая по мере продвижения увеличивалась. Дворцовые ворота были закрыты, поэтому внутрь было передано письмо, адресованное главному черному евнуху. В этом письме сообщалось, что мятежные солдаты не разойдутся до тех пор, пока Селим не спустится вниз и не принесет клятву верности новому султану Мустафе IV.

Пятидесятитысячная толпа заполняла пространство перед дворцом и вокруг мечети Айя София, распевая: «Мы хотим султаном Мустафу!» Пока шейх-уль-ислам, заместитель великого визиря и их свита ожидали за воротами дворца, главный черный евнух передал Селиму ультиматум о низвержении. Это произошло в павильоне для обрезаний, находившемся внутри Висячего сада (ныне четвертый двор). Отчаявшись и не зная, что теперь делать, Селим направился в гарем, чтобы там разыскать своего кузена Мустафу, который после долгих лет изоляции проявлял нерешительность. Нового султана посадили на трон перед Воротами Блаженства и в ознаменование его восхождения на престол государственные деятели принесли клятву верности.

Султан Мустафа IV был возведен на престол на исходе того дня, когда был смещен Селим. На следующий день, в пятницу 29 мая, в Айя Софии возносили молитвы. Босфорское ополчение охраняло своего нового султана, но они добились не только этого. Их командиры требовали командных постов, и они их получили. Рядовые добились повышения жалованья. Лидер ополченцев Кабакчи Мустафа был назначен инспектором босфорских крепостей европейского берега. Новый султан издал указ, подтверждающий расформирование войск «нового порядка». В том же указе он просил ополченцев дать обязательство, что впредь они никогда не будут бунтовать и что в обмен на это обязательство они будут помилованы и все обвинения с них будут сняты. К началу июня волнения закончились. Янычары и ополченцы получили щедрые премии в честь восхождения нового султана на престол, и все военнослужащие вернулись в свои казармы.

Подобно тому как это случилось с султаном Османом II в 1622 году, султан Селим был низвергнут в ответ на попытки осуществить план реорганизации вооруженных формирований (существуют некоторые сомнения относительно того, входило ли это в намерения Османа. В расхожем представлении, именно в этом трагизм судеб обоих султанов), но, во всяком случае для Селима, царствование не всегда было тяжелым бременем. Его секретарь написал подробный и глубоко личный отчет о правлении своего владыки. Это хроники повседневной дворцовой жизни, не отягощенной заботами о государстве, описания путешествий, совершенных монархом по водным артериям города, пикников и выездов на охоту, музыкальных вечеров и приемов, а также военных смотров. Несмотря на всю серьезность стоявших перед ним целей, Селим (который был талантливым композитором) и его окружение имели такую же склонность доставлять себе удовольствие, как Ахмед III и его придворные.

Были и другие параллели с царствованием Ахмеда III. Подобно мятежу 1730 года волнения 1807 года были названы именем человека, который первым высказал требование сместить султана: в 1730 году таким человеком стал Патрона Халил, а в 1807 году Кабакчи Мустафа. Как и Патрона Халил, Кабакчи Мустафа принадлежал к низшим слоям османского общества. Он был родом из северной части малоазиатской области Кастамону, а среди его сторонников были грузины и алабанцы. Ни он, ни его товарищи, нанятые в качестве ополченцев, не получили подготовки, необходимой для того, чтобы сделать из этого вооруженного и необузданного сброда дисциплинированных солдат, в которых так нуждалось государство, а уступки, которых они добились, ничуть не способствовали тому, чтобы они превратились в подчинявшееся приказам соединение. Под предлогом охраны Босфора они пьянствовали, занимались грабежами, ввязывались в драки и наживались на том, что, нарушая закон, привозили проституток в крепость.

Неделю пребывания на престоле султан Мустафа отметил пятничной молитвой в Новой мечети, находившейся в прибрежной части района Эминёню, и посещением расположенной неподалеку гробницы своего отца, султана Абдул-Хамида I. Спустя шесть дней он посетил гробницы султана Мехмеда II и Айюба Ансары, которые находились в глубине бухты Золотой Рог. Там он прошел обряд опоясывания саблей, которая считалась саблей первого османского султана, Османа, а в следующую пятницу присутствовал на молениях в мечети султана Баязида II и посетил его гробницу. Но старательное соблюдение освященных веками обрядов не наделило Мустафу моральным авторитетом и не укрепило законность его положения, хотя и то и другое он пытался обрести. В течение нескольких недель после своего восхождения на трон он пытался укрепить свое положение, отдавая приказы о высылке или убийстве многих чиновников Селима. Но успешными оказались далеко не все его попытки устранить ключевые фигуры, связанные с насильственной гибелью «нового порядка». Кёсе Муса-пашу отправили в отставку, но через две недели его на короткое время восстановили в должности, а недовольство янычар назначением на пост шейх-уль-ислама нового человека привело к возвращению на эту должность Атаулла-эфенди. Но другие оказались менее удачливыми. Заместитель главнокомандующего янычар Мехмед Ариф-ага, который сыграл решающую роль в умиротворении мятежников и прекращении беспорядков, был обвинен в финансовых нарушениях. Его сняли с должности и выслали из Стамбула. Его имущество было конфисковано и использовано для оплаты жалованья янычарам. Когда по пути в Мекку, куда Мехмед Ариф решил совершить паломничество, он прибыл в Бурсу, его убили, а голову послали в Стамбул. Янычары заставили отправить в отставку и великого визиря Ибрагима Хилми-пашу, который был в отъезде на Дунайском фронте. Они же обеспечили назначение своего кандидата на должность главнокомандующего янычар.

18 октября 1807 года анатолийский вельможа и противник «нового порядка» Каникли Тайяр Махмуд-паша вернулся в Стамбул из Крыма, куда он бежал в 1806 году. Вскоре его назначили заместителем нового великого визиря Челеби Мустафа-паши, но не прошло и нескольких месяцев, как после противоборства с высокопоставленными государственными деятелями, которым он угрожал, его отправили в отставку: самое интересное заключалось в том, что его назначение было нежелательным для янычар. В марте 1808 года его с большой свитой отправили в ссылку в Димотику, на запад Фракии, но его имущество не было конфисковано, более того, султан Мустафа посылал ему пенсию.

После того как Тайяр Махмуд-паше не удалось сыграть ведущую роль в правительстве, которое пришло на смену режиму «нового порядка», еще один провинциальный вельможа попытался взять в свои руки государственную власть. Магнат Байракдар Мустафа-паша занял высокое положение, после того как летом 1806 года был убит могущественный и опасный для режима Тирсиниклиоглы Исмаил-ага, заместителем которого он был на Дунайском фронте. Владения Тирсиниклиоглы Исмаила в области Силистрия перешли к Байракдару Мустафе, а командующий армией «нового порядка» получил указание ограничить его влияние, но (как это часто бывало в случае с властными провинциалами империи) у султана не оставалось иного выбора, кроме признания того, что этот человек является главной силой в регионе, поскольку на начальном этапе войны услуги Байракдара Мустафы были необходимы для защиты империи от русских. Третьего февраля 1807 года он был назначен командующим ополчением на Дунайском фронте и губернатором провинции Силистрия.

По причине исключительного стратегического положения территорий, контролируемых Байракдаром Мустафа-пашой, на нем лежала большая ответственность и он получал щедрые вознаграждения. В конце кампании 1807 года несколько государственных деятелей высокого ранга, которые в момент низвержения Селима находились на Дунайском фронте, решили не возвращаться в Стамбул, а остаться вместе с Байракдаром Мустафой в Руссе. Будучи сторонниками «нового порядка», они планировали возобновить преобразования, предпринятые низверженным султаном. Когда Байракдар Мустафа услышал о том, что соперничавшие с ним дунайские аристократы приглашены вернувшимся с войны великим визирем Челеби Мустафа-пашой в Эдирне, он выступил в направлении этого города с десятитысячным войском. Подобная демонстрация силы нагнала страх не только на местное население, но и на жителей Стамбула. Благодаря одному своему стороннику, выступившему в роли посредника, он достиг взаимопонимания с великим визирем, который, надеясь разрядить эту потенциально опасную ситуацию, выслал соперников Байракдара Мустафы из Эдирне, а его самого пригласил в город под предлогом обсуждения состояния армии. Султан Мустафа не ожидал таких действий от Челеби Мустафы и не давал ему на них разрешение. Он не мог понять, почему в разгар войны с Россией Байракдар Мустафа перестал выполнять свои обязанности на фронте (хотя в августе 1807 года после Тильзитского договора было заключено перемирие на русско-турецком фронте).