История России. XX век. Как Россия шла к ХХ веку. От начала царствования Николая II до конца Гражданской войны (1894–1922). Том I
Шрифт:
И вот во Пскове, в ночь со второго на третье марта, в салон-вагоне императорского поезда Государь Николай Александрович «признал за благо отречься от Престола Государства Российского и сложить с себя Верховную власть».
Документ
«Ставка
Начальнику штаба
В дни великой борьбы с внешним врагом, стремящимся почти три года поработить нашу Родину, Господу Богу угодно было ниспослать России новое тяжкое испытание. Начавшиеся внутренние народные волнения грозят бедственно отразиться на дальнейшем ведении упорной войны. Судьба России, честь геройской нашей армии, благо народа, все будущее дорогого нашего Отечества требуют доведения войны во что бы то ни стало до победного конца. Жестокий враг напрягает последние силы, и уже близок час, когда доблестная армия наша совместно со славными нашими союзниками сможет окончательно сломить врага. В эти решительные дни в жизни России почли мы долгом совести облегчить народу нашему тесное единение и сплочение всех сил народных для скорейшего достижения победы и в согласии с Государственной думою признали мы за
Он мог бы сопротивляться. Отдать приказ о смещении Рузского с поста командующего фронтом, так как знал о его связях с заговором Родзянко, мог бы назначить на его место верного ему начальника штаба фронта генерала Юрия Данилова, не сдержавшего слез при отречении Государя. Мог бы дать манифест об амнистии участникам февральских событий и тем умерить их страх перед наказанием. Он мог бы сделать многое. Мог бы, но не сделал ничего.
Свидетельство очевидца
В дневнике Николай Александрович в эти дни записывал: «2-го марта. Четверг.
Утром пришел Рузский и прочел свой длиннейший разговор по аппарату с Родзянко. По его словам положение в Петрограде таково, что теперь министерство из Думы будто бессильно что-либо сделать, так как с ним борется социал-демократическая партия в лице рабочего комитета. Нужно мое отречение. Рузский передал этот разговор в Ставку, а Алексеев всем главнокомандующим. К 2 1/2 часам пришли ответы от всех. Суть та, что во имя спасения России и удержания армии на фронте в спокойствии, нужно решиться на этот шаг. Я согласился. Из Ставки прислали проект манифеста. Вечером из Петрограда прибыли Гучков и Шульгин, с которыми я переговорил и передал им подписанный и переделанный манифест. В час ночи уехал из Пскова с тяжелым чувством пережитого.
Кругом измена, и трусость, и обман!
3-го марта. Пятница.
Спал долго и крепко. Проснулся далеко за Двинском. День стоял солнечный и морозный. Говорил со своими о вчерашнем дне. Читал много о Юлии Цезаре. В 8.20 прибыл в Могилёв».
3 марта начальник штаба Ставки понял, что произошло. Обращаясь к командующим фронтами, генерал Алексеев сказал: «Никогда себе не прощу, что, поверив в искренность некоторых людей, послушал их и послал телеграмму командующим фронтами по вопросу об отречении Государя от престола». Но было уже поздно.
Мнения историков
«Февральскую революцию от других революционных переворотов отличало множество особенностей. Но самой поразительной чертой была скорость, с которой рухнуло Российское государство. Так, словно величайшая в мире империя, занимавшая одну шестую часть суши, была каким-то искусственным сооружением, не имеющим органического единства, а вроде бы стянутым веревками, концы которых держал монарх в своей руке. И когда монарх ушел, скрепы сломались и всё сооружение рассыпалось в прах… Русский народ, избавившись от царизма, на который навешивал вину за все свои невзгоды, застыл в оцепенении на пороге новообретенной свободы. Совсем как та дама из рассказа Бальзака, которая так долго хворала, что когда наконец излечилась, решила, что ее поразил новый недуг». – Р. Пайпс. Русская революция. Т. 1. С. 445–446.
«Едва ли правомерно утверждать, что революция была абсолютно неизбежной. России предстояло решить много трудных и запутанных задач, но возможность их мирного решения отнюдь не исключалась. Война сделала революцию вероятной, но лишь человеческая глупость сделала ее неизбежной». – M. M. Karpovich. Imperial Russia. 1801–1917. N.Y., 1932. P. 94–95.
«Мысль о неизбежности революции в России основана на предрассудке, на вере в железные законы исторического развития, якобы определяющие жизнь народов. Чтобы доказать неизбежность события, порой ссылаются на то, что оно предсказывалось. Это, говоря словами английского историософа А. Тойнби, дешевая мудрость в пустой след, поскольку те предсказания, которые сбылись, почитаются пророчествами, а множество тех, что не состоялись, попросту забываются». – С. Г. Пушкарев. Россия 1801–1917. Власть и общество. М., 2001. С. 614.
«Нет больших оснований обвинять русских дипломатов в том, что они не подготовили свою страну к кризису. Франко-Русский союз спас и Россию, и Францию в 1914 г. Россия вступила в войну с обоснованной надеждой на победу. Её армии с честью исполняли свой долг. При лучшем руководстве страной результат мог быть совсем иным. И в военном и в политическом отношениях именно Николай II ископал для России могилу». – H. Seton-Watson. The Decline of Imperial Russia. N.Y., 1952. – P. 379.
«Империя рассыпалась как карточный домик, подточенная нерешительной политикой самодержца и безумным поведением его супруги. В феврале 1917 г. власть в стране фактически принадлежала ставленникам Распутина. Неспособные к управлению, они позволили беспорядкам в столице, вызванным временной нехваткой продовольствия, перерасти в революцию, уничтожившую режим». – Н. Зёрнов. Русское религиозное возрождение ХХ века. Париж, 1991. – С. 204.
«По мере того, как я прослеживал течение революции по историям, поведанным мне пережившими эту революцию людьми, она упорно казалась мне скорее падением старого порядка, чем его свержением – подобно тому, как позднее коммунистический режим пал скорее от собственного банкротства и истощения, нежели от того, что пытался причинить ему Запад». – С. А. Шмеман. Эхо родной земли. – С. 204.
Литература
Февральская 1917 Революция. Сборник документов. М., 1996.
Отречение Николая II. Воспоминания очевидцев. М., 1990.
1.4.15. Отречение 2 марта 1917 г. и его правовые и политические последствия
Нередко исторические события, которые представляются современникам чем-то второстепенным, малозначащим, «техническим», по прошествии времени оказываются центральными и определяющими. К таковым, безусловно, относится процедура отречения от престола последнего русского Императора.
Сегодня историкам хорошо известно, что силы, оппозиционные Николаю II, готовили государственный переворот, начиная с 1915 г. Это были и лидеры различных политических партий, представленных в Думе, и крупные военные, и верхушка буржуазии, и даже некоторые члены императорской фамилии. Предполагалось, что после отречения Николая II на престол взойдет его несовершеннолетний сын Алексей, а регентом станет младший брат царя – Михаил. В ходе Февральской революции этот замысел начал осуществляться. Более того, сам Николай II, кажется, был готов к такому развитию событий. Он говорил: «Если я помеха счастью России и меня все стоящие ныне во главе ее общественных сил просят оставить трон и передать его сыну и брату своему, то я готов это сделать, готов даже не только царство, но и жизнь отдать за родину».
Днем 2 марта после получения известий о том, что большинство командующих фронтами, включая Великого князя Николая Николаевича и начальника штаба Ставки генерала М. В. Алексеева, высказались в пользу отречения, Николай II принял решение оставить трон наследнику престола тринадцатилетнему Алексею под опекой Великого князя Михаила. После этого император переговорил с придворным врачом, профессором С. П. Федоровым. Он хотел узнать, возможно ли излечение наследника-цесаревича от болезни крови – гемофилии, которой тот страдал с раннего детства. При этом Николай Александрович рассказал доктору Федорову, что по предсказанию Распутина Алексей вскорости излечится от этой страшной болезни. К сожалению, ответил лейб-лекарь, современная медицина не в состоянии этого обещать. Правда, наследник может прожить долгие годы. Но самого Николая после отречения, видимо, вышлют за границу, и он не будет видеть своего сына. Судя по всему, информация доктора Федорова сыграла важную роль. И Император решил не только сам отказаться от престола, но и отречься от имени наследника-цесаревича в пользу младшего брата Михаила.
Вышедший к приехавшим из Петрограда во Псков представителям Временного Комитета Государственной Думы В. В. Шульгину и А. И. Гучкову Император сказал: «Ранее вашего приезда после разговора по прямому проводу генерал-адъютанта Рузского с председателем Государственной Думы, я думал в течение утра, и во имя блага, спокойствия и спасения России я был готов на отречение от престола в пользу своего сына, но теперь, еще раз обдумав свое положение, я пришел к заключению, что ввиду его болезненности мне следует отречься одновременно и за себя, и за него, так как разлучаться с ним не могу».
Несостоятельность, неправомерность формы отречения от престола, избранной Императором Николаем II, была очевидна с момента её первого объявления Государем. Её заметил В. В. Шульгин. Её подробно объяснил видный руководитель КДП и правовед Владимир Набоков в апреле 1918 г. Дело в том, что в российских законах вовсе отсутствовала норма отречения от престола царствующего Императора. Статьи 37 и 38 Основных Государственных законов рассматривают возможность отречения наследника до его вступления на престол, но об отречении правящего Государя ни в этих, ни в иных статьях нет ни слова. Разумеется, отсутствие нормы, как хорошо знают юристы, не исключает факта. Но в рассматриваемом нами случае факт отречения, по точному замечанию Набокова, юридически тождественен смерти Государя. Эти статьи закона основывались на Акте о престолонаследии, изданном Павлом I в 1797 г. Акт устанавливал четкие правила наследования престола, основывающиеся на так называемом принципе примогенитуры – «от отца к старшему сыну». Тем самым император Павел Петрович осуществил одну из важнейших в отечественной истории реформ. Впервые русская верховная власть была подчинена строгому и объективному закону.
В непреложной верности законам о престолонаследии торжественно клялся при достижении совершеннолетия каждый Наследник Престола вплоть до Николая II. Император не может распоряжаться Всероссийским Престолом как частным своим наследием и завещать его кому пожелает. Престол Империи наследуется в строго установленном законом порядке (Вторая глава Основных Государственных законов). Поэтому, в случае отречения Николая II, престол переходил к его сыну – Алексею Николаевичу. Отрекаться за другое лицо – в данном случае за сына – Российский Император не имел права. Цесаревич Алексей мог только сам отречься от своего права на престол, да и то лишь по достижении совершеннолетия (16 лет). До того он должен был царствовать при Правителе (регенте), которого мог определить перед отречением-смертью Николай II, но которым, если такого определения не последовало, становился «ближний по наследию Престола из совершеннолетних обоего пола родственников малолетнего Императора» (ст. 45). В 1917 г. самым ближним был брат царя Михаил.