История Румынии

Галлиен никогда не терял контроля над Дакией (amissa). Напротив, она была его постоянной опорой. Первые дакийские вексилларии перешли на сторону узурпатора Викторина, преемника Постума, бывшего правителя «Галльской империи», лишь в конце /83/ 269 г. (после смерти Галлиена). Об этом свидетельствуют золотые денарии, отчеканенные в Трире. Дакия во времена Галлиена оставалась римской провинцией. Мысль о «потере» Дакии, видимо, возникла потому, что часть дакийской армии рассеялась во время восточного похода Валериана, а другие войска Галлиен перевел в стратегически более важные области. К этому добавляется ужасное финансовое положение Дакии, безразличие императора к ее городским и сельским поселениям, постоянные вторжения враждебных народов, сопровождавшиеся захватом территорий. Атмосфера нестабильности, в которой панические слухи распространялись с невероятной быстротой, и создала, в конце концов, неясный образ Дакии, который век спустя поздняя латинская историография запечатлела в двусмысленном слове «amissa».

Даже не имея конкретного намерения отодвинуть границу империи на линию Дуная, Галлиен начал этот процесс, ставший необратимым в следующее десятилетие. В годы правления Клавдия II Италия продолжала подвергаться угрозам со стороны аламанов. В Дакии произошло новое катастрофическое падение денежного оборота по сравнению с Мёзией к югу от Дуная. Положение провинции ухудшилось. Отсутствуют подтверждения о стоянке двух старых легионов в лагерях Апула и Потаиссы. Официально провинция Дакия прекратила существование во времена Аврелиана. Последнее свидетельство о провинции появляется на золотых денариях, отчеканенных в Медиолане весной 271 г. с надписью Dacia Felix. [95] Открытие нового монетного двора в 271–272 гг. в Сердике, столице Дакии Средиземной, созданной Аврелианом к югу от Дуная, могло бы означить завершение этого процесса. Из литературных источников известно, что в начале 271 г. Аврелиан выступил с армией в Аквилею в поход против «скифов» (вандалов из Паннонии). О его действиях в отношении Дакии говорится: «…provinciam Daciam… intermisit vastato omni Illirico et Moesia desperans eam posse retinere abductosque Romanos ex urbibus et agris Daciae in Media Moesia collocavit apellavitque eam Daciam, quae nunc duas Moesias dividit et dextra Danubio in mare fluenti, cum antea fuerit in laeva»; [96] ^{51} /84/ «…per Aurelianum, translatis exinde Romanis, duae Daciae in regionibus Moesiae ac Dardaniae factae sunt»; [97] ^{52} «Cum vastatum Illyricum ac Moesiam deperditam videret, provinciam Transdanuvianam Daciam a Traiano constitutam sublato exercitu et provincialibus reliquit, desperans earn posse retineri, abdustoque ex ea populus in Moesia conlocavit apellavitque suam Daciam, que nunc duas Moesias dividit»; [98] ^{53} «Daces autem, post haec, iam sub imperio suo Traianus, Decebalo eorum rege devicto, in terras ultra Danubium, quae habent miile milia spatia, in provincia redegit. Sed Gallienus eos dum regnaret amisit Aurelianusque imperator evocatis exinde legionibus in Mysia conlocavit ibique aliquam partem Daciam mediterraneam Daciamque ripensem constituit…». [99] ^{54} Филологи и историки много раз тщательно разбирали эти тексты, пытаясь обнаружить там больше информации, чем в них действительно содержится, и объяснить отдельные кажущиеся или реальные противоречия, забывая при этом, что тексты адресованы читателям, хорошо осведомленным о событиях, которых касались древние писатели. Так возникла беспочвенная полемика относительно исторических сведений, переданных нам литературными источниками, повествующими об этих событиях.

95

Счастливая Дакия (лат.).

96

«…Провинцию Дакию… оставил после того, как были опустошены весь Иллирик и Мёзия; отчаявшись в том, что может ее вернуть, и выведя римлян из городов и полей Дакии в Среднюю Мёзию, он поселил их [там] и назвал Дакией ту [область], что ныне разделяет две Мёзии и находится на правой стороне Дуная, текущего в море, тогда как прежде она была на левой стороне» (лат.).

97

«…Аврелианом, после переселения оттуда римлян, были основаны две Дакии в областях Мёзия и Дардания» (лат.).

98

«Когда он увидел, что опустошенный Иллирик и Мёзия потеряны, он оставил задунайскую провинцию Дакия, основанную Траяном, удалив оттуда войска и провинциалов; отчаявшись в том, что может ее вернуть, он поселил выведенные из нее народы в Мёзии и назвал ее своей Дакией, которая нынче разделяет две Мёзии» (лат.).

99

«Даков же после этого Траян, победив их царя Децебала и подчинив их своей власти, в землях по ту сторону Дуная, что имеют протяженность в тысячу миль, обратил в провинцию. Но Галлиен их в свое правление утратил. Император Аврелиан, отозвав оттуда легионы, разместил [их] в Мизии и там устроил часть Средней Дакии и Прибрежной Дакии» (лат.).

Полемика о непрерывности пребывания дако-римлян в бывшей Дакии. В средние века самая большая часть провинции Дакия (Трансильвания и Банат) оказалась в составе Венгерского королевства. После исчезновения королевства и короткого периода автономии Трансильванское княжество стало провинцией Габсбургской империи, преобразованной в XIX в. в Австро-Венгерскую монархию. В течение всех этих столетий большинство населения Трансильвании составляли румыны, на что указывают средневековые памятники. Со временем, однако, эта основная группа насе- /85/ ления утратила политические и религиозные права, а первоначальное равенство с другими этническими группами сменилось дискриминацией. Религиозные и культурные преобразования XVIII в. открыли путь в европейские школы первым румынам из Трансильвании. Изучение римского прошлого Дакии и осознание латинской основы румынского языка обусловили рождение интеллектуального движения трансильванских румын, кульминацией которого стал официальный меморандум от имени румынской нации – Supplex Libellus Valachorum. [100] В нем требовалось предоставить румынам политические и гражданские права. В основе этого документа лежала просветительская концепция, вдохновленная идеями естественного и исторического права. История стала орудием в борьбе за национальное освобождение. Впервые вспомнили о длительном периоде проживания румынского народа в Трансильвании еще с эпохи римской Дакии и о его благородных корнях, связанных с былой латинизацией. В меморандуме утверждалось, что древнейшее население Трансильвании было несправедливо лишено равных прав с теми, кто пришел на эту территорию позже: имелось в виду мадьярское дворянство, «саксы» и секеи – три средневековые привилегированные «нации».

100

Прошение валахов (лат.).

Это политическое движение вызвало отклик у некоторых австрийских историков, решивших опротестовать исторические аргументы о древности и исконном проживании румын в Трансильвании. Так началась полемика, которая имела политический подтекст и велась в области филологии и истории. Во второй половине XIX столетия, когда политическое положение румын ухудшилось, позиция официальной историографии стала весьма категоричной. Была опубликована работа Р. Рёслера (R. Roesler), старавшегося системно продемонстрировать невозможность преемственности между дако-римскими жителями древней Дакии и румынами Трансильвании. Последние, согласно теории Рёслера, эмигрировали сюда с южного берега Дуная позднее, в средние века, когда в Трансильвании уже жили мадьяры и «саксы». Следовательно, исторические аргументы, на которые ссылаются румыны, требуя политического равенства, не имеют под собой реальной основы.

Образование национального румынского государства, обретение им независимости и его международное признание увели эту полемику еще дальше. Борьба за национальное освобождение /86/ перешла в борьбу за объединение Трансильвании и Баната с Румынией. Именно тогда появилась «проблема преемственности». Румынские историки решили ответить Рёслеру. Дискуссия, имевшая то же политическое измерение, продолжалась в румынской и венгерской историографии на протяжении всего XX столетия. В ней были и «грозовые» периоды, связанные с обострением политической ситуации, как, например, во время Второй мировой войны. Основной причиной продолжения этой полемики было полное неприятие Венгрией (даже в коммунистическую эпоху) факта воссоединения различных областей в национальном румынском государстве, в результате которого Трансильвания и Банат в 1918 г. вошли в границы Румынии.

В период коммунистической диктатуры ситуация усугубилась, особенно в годы националистического коммунизма Н. Чаушеску, когда поддержка теории преемственности принимала запредельные идеологические формы. Последствия этих лет ощущаются до сих пор, особенно на уровне обыденного сознания. Сохраняется и сама проблема преемственности. В обоих лагерях еще остались приверженцы старых идей. Тем не менее, в румынской историографии существует критическая тенденция, не допускающая идеологию в историческое исследование, отвергающая преувеличения и мифы и стремящаяся к исторической верификации образов, созданных без опоры на достоверные материалы. К сожалению, в венгерской историографии подобное видение еще не нашло места, по крайней мере, когда речь идет о проблеме преемственности.

Возвращаясь к литературным источникам конца римского владычества в Дакии, следует отметить, что они абсолютизировались и использовались противниками теории преемственности в качестве решающих аргументов, поскольку якобы говорили о полной эвакуации дако-римского латиноязычного населения Дакии на южный берег Дуная. Таким образом, бывшая Дакия могла бы превратиться в terra deserta [101] еще до наступления средневековья. В пользу этой концепции свидетельствовало и полное отсутствие во всех письменных источниках того времени каких-либо упоминаний об этой территории и ее населении. Поэтому делался вывод о том, что родиной румын была не Дакия, а земли к югу от Дуная. /87/

101

Пустыню (лат.).

Полемизируя с этой теорией, румынские филологи попытались интерпретировать те же письменные источники, при этом нередко изменяя смысл текста посредством неправильных переводов. Так, текст Иордана на основании выражения «evocatis exinde legionibus» [102] сочли доказательством отступления только армии, а не гражданского населения. Это умозаключение является искусственным, поскольку базируется на неправильном переводе всего пассажа. Родилась идея, что в обсуждаемых литературных источниках можно выделить две историографические традиции, описывающие уход из Дакии: одна «ошибочная» – Евтропия, Руфия Феста и Флавия Вописка, а другая «правильная» – Иордана. Первая традиция подтверждала полный уход войск и гражданского населения и говорила о «патриотизме» Евтропия, а вторая объяснялась компетентностью Иордана, будто бы исправившего ошибочную информацию о полной эвакуации населения и упоминавшего только армию. В действительности правильный перевод текста Иордана наталкивает на мысль, что он пишет не только об отступлении армии (evocatis exinde legionibus), но и об уходе мирного населения (Dacos, из которых Траян создал провинцию, которых Галлиен «потерял», а Аврелиан, как следует из правильного перевода, разместил в Мёзии). Итак, двух древних историографических традиций не существовало. Все авторы, писавшие об отступлении армии и уходе гражданского населения, имели в виду одно и то же событие, используя разные определения: Romani, Daci, provinciales, populus. [103] Однако эти сведения слишком скудны, чтобы утверждать, будто все население северодунайской Дакии покинуло ее. В недавнем времени зарубежные историки, не участвующие в полемике о преемственности и непреемственности, такие, как Л. Окамура или А. Уотсон, касаясь эпохи Аврелиана, высказались скептически относительно мысли о массовой эвакуации всего населения, сочтя ее маловероятной и указав, что подобное нигде не практиковалось. По их мнению, мигрировали только администрация, богатые купцы, землевладельцы, т. е. влиятельные провинциальные honestiores. Большинство humiliores, имевших больше общего с варварами, чем с собственными honestiores, осталось на месте.

102

«Отозвав оттуда легионы» (лат.).

103

Римляне, даки, провинциалы, народ (лат.).

Более важные исторические проблемы связаны с причинами ухода и способом проведения этой масштабной операции. В 271 г. /88/ Аврелиан, подчинив вандалов и нанеся сокрушительное поражение готам в дунайской области, получил возможность подумать о том, как перестроить оборонительную стратегию во всем регионе. С одной стороны, он нуждался в военных силах, чтобы начать кампанию против Пальмиры, а с другой – мог пополнить их воинами, охранявшими дунайскую границу, для чего следовало уменьшить ее протяженность. Дакия уже давно утратила стратегическую роль по сравнению с тем временем, когда была создана эта северодунайская провинция, поскольку варварский мир во второй половине III в. пережил существенные трансформации. И Аврелиан принял стратегическое решение. Возможно, он руководствовался субъективными соображениями о необходимости защиты Сердики, своей origo, [104] находившейся в пустынном, малонаселенном и труднообороняемом от вторжений с северного берега Дуная месте. Факт, что практическое осуществление операции по оставлению Дакии не получило откликов в античной историографии, видимо, указывает на ее успешное проведение. Территория вновь созданной Дакии к югу от Дуная была небольшой. Это еще один аргумент в пользу того, что эвакуация не была тотальной. Южнодунайская Дакия создавалась не для того, чтобы стать прибежищем для всего северодунайского населения, а для сохранения названия этой провинции в списке административных единиц империи (своего рода сокрытие ухода из боязни вызвать недовольство римского общественного мнения). Кроме того, это способствовало упрочению верности двух легионов Дакии и возрастанию престижа Сердики, ставшей столицей новой провинции. Решение об уходе из Дакии родилось в голове военного человека, как ответ на основную военную задачу, и было осуществлено по-военному. Аврелиан осознанно завершил процесс «потери» Дакии, невольно начатый еще при Галлиене, взяв на себя ответственность за выбор меньшего зла для Римской империи.

104

Родины (лат.).

Из этого следует, что с научной точки зрения бессмысленно собирать разного рода археологические доводы, чтобы доказать присутствие в Дакии части населения бывшей провинции после ухода оттуда администрации и римской армии, как это постоянно делалось в румынской историографии. Историкам на протяжении долгого времени так и не удалось разубедить тех, кому они, в первую очередь, адресовали свои доводы. Историографическую ситуацию, /89/ которая сложилась в древности и которую абсурдно оспаривали в прошлом, сейчас следует трактовать как вполне естественный исторический факт. Археологические, а в особенности эпиграфические и нумизматические источники методом исключения с легкостью могут подтвердить, даже если в этом нет необходимости, достоверность письменных источников, в которых ясно говорится об отступлении при Аврелиане. Но археологам нелегко собрать материал о преемственности поселений, материального производства и особенно об этнической преемственности. Такое положение характерно и для других территорий, утративших статус римских провинций, – например, для Британии начала V в. н. э. Это объясняется объективными обстоятельствами, так как исторические факты не обязательно находят соответствие на уровне материальной культуры. Однако не стоит бросать вызов здравому смыслу, доказывая, что романский народ, в два раза более многочисленный, чем его соседи иного этнолингвистического происхождения, лишь благодаря случайному совпадению, оказался на территории бывшей римской провинции, где некогда обитало значительное романизированное население, и что он якобы не имеет с этим населением никакой прямой связи. Желающие научно обосновать подобный абсурд вольны в своих действиях. Но разве долг румынских ученых не обязывает нас доказать абсурдность абсурда?

Дакия после ухода римлян. На основании археологических находок можно с уверенностью сделать два важных заключения. Первое. После 271 г. н. э. жизнь продолжалась во многих центрах провинции и в новых поселениях, хотя и в более скромных формах. Второе. В течение почти ста лет западная, романизированная зона Дакии не подвергалась систематическому и массированному проникновению нероманизированных пришельцев, обитавших за бывшей римской границей. Напрашивается вывод, что часть населения бывшей провинции Дакия после 271 г. осталась в Трансильвании. В пользу этого свидетельствует, в первую очередь, сохранение во временном промежутке между 271 и 306 гг. оборота монет, пусть и скудного, что вполне объяснимо в новом политическом и социальном контексте. Количество монет, найденных в поселениях южных придунайских областей, было значительно большим, чем в Трансильвании. Это обстоятельство объясняется существованием прямого обмена между центром и периферией империи, тогда как Трансильвания оказалась в положении внутренней области. /90/ Бывшая провинция Дакия стала экономической «буферной зоной», где подлинные денежные отношения сохранялись в северных придунайских областях, в то время как в Трансильвании настоящая экономика, основанная на денежном обращении, не функционировала. Здесь монеты из инструмента сделок превратились в драгоценности. Подобным образом экономическая ситуация развивалась и на Десятинных полях – территории, оставленной римлянами в Верхней Германии.