История русской торговли и промышленности

При таких условиях едва ли можно говорить о предоставлении немцам в Новгороде права торговли в розницу. Напротив, английская грамота 1303 г. дарует им право «пряности и бакалейные товары по-прежнему продавать в розницу кому угодно». В 1366 г. им дозволена розничная продажа во Фландрии. С давних пор ганзейцы пользовались этим правом в Норвегии ^{181} .

И определенные пути были указаны немцам, как это соответствовало гостиному праву. Князь Андрей Александрович (около 1301 г.) в соглашении с представителями немецких городов заявляет: «Дахом им три пути горний по своей волости, а четвертый в речках, гости ехати без пакости на Божий руче, и на княжи и на всего Новагорода. Оже будеть не чист путь в речках князь велит своим мужем проводити ели гость, а весть им подати» ^{182} . Устанавливаются только четыре определенных пути сушей (горой) и один водой, где даются и провожатые для охраны (конвой). Об этих указанных путях упоминается неоднократно и в Новгородской летописи (в 1242, 1268, 1435 гг.). В 1346 г. Новгород запрещает ездить через Швецию, Пруссию, Курляндию, Эзель, допуская лишь путь из Риги, Ревеля или Пернова. Впоследствии (в соглашениях 1474, 1481, 1493 гг.) каждый раз подчеркивается, что в случае, если бы купец немецкий или русский заблудился и ненамеренно сбился с установленного пути, то следует указать ему правильную дорогу, но не производить над ним насилия и не отнимать у него товаров, что обычно делалось в случае езды неуказанным путем ^{183} . Из этих соглашений видно, что и русские в Ливонии обязаны были ездить определенными путями.

Во всяком случае, мы находим в Новгороде различные стеснения ганзейской торговли, от которых последняя была избавлена в других странах — в Англии, Норвегии, Фландрии. Причина заключается в том, что там ганзейцы пользовались гораздо большей силой и могуществом, чем на Руси. В Англии, как и в Норвегии, большую роль играла задолженность короля и аристократии немецким купцам, в силу которой и ради получения новых займов они вынуждены были соглашаться на всевозможные льготы, доходившие до того, что в Англии ганзейцы могли торговать не только с гостями в розницу, но и в селах непосредственно с крестьянским населением, совершенно обходя английское купечество, которое не могло развиваться при таких условиях; мало того, пошлины при вывозе и ввозе товаров ганзейцы нередко уплачивали в меньших размерах, чем сами англичане. В Новгороде мы не находим ни этих кредитных операций ганзейцев, ни того влияния князей и бояр, которое могло бы доставить иностранным купцам значительные выгоды. Власть князя была сильно ограничена, и, как мы видели, — даже торговать с немцами он не мог непосредственно, а должен был обращаться к посредничеству новгородцев.

Что касается Фландрии, то там условия в этом отношении были отчасти сходны с Новгородом, хотя и не вполне, но зато там местное население извлекало значительную выгоду из приезда немецких купцов (как и итальянцев), как благодаря возможности сбыта изделий широко развитой в то время во Фландрии шерстяной промышленности, так и вследствие производства ряда подсобных и торговых промыслов, которые находились в руках фламандцев. Таковы были профессии содержателей постоялых дворов и товарных складов, маклеров, нотариусов, корабельщиков, переводчиков и т.д., самую же торговлю в тесном смысле местное население всецело отдавало иностранцам. В Новгороде выгодное занятие сдачи иностранцам квартир и складов и содержания харчевен отпадало, так как немцы жили и хранили товары в своих гостиных дворах и в городе, во дворах русских селились, по-видимому, лишь в виде исключения. Морского порта в Новгороде ввиду его континентального положения не могло быть, что опять-таки лишало население многих существенных выгод, не было ни маклерского промысла, ни нотариусов. Оставалась одна лишь деятельность по перевозке товаров по Волхову и до гостиных дворов немцев, почему новгородцы, как мы видели, и монополизировали этот транспортный промысел. Но выгода получалась бы слишком небольшая, если бы новгородцы не сохраняли одновременно с этим в своих руках и посредничества в торговле между немцами и приезжавшими в Новгород русскими из других областей, как и вообще не старались бы по возможности удерживать торговые операции в своих руках.

В отличие от англичан, фламандцев, норвежцев новгородцы не прекращали и собственной активной торговли с немецкими городами. В то время как купцы других стран почти не выезжали за свои пределы, ибо ганзейцы вели с этим решительную борьбу, не допуская, например, приезда англичан в Норвегию, фламандских судов в Балтийское море, в отношении Новгорода они вынуждены были терпеть нарушение их монопольного положения. Это обусловливалось в значительной мере выгодным расположением Новгорода в отношении ливонских городов, которые вообще стояли несколько поодаль от прочих участников ганзейского союза, в частности от Любека и иных вендских городов, и вели отчасти самостоятельную политику. В эти находившиеся поблизости ливонские города и ездили новгородцы, тогда как их путешествия в прочие, более отдаленные местности, расположенные у Балтийского моря, по-видимому, скоро прекратились. Как мы видели выше, уже договор 1260 г. в противоположность договору 1195 г. упоминает лишь о поездках на остров Готланд, но не на континент, причем и тут новгородцам приходилось пользоваться немецкими судами за отсутствием собственного торгового флота. В этом отношении, следовательно, Новгород находился в равных условиях с прочими посещаемыми ганзейцами городами и местностями — в вендские города, как и в другие прибалтийские страны, никто из новгородцев не ездил, посредничество между ними принадлежало одной Ганзе.

Правда, новгородцы постоянно предъявляли немцам требование принять на себя ответственность за несчастные случаи или ограбление русских на море. Ревель в 1406 г., Рига в 1424 г., Ливонский орден в 1420 г. возражали на это, что от морских разбойников немцы так же страдают, как и русские, и отвечать за убытки русских «в открытых водах и морях они не могут».

Новгород и впоследствии настаивал на этом (в 1436 г., 1468 г.), и отказ немцев в последнем случае являлся одной из причин разрыва между ними и новгородцами. Только в соглашении 1487 г. эта цель отчасти достигнута. Согласно новому постановлению, в случае, если новгородцы потерпят убытки на море от жителей 73 ганзейских городов, эти города обязаны разыскать виновных и, если они будут найдены, казнить их и отнятое имущество отдать новгородцам. Если пираты не принадлежат к ганзейцам, то Ганза, узнав о месте пребывания их, сообщает об этом в Новгород и все-таки, если она в состоянии изловить их, обязана и в этом случае казнить их и отдать товары новгородцам. В свою очередь и новгородцы обязались поступать подобным же образом в случаях разбойных нападений на немцев, если грабители находятся в пределах новгородской территории ^{184} .

Из всего этого, казалось бы, следует, что новгородцы совершали и впоследствии, еще в XV ст., путешествия по морю. Однако едва ли это были поездки в вендские города и даже на Готланд. Без всякого сомнения, речь идет о плаваниях в Ригу, Ревель и прочие приморские ливонские города. Из источников нам действительно известно, что новгородцы ездили в эти города морским путем, наиболее удобным и наиболее дешевым в те времена, тогда как перевозка товаров сушей при ужасном состоянии дорог была почти немыслима. Да и переговоры в XV ст. велись уже исключительно между Новгородом и ливонскими городами Дерптом, Ревелем, Ригой, и ответ на предъявляемое новгородцами требование, чтобы немцы возмещали и понесенные на море убытки, дают каждый раз эти города, ибо только их и касаются претензии торговцев.

В эти города новгородцы действительно отправлялись, и не только в XIII—XIV, но и в XV ст. Это мы можем заключить прежде всего из многократных случаев ограбления новгородцев в Нарве и на Неве, которые подавали им повод к насилиям над немцами и о которых мы отчасти уже упоминали выше. В других случаях источники прямо сообщают о пребывании новгородцев, как и псковичей, в ливонских городах. Так, в соглашениях 1342 и 1376 гг. по поводу воска и меха, привозимого русскими купцами, упоминается в качестве мест сбыта его Дерпт, Рига и Ревель, а также Готланд. В 1406 г. Дерпт выдает новгородцам «опасные грамоты», т.е. охранные свидетельства для свободного проезда туда и обратно. В 1439 г. Новгород соглашается отпустить задержанных им немецких купцов лишь после того, как все русские купцы, захваченные в Дерпте и Ревеле, вернутся целы и невредимы со своими товарами в пределы Новгородской области. В 1461 г. новгородцы жалуются на насилие и ущерб, причиненные им в Ревеле и Дерпте, и, по-видимому, в связи с этими событиями в соглашении 1466 г. было установлено, что немцы не должны заключать русских в темницы, очевидно в ливонских городах. Упоминается о русской церкви в Дерпте, где новгородцы имели собственные дворы, в 1481 г. о русском квартале в Дерпте, церквах и домах, а в договоре 1392 г. им предоставлено право торговать не только на территории епископа Дерптского, но и далее за пределами заставы, находящейся на р. Эмбах. Следовательно, новгородцы ездят не только в ливонские пограничные или приморские города, но и далее в глубь страны: «По пискупле (епископской) земле Юрьевского и по его городам горою и водою путь цист», «а что под пискуплим городом колода церес реку за замьком, а туды новгороцькому купцью путь цист» ^{185} . Наконец, в мирном договоре между Новгородом и Псковом, с одной стороны, и Дерптом и Ревелем, с другой, установлено, что новгородским послам и купцам предоставляется «чистый путь» в Дерптской области и право торговать любым товаром, а также ездить морем и сушей как в Дерпт, так и далее в Ригу, Ревель и Нарву. То же право устанавливается для псковичей, причем дерптские переводчики, помогающие им, не должны брать за это особого сбора, и псковичам разрешается рубка леса около Дерпта. Но сверх того псковичам предоставляются еще и столь важные права в Дерпте, как торговля в розницу и торговля с гостями, именно с приезжими из Риги, Ревеля и Нарвы. Это свидетельствует о существенной роли торговли псковичей в Дерпте, о том, что их активная торговая деятельность в ливонских городах достигала значительных размеров.

ГЛАВА ПЯТАЯ. Характер немецкой торговли в Новгороде по статутам немецкого двора

Наряду с договорами, заключенными Новгородом с немцами, мы находим еще и другой источник, дающий возможность ознакомиться с характером и условиями товарообмена между Новгородом и немецкими городами, — уставы, изданные немецким купечеством для немецкого двора в Новгороде и регулирующие жизнь немецкой фактории и торговлю ее с Новгородом. Договоры являются результатом соглашений между немцами и Новгородом, статуты же имеют односторонний характер, представляют собою своего рода правила внутреннего распорядка, автономно установленные немецким купечеством для ганзейской конторы в Новгороде. Эти статуты именуются «скра» (skra); первоначальный смысл слова — отрезанное, почему Яков Гримм понимал его в смысле решенного, судебного решения, другие истолковывали этот термин как деление на части или отделы; указывали и на то, что скра означает кожу, пергамент, а затем и записанные на них памятники. В этом понимании оно встречается весьма рано в Скандинавских странах: в 1118 г. Haflidaskra, законник, составленный Гафлидом, logskrar — судебные книги, о которых упоминается в норвежских источниках XII ст., hirdskra — сборник, составленный при короле Магнусе в XIII ст. И впоследствии гильдейские статуты именуются в Швеции gildeskra, в Дании уставы товариществ называются sera. Мы находим этот термин в конце Средневековья и в городах Вестфалии и Шлезвига в смысле постановлений, статутов (schrae): «Мы, консулы (магистрат) и граждане города Апенрада, установили следующие статуты нашего города, именуемые скра, и записать велели» (1335 г.). Название это появляется и в Гамбурге, в особенности же в Ревеле и в Риге в XV ст. в измененном виде schra, scrage, schragen; уставы рижских цехов именуются schragen. По-видимому, во всех этих городах слово «скра» заимствовано из Скандинавии, и оттуда же оно перешло и в Новгород, — лучшее подтверждение того, что исходную точку в немецкой торговле с Новгородом составляет шведский остров Готланд с его купечеством, вслед за которым пошли уже чисто немецкие города ^{186} .

Новгородская скра сохранилась в целом ряде списков — Шлютер насчитывает семь списков, относящихся к эпохе XIII-XVII ст., некоторые из них встречаются в нескольких различных редакциях ^{187} .

Наиболее старинный список (первая скра) относится к XIII ст. и сам именует себя «скра», составленной «на основании обсуждения и постановления мудрейших всех городов немецких земель». Эта первая скра не намерена вводить ничего нового, а записывает лишь издревле господствующее «на немецком дворе в Новгороде» право для руководства всем посещающим этот двор. «Вот скра Новгородская. Да будет известно всем тем, кои здесь находятся и впредь сюда приезжать будут, кои видят эту скра и слышат, что от всего совета и по общему решению мудрейших мужей из всех городов немецкой земли, предписано это право, которое издревле соблюдалось и существовало в немецком подворье в Новгороде, блюсти и впредь всем тем, кто имеет обыкновение приезжать в упомянутое подворье водою и сухим путем (ст. I) ^{188} .

Шлютер полагает, что под мудрейшими всех немецких городов можно разуметь лишь собравшихся в Висби представителей купцов Северной Германии, участвовавших в торговле с Прибалтийскими странами, ту организацию, которая именовалась «der gemeine Kaufmann». За готландцами ведь последовали и немецкие купцы, отправлявшиеся из г. Висби и по примеру готландцев приобретшие землю и построившие свой двор в Новгороде. Он полагает поэтому, что в Висби и была составлена эта древнейшая скра, регулировавшая жизнь в общем для всех немецких купцов подворья и желавшая сохранить старинные обычаи и на будущее время, превращая их в писаное право ^{189} .

Это предположение отчасти подтверждается и тем, что в последней (27) статье Готланду предоставляется особенно важное право — туда должны отправляться ежегодно остатки сумм, собранных во дворе св. Петра в Новгороде, и там должны они храниться в церкви св. Марии в Висби. В статье этой говорится, что «по старому обычаю постановлено немецкими представителями со всех городов, что имущество св. Петра… не должно помещаться ни в каком ином месте, кроме Готланда». Из этого видно, что речь идет о древнем обычае, но что этот обычай оспаривается другими городами, которые выдвигаются наряду с Висби. Эти города уже добились того, что ключи от этой кассы, находящейся в Висби, хранятся у представителей не одного Готланда, а четырех городов: Висби, Любека, Зеста и Дортмунда. Хотя первая роль, следовательно, принадлежит Готланду, но ее начинают оспаривать у него и немецкие города — города Вестфалии, в особенности же Любек.