История русской торговли и промышленности

Характерно, однако, то, что челобитные купцов не ограничиваются борьбой с иностранцами. Архангельские посадские люди в 1670 г. приносят жалобу уже на волостных крестьян, которые, по их словам, приезжают к Архангельску и продают товары и лес порознь, а не оптом, а иные приезжают с рыбой и мясом и продают врознь, а сами ни податей городских, ни служб не несут. «Вели, государь, — заключает челобитная, — продавать им оптом нашим посадским тяглым людям, чтоб нам сиротам твоим достальным людишкам без промыслов в конец не погибнуть и врознь не разбрестись» ^{357} .

Таким образом, посадские люди возмущаются уже не только розничной торговлей иностранцев, но даже намерены воспретить ее своим же приезжим крестьянам, доставляющим продукты из пригородных сел.

Но крестьян, как и иногородних русских купцов, затрагивают и самые меры, принимаемые против иностранцев. В самом деле, ограничения по объекту были, как мы видели, тесно связаны с ограничениями по субъекту: не только нельзя продавать и покупать в розницу, но нельзя вообще закупать товары вне городов, в деревнях и погостах, на ярмарках, наконец, с возов у приезжающих в город крестьян. Монополия торговли предоставляется горожанам, местным торговым людям — только у них иностранцы могут закупать товары для сбыта их за границу, только им они могут продавать привезенные из других стран товары. Непосредственные сношения с кем бы то ни было, будь то потребители или производители, сношения, минующие местных посадских людей, им строго заказаны. Но по той же причине они не могут торговать между собой — торговля гостя с гостем нетерпима, как это было уже в Новгороде, Полоцке, Витебске, Риге в прежние столетия. Но нетерпима и торговля иноземцев с приезжими русскими купцами; англичане, голландцы, шведы не могут в Москве продавать своих товаров приезжающим туда новгородцам или ярославцам, в Костроме — казанцам или вологжанам, как не могут покупать привозимых последними товаров. Ибо и это противоречило бы интересам местных посадских людей, означало бы обход их, своих, в угоду чужим, гостям, приезжим. В упомянутых выше челобитных нижегородских и вологодских купцов наряду с покупкой товаров иностранцами на уездных ярмарках у приезжих крестьян фигурирует в качестве обвинительного пункта и покупка товаров у «иных городов приезжих русских торговых людей», как и продажа им товаров.

Но вследствие этого получалось ограничение не только иноземцев, но и русских людей, притом не только пригородных крестьян, но и купцов, — действовал старый принцип удельно-вечевого периода, когда каждое княжество смотрело на себя как на самостоятельное государство, а жителей другого княжества считало чужими, как бы иностранными подданными. Тогда было вполне понятно, если Полоцк не дозволял купцам, приезжавшим из других городов, торговать с приезжими москвичами, — «промежи има ходити нашему полочанину». Но с единством Московского государства, объединившего под своим скипетром многочисленные русские княжества и устранившего удельных князей, весьма плохо мирилось требование, чтобы «торговые немцы» торговали с московскими посадскими людьми, но не с новгородскими или вологодскими, как будто всякий, кто не отбывал податей и служб в Москве — в этом ведь заключалась вся суть, — являлсядля Москвы иностранцем.

Дозволялось ли полякам и литовцам в Москве торговать с иностранцами — в отличие от правил, господствовавших в Новгороде и Полоцке [21] , — трудно сказать. В договорах об этом ничего не говорится, а из слов — торговать «волно, безо всяких зацепок», «гостити без рубежа и без всякие пакости» — этого еще вовсе не следует. Все эти обещания вместе с целованием креста мы находили и в Новгороде, и в Полоцке, и все же торговля гостя с гостем там не дозволялась. Англичанам, правда, первоначально и в этом отношении была дарована свобода, но ведь они находились тогда в совершенно исключительном положении. При Борисе Годунове в 1589 г. Флетчер обращается с ходатайством, чтобы и «всем иноземцом ослобожено было торговать с теми с аглинскими гостями в Ругодиве (Нарве), в Новегороде и в иных лифляндских городех, как преж сего торговали». И на это получает в ответ, что хотя «Ругодив и Лифляндские городы государя нашего искони вечная вотчина, да случаем ныне не за государем нашим», в своем же государстве он им дарует эту свободу, именно «аглинским гостем и всяким иноземцем торговать», т.е., очевидно, право торговать с другими иноземцами, как просит Флетчер ^{358} . Позже об этом в привилегиях, выданных англичанам, ничего не говорится, но торговать с иностранцами они продолжали. Посадские люди плакались, что «аглинские немцы всякие товары продают иных земель немцом», тайно продают их у Архангельска голландцам, брабантцам и гамбургцам, а английский посол Карлейль вынужден был оправдываться, заявляя, что бояре и приказные не могут указать ни одного случая торговли англичан ни с голландцами, ни с гамбургцами ^{359} .

21

См. выше, гл. IV и VII.

В 1627 г. был наказан пенею англичанин, торговавший с персами. «Как были на Москве кизылбашские купчины, пришед ко нему на гостин двор, купили у него в полате, где он с товаром своим сидит олова прутового тридцать пуд». Между тем «по государеву указу англичанам и иным иноземцом никакими товарами и оловом торговать не велено». Англичанин же ссылался на то, что он такого государева указа «ни у кого не слыхал» ^{360} .

Во всяком случае, А. С. Мулюкин справедливо указывает на то, что Новоторговый устав 1667 г. не создал впервые такого ограничения, а лишь узаконил и подтвердил то, что и раньше практиковалось. Помимо приведенных фактов, об этом свидетельствует и заявление московских купцов 1667 г., что до сих пор «шаховы персидские области купецкие люди кизылбаши и армяне и кумычане и индейцы приезжали с шелком сырцом и со всякие товары царского величества в Московское государство и торговали теми товары на Москве и в Астрахани и по иным городам всегда с русскими купецкими людьми, а с немцами и с гречаны и ни с которыми иноземцы те кизылбаши никакими персидскими товары, по указу великого государя, нигде не торговали» ^{361} .

В Новоторговом уставе прежде всего говорится: «Учинить заказ крепкой, чтоб иноземец с иноземцем никакими товары не торговали и не продавали и не меняли, понеже великому государю в таможнях в сборех его великого государя казне чинятся большие недоборы, а русским людем в торгах их помешка и изнищение чинится; и будет иноземцы меж себя учнуть торговать, а сыщется про то допряма: и те товары взять на великого государя» (ст. 63). Но уже более ранняя статья распространяет это правило и на торговлю с русскими купцами: «А чтоб иноземцы приезжим торговым людем товаров своих не продавали и у них ничего не покупали»; причем прибавлено ясно: «А продавали 6 в тех городах купецким людем того города, в коих они станут торговать, а у них також товары всякие покупали, а не у приезжих». Мало того, установлено, чтобы «и подрядов и записей иноземцы с приезжими людьми никаких не чинили и тем у тех московских и городовых купецких людей промыслов не отымали» (ст. 60).

Но в ст. 61 прибавлено: «А московским купецким людем в порубежных во всех городех и на ярмонках торговать с иноземцы всякими товары вольно». Следовательно, для москвичей сделано исключение — они не подводятся под категорию чужих и на них гостиное право не распространяется. В противоположность купцам прочих городов они и в других городах являются равноправными местным жителям, хотя тягла посадского там не несут ^{362} . Конечно, речь идет только о порубежных городах. Но не надо забывать, что вся торговая деятельность иностранцев сосредоточивалась с одной стороны, в Архангельске и прочих (польско-литовских) порубежных городах (к которым в отношении восточных народов приравнивалась Астрахань), а, с другой стороны, в Москве разрешения приезжать в Москву и иметь там свои дворы они особенно добивались. Так что москвичи, имея возможность торговать с ними и тут и там, в сущности, ни в чем ограничены не были. Вся тяжесть запрета торговли с иностранцами падала на купцов других городов, которые не могли торговать с ними ни в Москве, ни в порубежных городах, а только в том случае, если иностранцы приезжали к ним и там закупали товары или сбывали свои продукты и изделия. Получалась особая привилегия для москвичей в ущерб купцам всех прочих городов — иностранная торговля отдавалась в руки первых, становилась монополией московских гостей и торговцев, как и купцов порубежных городов.

Но иноземцы нарушали все эти запрещения. И делали это не только открыто, как мы видели выше. Они боролись с этими стеснениями и иным способом. В привилегиях, дарованных англичанам в 1614 г., говорится: «А русским торговым людем от них не торговати». В привилегии 1628 г. это выражено еще яснее: «Закупней русских людей у себя не держати». Для того чтобы иметь возможность приобретать товары вне городов, непосредственно у производителей и по мелким статьям, иноземцы нанимают русских людей, которые по их поручению «от них» торгуют, являются «закупнями». Этим в корне подрывалось монопольное положение русских купцов. Не совершая сами запрещенных сделок, иностранцы через посредство «маломочных» русских людей достигают своих целей — последние как бы на собственный счет покупают у производителей товар как оптом, так и мелкими статьями, покупают его у других иностранцев. «Сами иностранцы, — говорит А. С. Мулюкин, — не могли пробраться в те места, куда имели доступ русские, а кроме того, русские, хорошо знакомые с местными условиями, приобретали товар дешевле». Поступившие на службы к иностранцам русские купцы являлись их орудием и для беспошлинной торговли, ибо, наняв их в Архангельске и «избегая таможенной бдительности, они отправляли свои товары в Холмогоры, где продавали беспошлинно, показывая вид, как будто бы товары были уже куплены русскими в Архангельске». И эти жалобы на посредничество русских, на то, что последние с виду являются самостоятельными купцами, фактически же выполняют поручения иностранцев, не прекращаются. Русские указывают на то, что иностранцы приобретают товары помимо русских купцов «своим заговором» и рассылают покупать по городам и в уезды, «закабаля и задолжа многих бедных и должных русских людей». Они добиваются указа, чтобы «маломочные люди у свеян (шведов) и у инех чюжеземцов денег тайно в подряд не имали и товаров на неметцкие денги не покупали», ибо торговля русских на деньги, занимаемые ими у иностранцев, и комиссионерство разоряет русских купцов, которые «в долгах побиты на превежех» ^{363} .

Но, по-видимому, жалобы эти и челобитни мало помогали: эти операции были выгодны для обеих сторон — и для иноземцев, обходивших установленные для них ограничения, и для русских людей, находивших себе заработок, фигурируя в качестве посредников, пользуясь кредитом у иностранцев.

Другую группу постановлений, регулирующих торговлю иностранцев, составляли правила относительно того, куда они могли приезжать и на какой срок, где могли селиться и торговать. Основным принципом, издавна существовавшим, являлось то, что иностранные купцы хотя и могут свободно приезжать в Московское государство ради торговых целей, но имеют право приезжать только временно, пока не распродадут своих товаров [22] ; далее, они могут приезжать лишь в пограничные города — Архангельск, Новгород, Псков, Нарву, Астрахань, но отнюдь не в Москву и не в другие внутренние города. Передвижение по стране вообще для них не допускалось и могло иметь место лишь на основании специальных жалованных грамот. Наконец, они обязаны были проживать и производить торговлю в особо предназначенных для них гостиных дворах, но не в рядах, не в собственных домах или нанимаемых ими у местных жителей.

22

Как это было и в Новгороде, см. гл. IV, V.

Такова была теория (вытекавшая из гостиного права), но соответствовала ли этому практика? Право торговли в Москве и вообще во внутренних городах России в качестве членов определенных политических союзов, говорит А. С. Мулюкин, имели «поляки, датчане, итальянцы, шведы, римские купцы, ганзейские, греки и, наконец, восточные народы, такие, как бухарцы, хивинцы, персияне, индусы». Время и срок пользования этим правом были весьма разнообразны. «Одни приобретали право торговли в Москве, а другие в это время его теряли. Одни приобретали его на целое столетие, а другие на несколько лет». Правда, тот же автор полагает, что при всем разнообразии этих явлений можно подметить среди них общий закон, который проводился более или менее последовательно и заключался «в постоянном стремлении правительства ограничить торговлю иностранцев одними порубежными городами» ^{364} . Однако такое утверждение противоречит только что приведенному перечислению народов, пользовавшихся правом ездить во внутренние города: многочисленность их (к ним надо прибавить еще англичан до 1649 г.) отнюдь не свидетельствует о таком стремлении ограничить иностранцев одними порубежными городами и во всяком случае доказывает, что даже, поскольку такие меры принимались, они не достигали своей цели.

Ограничение заключалось только в том, что в Москву иностранцам разрешалось приезжать лишь с большими запасами товаров и одновременно в небольшом числе. Так, в жалованной грамоте жителям г. Любека 1652 г. говорится, что «для вашего прошения и челобитья ваших любских торговых людей пожаловали в наше Московское государство в Великий Новгород и во Псков со всякими товары приезжати и торговати им поволили», а сверх того «велели из них с большими товары пропускать и к Москве человек пяти или шести» ^{365} . Равным образом, когда в 1641 г. датчане ходатайствовали о предоставлении датским купцам права торговли по всему государству, бояре отвечали: пусть датчане приезжают по 5 и по б человек ^{366} . И флорентийцам, по ходатайству князя Фердинанда 1658—1660 гг., царь разрешил торговать в Архангельске, «так же и в иные городы и к Москве для торговли пропущать поволил же человека по два и по три» ^{367} . Для купцов других национальностей и такого ограничения в смысле количества приезжающих лиц не находим.