История русской торговли и промышленности

Но это уже мало помогало делу — торговля Петербурга растет, торговля архангельская падает. Число посещавших петербургский порт кораблей составляло в 1713 г. 1, в 1714 г. 16, в 1716 г. 33, в 1718 г. 54, в 1720 г. 75, в 1722 г. 119, в 1724 г. 180. Число входивших в гавань Архангельска иностранных кораблей составляло в 1702 — 1705 гг. в среднем 126, в 1706 — 1710 гг. 162, в 1711-1715 гг. 154, в 1716-1720 гг. 142, тогда как в 1721 — 1725 гг. всего 50, а в 1726 — 1730 гг. даже 34. Таможенные сборы, портовые и внутренние, давали в 1711 — 1725 гг. в среднем ежегодно 218 тыс. руб., в 1716 — 1720 гг. 212 тыс., напротив, в 1721 — 1725 гг. упали до 64 тыс., а в следующее пятилетие до 30 тыс. рублей ^{414} . «Учреждение торговли в Петербурге, — читаем у современника Петра, Фоккеродта, — привело в такой упадок архангельскую, что ныне привозится в Архангельск мало русских товаров, кроме дерева в деле, да еще дегтя, ворвани и прочего, которые добываются на берегах Белого моря и Двины и по их тяжести не перевозятся в Петербург; но еще меньше привозят туда иностранных товаров». А в переведенном с французского руководстве для купцов под названием «Торг амстердамский, содержащий все то, что должно знать купцам и банкирам, как в Амстердаме живущим, так и иностранным», сообщается о том, что «торг Архангелогородской ныне после построения Санкт-Петербурга не столь силен, как он был назад лет около сорока» ^{415} . Только в 1762 г. Архангельск был вполне уравнен с петербургским портом; в особенности в смысле уплаты пошлин ему были даны те же права и преимущества, ибо, как объясняется в указе, те причины, которыми обусловливалось запрещение привоза к Архангельску некоторых товаров и установление повышенных пошлин, давно отпали. Но эта мера уже не могла помочь Архангельску, не в силах была возродить его, раз Петербург благодаря вновь построенным каналам, соединявшим его с внутренними губерниями, стал наиболее удобной гаванью для вывоза русских товаров, хотя и замерзавшей, но в течение гораздо меньшего срока, чем архангельский порт, и значительно ближе расположенной к Западной Европе.

Не одним только Петербургом, впрочем, выдвинулось Балтийское море и оттеснило на задний план Белое, но и рядом других портов, число которых быстро возрастало. В 1704 г. была завоевана Нарва, в 1710 г. Рига, а по Ништатскому миру Россия владела уже 7 гаванями балтийскими. В 1737 г. был приобретен Гансаль, в 1743 г. Фридрихсгам, к концу века к ним присоединились еще Либана и Виндана, и вместе с Кронштадтом получилось 12 гаваней на Балтийском море — последнее выдвигалось уже одним количеством своих портов.

Крупное значение среди них приобрела Рига, занимающая второе место (после Петербурга) среди балтийских портов. Уже в 1704 г. ее гавань посетило 359 судов, после завоевания города Петром в 1710 г. число это сократилось до 15, но вскоре вернулось к прежним размерам и в 1725 г. достигало уже 388. Петр этому всячески содействовал, приказав подавать себе ежегодно списки товаров, вывозимых из различных местностей России в Ригу, — из них можно усмотреть, что товары доставлялись туда не только из Великороссии, но и из Малороссии. Но еще большее значение имели сношения Риги с Польшей — через нее проходили товары, вывозимые из Польши за море или предназначенные для Польши привозные товары, почему рост Петербурга не мог ей нанести ущерба. Напротив, Петербург в значительной мере поглотил торговлю ряда других балтийских портов, в особенности Ревеля и Нарвы. Ревелю не был дозволен экспорт товаров из внутренних губерний, Нарва получила это разрешение лишь в середине 30-х годов, так что почти все балтийские гавани вынуждены были довольствоваться привозом к ним товаров из близлежащих местностей. Но совершенно убило их запрещение экспорта леса. Оно нанесло ущерб даже Риге и Петербургу, но еще гораздо тяжелее отразилось на Пернове, Нарве и Выборге. В 1761 — 1763 гг. число кораблей, вошедших в порт, составляло в среднем: в Риге 957, напротив, в Ревеле 145 и в Нарве 115, в Выборге и Пернове 80 и 72, наконец, в Фридрихсгаме и Аренсбурге 37 и 34, в Гапсале 7, а во всех балтийских гаванях вместе 1833. Поступление пошлин в этих портах за десятилетие 1730 — 1740 гг. возросло в иностранных деньгах всего с 524 до 540 тыс. талеров, тогда как уплаченных русскими деньгами — с 34 до 180 тыс. руб., т.е. повысилось более чем в пять раз. «Эта в течение немногих лет созданная морская торговля, — говорит Шторх, — у моря и на море, которое до начала этого столетия (XVIII) было совершенно закрыто для русских, является прекраснейшим наследством, оставленным Петром своему народу». В 1773 — 1777 гг. общий оборот торговли на Балтийском море составлял 25 ¹/ ₂млн., в 1793 — 1797 гг. он повысился до 71 млн. руб., причем на первом месте стоял Петербург (в 1793 — 1797 гг. 51 млн.), на втором Рига (12 млн.), гораздо ниже Либава, Ревель, Пернов (3,2 и 1,6 млн.), обороты каждого из остальных 7 портов не достигали 1 млн. руб. Половина внешней торговли сосредоточивалась в Петербурге ^{416} .

Задача Петра заключалась, однако, не только в открытии России выхода в море, но и в том, чтобы русские использовали этот новый путь, в том, чтобы, как сообщает Фоккеродт, «сделать из своих подданных настоящих купцов и довести до того их, чтобы они отвозили товары и сбывали их в чужих краях не чрез посредство других мореплавательных народов, а за собственный счет и на своих судах» ^{417} . Но этой цели не достигли ни Петр, ни его преемники: торговля между Россией и Западом сосредоточивалась по-прежнему в руках иностранцев.

Русское судоходство и судостроение поощрялось теми же мерами, которые практиковались в то время во всех странах, содержались во всех навигационных актах, начиная с их родоначальника — акта, изданного Кромвелем. При Петре русские товары, вывозимые на русских судах, уплачивали третью часть установленных пошлин. Последующими тарифами, как и тарифом 1782 г. (ст. 15, 16), было установлено, что русские подданные, привозящие товары на собственный счет на русских судах, на которых не менее половины ( ²/ ₃) матросов состоят из русских подданных, подлежат всего ¹/ ₄пошлины; при выводе в этом случае с них взимается ³/ ₄пошлины, причем им дозволено платить не талерами (как предписывалось иностранцам), а русскими деньгами [25] .

25

По тарифу 1782 г., эти уступки делались лишь с половины ставки, вторая же половина уплачивалась полностью, ибо только первая составляла пошлину по внешней торговле, с которой раньше допускались эти понижения, вторая же была прибавлена при Елизавете взамен отмененных внутренних пошлин (см. ниже).

Несмотря на эти льготы, русское судоходство первоначально не обнаруживало никаких успехов, ограничиваясь перевозкой товаров между балтийскими портами (малым каботажем), хотя и тут судов не хватало: в 1745 г. было разрешено даже крестьянам держать суда для транспорта товаров между Ригой и Петербургом, но их было так мало, что когда в 1759 г. необходимо было снабдить провиантом русскую армию, находившуюся в Пруссии, то пришлось зафрахтовать 263 шведских корабля, прибывших с балластом в Петербург. «Наши торги с иностранными народами, — заявляет автор одного «Рассуждения о Российской торговле 1726 г.», — поныне производятся за море по большей части чрез чужие руки и на чужих судах» ^{418} .

В последней четверти XVIII ст. русский торговый флот увеличился. В 1773 — 1777 гг. в среднем ежегодно все порты посещало 227 русских судов, однако среди них было всего 12 — 15 действительно русских кораблей в 200 тонн, отправляемых преимущественно в Амстердам и Бордо, тогда как остальные состояли большей частью из иностранных судов, экипаж которых был наполовину русский (почему они и считались русскими), отчасти из небольших каботажных судов. В 1793 — 1797 гг. число ежегодно входивших в порты русских судов повысилось до 350, но и это число пришлось бы сильно сократить, если бы исключены были все те корабли, которые, приняв несколько русских матросов, получали право плавать под русским флагом и пользоваться всеми указанными выше привилегиями. Этот способ обходить закон — иностранным судовладельцам нетрудно было приобрести русское подданство — наносил не только убыток казне, но и тормозил попытки оживить судоходство и развить торговый флот. Поэтому Павел, разочаровавшись во всех этих мерах поощрения и находя, что они приводят к одним лишь злоупотреблениям, а не к росту торговли, попросту упразднил в тарифе 1797 г. все оказываемые русским судам льготы (ст. 6).

В результате конец века не многим отличался от начала его. Если признать с одним автором XVIII ст. национальной коммерцией ту, которая производится на «собственных государственных судах», то у нас такой коммерции и к концу века не было. Плавали шведские и датские корабли, суда Любека и Ростока, в особенности же нидерландские и английские. Голландцы посещали преимущественно Ригу и Архангельск, почему они всеми силами старались вернуть последнему его прежнее положение. Количество их судов росло с каждым годом, доходя в половине XVIII ст. до 300 — 400, в 1773 — 1777 гг. оно в среднем составляло 642. Голландцы фигурировали главным образом в качестве посредников между Россией и Южной Европой, привозя с юга и из своих колоний товары и вывозя оттуда русские сырье. Как велика была роль их, характеризуется лучше всего тем, что не только в первой половине столетия, но еще в 80-х годах в России существовал вексельный курс исключительно на Амстердам. Лишь к концу века присоединился и курс на Лондон, Гамбург и другие города.

В 70-х годах XVIII ст. две трети судов принадлежали голландцам и англичанам, затем следовали ганзейские города (217 судов) и шведские (204). Хотя английских судов приходило несколько меньше, чем голландских, но первые отличались большим тоннажем, и во второй половине XVIII ст. первое место в русской торговле занимали англичане. Уже к середине XVIII ст. в их руках сосредоточилась половина русской торговли. В 1756 г. торговые обороты Петербурга составляли 7,7 млн. руб., из коих 4 млн., или 52%, приходилось на долю англичан ^{419} . Тридцать лет спустя торговля Петербурга достигла 31,6 млн. руб., обороты же англичан возросли лишь до 9,6 млн., так что в процентном отношении сократились (30%) ^{420} ; напротив, в 1795 г. общий оборот Петербурга поднялся до 60,7 млн., а торговая деятельность англичан повысилась до 267 млн., т.е. снова дошла почти до половины всей торговли (45%) ^{421} .

Конечно, все эти цифры точностью не отличаются. Неправильность записей, произвольность оценок привозимых и вывозимых товаров, которые были обычно преуменьшены в показаниях купцов, ибо пошлина бралась в процентах с цены товаров, наконец, обширная контрабанда — все это не позволяет исходить из этих цифр и оперировать ими. Но для выяснения роли английской торговли у нас в эту эпоху и они могут пригодиться — они свидетельствуют о широком, преобладающем значении ее.

И другой вывод мы можем сделать из данных о привозе и вывозе; английский экспорт на Россию значительно превышал привоз англичан к нам. В 1756 г. английский импорт составлял меньше третьей части всего привоза Петербурга (963 тыс. из 3,3 млн. руб.), тогда как вывоз англичан достигал 70% всего вывоза. В 1787 г. англичане импортировали всего десятую часть привезенных в Петербург товаров, напротив, вывезли свыше половины всех товаров. И в 1795 г. английский привоз равнялся менее чем третьей части всего привоза, вывоз же достигал половины общей суммы экспорта ^{422} . По Вирсту, за период 1794 — 1800 гг. привоз англичан составлял в среднем 29% всего нашего привоза, вывоз же их 64%, т.е. почти две трети всего вывоза ^{423} .

Из этого видно, что англичане поступали совершенно иначе, чем другие нации. «Голландцы, гамбургцы и в последнее время и пруссаки, — читаем в донесении Уорда лорду Тоуншенду в 1729 г., — продают русским гораздо более, чем покупают у них, следовательно, вывозят деньги отсюда, англичане же доставляют деньги сюда» ^{424} . То же говорится в одном докладе, написанном 30 лет спустя (в 1761 г.): «Мы получаем от англичан много сукна, мебели, украшений и даем им за это пеньку, лен, мачты, холст, поташ. Для англичан это выгодно, а для нас еще выгоднее, ибо, согласно нашему балансу, мы им даем больше, чем получаем, следовательно, излишек нам уплачивается в монете. При помощи этого обмена англичане доставляют пропитание большему числу наших рабочих, чем мы их рабочим» ^{425} . В торговле с Россией их целью являлось снабжение своего флота необходимыми предметами, вывоз нужного для кораблестроения леса, парусного холста, канатов, как и железа для выделки пушек, которыми снабжались корабли. «Сохранение английского флота и расширение его, вызванное столь многочисленными морскими войнами, покоилось в значительной мере на одних лишь русских произведениях». В Россию же преимущественно вывозились предметы роскоши, а они поставлялись в гораздо большей степени из Франции, чем из Англии.