История с продолжением
Шрифт:
Для надсмотрщиков на каждом этаже были предусмотрены каптёрки. Кроме лестниц имелся так же лифт, ходивший между вторым наземным и четвёртым подземным этажами. На лифте доставлялись в “тимы” новые “рабочие”, часто ездили надсмотрщики, контролёры, кураторы. Обычно, если лифт работал, по лестницам предпочитали не ходить.
Ещё одной интересной конструктивной особенностью предприятий являлся четвёртый подземный этаж. Дело в том, что в своё время было рассчитано, что тела погибших рабочих дешевле всего утилизировать не вывозя и кремируя, а отправляя прямиком в специальные бункеры с серной кислотой. Раз в три месяца кислоту обновляли. На бумаге это всё, конечно, выглядит пристойно и логично, но на практике процедура “утилизации органических отходов” выглядела, прямо скажу, пренеприятно. Утилизация происходила один раз в неделю – по пятницам, тела рабочих, погибших за неделю, сносились к бункеру – вмонтированным в пол створкам, фельдшер (иногда – приезжающий, иногда – свой, постоянно работающий на данном предприятии) проводил
“Рабочие”. Кто они такие и для чего они нужны? “Рабочими”, или моделями, на предприятиях называли подопытные образцы различных серий, проходящие испытания. “Рабочих” производили в весьма и весьма больших количествах (так и просятся слова из песни: “Широка страна моя родная”) – примерно по две, а то и по две с половиной тысячи в серии. Если серия оказывалась удачной, то производство особей образцов могло происходить на протяжение нескольких лет, а количество особей в серии достигало двадцати тысяч экземпляров. Так, к примеру, произошло с серией 6/11. Её производство шло почти восемь лет.
Какие цели преследовали создатели “рабочих”? Наши, земные учёные, никогда толком не задавались этим вопросом, им было не до того. Конечно, и перед ними открывались тогда некие заманчивые перспективы, это бесспорно. Но вот кто чётко знал, чего хочет – так это группа Кинстрея. Им была нужна дешёвая, быстро возобновляемая (на случай потерь) рабочая сила. Причём не чёрнорабочие, а в достаточной мере продвинутые создания, способные выполнять сложные поручения, работать в горячих зонах, и пр., и т. п. На наше счастье тогда группе не удалось добиться успеха в данной области – “рабочие” получались во-первых фактически не разумными (понимали только ряд примитивных команд), а во-вторых – бессловесными. Репродуктивной функции они тоже были лишены. Тем не менее то, что получалось, проходило испытания на выносливость и прочность – на тот случай, если придётся применять полученную информацию по этой модели на практике. Средний срок жизни модели составлял три месяца (в зависимости от тяжести и длительности испытаний), иногда наиболее удачные и выносливые экземпляры проживали и по полгода. Кстати сказать, сами экспериментаторы планировали срок жизни моделей на срок в пятнадцать-шестнадцать лет, с запасом. Но испытания требовали максимальной отдачи, поэтому, вероятно, не один из “рабочих” не прожил столько. Состав “тимов” пополнялся каждые три месяца.
“Тим” состоял из десяти “рабочих”, и контролировался тремя надсмотрщиками, один из которых ведал в данном “тиме” документацией. Официально “тим” был закреплён за этим самым надсмотрщиком. К примеру, восьмой “тим” второго уровня, в котором находились Лин и Пятый, несколько лет подряд (почти все семидесятые годы) был закреплён за Никитой, потом им короткий срок (с семьдесят девятого по восьмидесятый) попал в подчинение Андрея, а затем перешёл к Юре (с восьмидесятого до восемьдесят шестого). Надсмотрщик ведал прежде всего документацией – каждый поступивший рабочий фиксировался в общем журнале “тима”, а потом на него заводилась карточка, в которой указывались следующие данные:
*номер серии
*номер в “тиме”
*время прибытия “рабочего” на предприятие
*виды испытаний, сроки прохождения (таблица)
*время смерти
*причина смерти (причина смерти часто указывалась неверно, т. к. надсмотрщики иногда добивали “рабочих” – один больной “рабочий” сильно влияет и на работу “тима” в целом).
Каждому “рабочему” присваивался номер, состоявший из следующих позиций:
1. Номер предприятия (от 01 до 09)
2. Этаж (от 01 до 04)
3. Номер “тима” (от 01 до 10)
4. Номер в “тиме” (от 01 до 10, потом следовала точка)
5. Серия в эксперименте (Х/Х)
Таким образом, полный номер того же Пятого был 030485.6/11, а Лина 030487.6/11 (последние цифры в данном случае были взяты лишь для отвода глаз, полная информация о пленниках находилась лишь у самого высокого начальства, простые надсмотрщики не имели к ней доступа).
Заполненные карточки, подписанные после проведённого освидетельствования фельдшером, отправлялись в отдел статистики.
Рабочий день в “тиме” длился двадцать часов, на отдых отводилось четыре часа в сутки. Кормили “рабочих” раз в двое суток неким подобием баланды – чаще всего перловкой с капустой. “Рабочие” пользоваться ложками не умели, ели из мисок, поставленных на пол. Доступ к воде “рабочим” давали лишь в определённые часы, три раза в сутки. Комнаты “тимов” имели в полу сливные отверстия, все отходы жизнедеятельности “рабочих” смывались (через день), а сами помещения раз в неделю хлорировались.
Надсмотрщики работали в режиме “сутки через двое”. “Рабочий день” в “тиме” начинался с подъёма “тима”, затем “рабочих” уводили в зал. Основные испытания проводились на выносливость – “рабочие” таскали стокилограммовые ящики из нижней части зала в верхнюю,
затем грузили этими ящиками тележку, спускали её в нижнюю часть зала и весь цикл повторялся заново. Так же проводились испытания на скорость, в этом случае стокилограммовые ящики заменялись пятидесятикилограммовыми. Эти два вида испытаний были основными, но кроме них существовали ещё и специфические испытания – работа без доступа к воде, работа при повышенной температуре в помещении (залы имели отдельную систему обогрева, не зависевшую от общей, которая просуществовала очень недолго) и т. д. Впрочем, подобного рода испытания проводились редко. Надсмотрщик был обязан следить за точностью выполнения команд, за слаженностью действий “рабочих”, за соблюдением правил (к примеру, “рабочие” должны были укладывать свои ящики в тележку в соответствии со своими номерами в “тиме”). Провинившихся наказывали нещадно, каждый надсмотрщик имел на вооружении как минимум плётку, не говоря уж о личном оружии, положенном по уставу.Нельзя сказать, что работа надсмотрщиков была лёгкой или приятной, никак нельзя. Но можно справедливо заметить, что большинство надсмотрщиков были людьми не только ограниченными, но и весьма жестокими – не только к “рабочим”, но и к себе подобным. Как уже говорилось раньше, надсмотрщиков чаще всего вербовали из отставных военных. Наибольшей популярностью пользовались афганцы, они и составляли примерно две трети надсмотрщечьего контингента. Платили надсмотрщикам более чем хорошо – пятьсот рублей в месяц. Им предоставляли квартиры в Москве, обеспечивали транспортом. Естественно, что надсмотрщики, как и любой другой персонал предприятий проекта, были невыездными и давали подписку о неразглашении. По завершении серии экспериментов надсмотрщиков уничтожали, персонал “обновлялся” подобным образом раз в шесть-семь лет.
Теперь – коротко об одежде. Весь персонал (за исключением внешней охраны, так называемой охраны периметра) носил довольно странную форму – тёмно-бардового, почти чёрного цвета. Такая форма больше нигде не встречалась, только в системе предприятий. “Рабочие” носили балахоны и штаны свободного покроя, сшитые из бракованной ткани для армейской формы – цвета хаки. Ходили “рабочие” босяком, обувь для них не предусматривалась. Форма одевалась один единственный раз – чуть ли не в момент появления рабочего на свет, и не снималась до самого конца. Только уж если форма совсем истаскивалась, надсмотрщик имел право “рабочего” переодеть, для этой цели на каждом предприятии имелся свой склад с новыми балахонами и штанами. Форма “рабочих” была плохого качества, как и любая одноразовая вещь. Грубо сшитые штаны поддерживались продёрнутой через широкий шов на поясе верёвочкой, балахоны были сшиты кое-как, они не имели ни переда, ни зада, швы этой одежды не обрабатывались, она со временем начинала лохматиться по краям – на рукавах, вороте. Что касается Лина и Пятого, то цвет хаки по сию пору приводит их в состояние нервной дрожи. А тогда… Тогда им просто было не до того, чтобы думать о таких мелочах, как одежда. Нужно было только одно – как-то выжить. И плевать, что на тебе одето. Двигаться и дышать – вот что нужно. Любой ценой. Это может показаться мелочью. Кому-то может. Кто-то ждёт – что же будет дальше? Не буду томить, продолжу.
Время шло. Надсмотрщики сменяли друг друга, и те, новые, что приходили на эту работу и попадали в “тим” номер восемь второго уровня предприятия номер три, давали ещё одну подписку о неразглашении – относительно номеров пять и семь. О которых на трёшке ходили легенды – что и не “рабочие” это вовсе. Что тому, кому они скажут то, что знают, сразу же дадут трёхкомнатную квартиру и тридцать тысяч рублей в придачу. Что эти двое – слуги дьявола, потому, что глаза у них – кошачьи, и что они хорошо видят в темноте из-за формы зрачка. Что они убегают, а потом приходят обратно, потому, что их держит на “трёшке” какая-то неведомая сила, которую ни надсмотрщики, ни руководство не могут понять. Что… Да мало ли что могут наболтать с пьяных глаз да со скуки люди? Много, как же. Не стоит тратить время на рассказ об этих потерянных и пустых годах, а стоит вынырнуть из этого временного водоворота году этак в восьмидесятом. И увидеть время…
ЧАСТЬ II
Валентина
– Ой, мама, роди меня обратно, – прошептала она. Уставившись в окно немигающим взглядом, она сидела на крохотной кухне и мучительно размышляла – что делать дальше? Этот риторический вопрос висел в воздухе уже не первый месяц. Валентина и Олег полгода назад вернулись с севера, где оба проработали больше, чем по десять лет, и поняли, что в Москве им делать нечего. Привыкшая к большим заработкам Валентина и думать не желала о том, чтобы идти санитаркой или медсестрой в поликлинику или больницу. Она была хорошим фельдшером. Там, в посёлке, неподалёку от Уренгоя фельдшер – царь и Бог. Идти обратно в служанки ей не хотелось. Они с мужем проедали свои накопления, купленная новая мебель не вмещалась в их крошечную однокомнатную квартиру, а очередь на машину растянулась аж на шесть лет. Валентина вдруг почувствовала, что она отвыкла от всей этой суеты, от постоянной нервотрёпки… Ну почему она, сильная, молодая (всего-то тридцать три года, самый сок!), красивая женщина вынуждена снова впихивать себя в какие-то рамки, забиваться в какие-то углы и страдать от полной неприкаянности? Что за идиотизм? Она достойна лучшего, она это знает, и она этого добьётся! Только вот как?…