История всемирной литературы Т.2

два лишь сердца и знали о ней):

«В день седьмой это было, в седьмую луну,

мы в чертог Долголетья пришли.

Мы в глубокую полночь стояли вдвоем,

и никто не слыхал наших слов:

Так быть вместе навеки, чтоб нам в небесах

птиц четой неразлучной летать.

Так быть вместе навеки, чтоб нам на земле

раздвоенною веткой расти!»

Много лет небесам, долговечна земля,

но настанет последний их час.

Только эта печаль — бесконечная нить —

никогда не прервется в веках.

(Перевод Л. Эйдлина)

Через несколько лет он напишет стихи, в которых так скажет об обуревающих правителей чувствах: «Надменные, едут они на военный праздник... Они наедятся — сердца их будут спокойны. Они охмелеют — сильней распалится дух...». Или:

В думах у них —

устроить свои хоромы.

Желанье одно —

безделье делить с друзьями...

Что им до того,

что где-то в тюрьме в Вэньсяне

Лежат на земле

замерзших узников трупы!

(Перевод Л. Эйдлина)

Лет через десять, уже после «Новых народных песен» и «Циньских напевов», Бо Цзюй-и создал поэму «Пипа». В ней в общем обыденная по тому времени жизнь описана без ярких красок, какими блещет «Вечная печаль». Ян-гуйфэй — олицетворение неумирающей любви, да и живет героиня среди бессмертных. Героиня же поэмы «Пипа» важна читателю сама по себе: нелегкую долю ее разделила не одна женщина в танском государстве.

Бо Цзюй-и был не только великим поэтом, но и идеологом, обосновавшим направление литературы, вождем которого он являлся. Злободневность завладела стихами. Даже лирические стихи Бо Цзюй-и, «пейзажные» и «философские», а их было множество, те, в которых он ищет успокоения, устав на склоне дней от непрерывной борьбы, хранят на себе следы уловленных поэтом мгновений современной ему жизни.

На лоянских дорогах, полях и межах

постоянна и вечна весна.

С ней когда-то простился я, нынче пришел.

Двадцать лет промелькнуло с тех пор.

Только годы мои молодые найти

мне уже не удастся никак,

Остальное же все — десять тысяч вещей —

неизменно, как было тогда.

(Перевод Л. Эйдлина)

Ближайшим сподвижником Бо Цзюй-и был Юань Чжэнь (779—831). В отличие от своего великого друга он внешне смирился с жестокостью и несправедливостью века и возвысился до первого сановника двора — цзайсяна. Компромисс Юань Чжэня подчеркивает силу и идейность Бо Цзюй-и, который не только пренебрег блестящей придворной карьерой, но и рисковал жизнью. Юань Чжэнь писал о жанре «Новых народных песен»: «Слова их прямы и справедливы, дух груб и отважен; навлечь на себя кару — вот чего я боюсь и поэтому не осмеливаюсь обнародовать их». Тем не менее, как и Бо Цзюй-и, Юань Чжэнь выдвигал и теоретические обоснования прогрессивного направления. Кроме «Новых народных песен» Юань Чжэнь написал много лирических стихотворений, а в прозе — знаменитую «Повесть об Ин-ин». Его лирика проста, избавлена от излишних реминисценций (за это ратовала группа Бо Цзюй-и), всегда содержательна и значительна.

Чжан Цзи, Ван Цзянь, Ли Шэнь (ум. 846) — наиболее видные поэты, составлявшие группу единомышленников Бо Цзюй-и, авторов «Новых народных песен» и других гражданских и лирических стихотворений. Ли Шэнь писал:

Весною посадит

он зернышки по одному,

А осень вернет их

обильнее в тысячи раз...

Где Моря Четыре —

земли невозделанной нет,

А всё к земледельцу

приходит голодная смерть!

(Перевод Л. Эйдлина)

В IX в. поэты не просто «печалились» о крестьянине и даже не просто противопоставляли роскошь нищете, а задумывались сами и заставляли размышлять читателей над природой неравенства. «Почему же?» — спрашивали они всем своим творчеством. Все названные поэты были близкими друзьями, и сохранившаяся переписка некоторых из них заставляет предполагать не только поэтические, но и жаркие политические беседы и смелые замыслы.

Бо Цзюй-и говорил в стихах о Чжан Цзи (768—830), что тот «никогда в своей жизни не писал пустых сочинений». Борьба с «пустыми сочинениями» входила в боевую программу группы Бо Цзюй-и. Их поэзия не терпела «милых пустяков». Танские поэты сумели запечатлеть духовный облик человека тех времен.

От направления, возглавляемого Бо Цзюй-и, нельзя оторвать и других танских поэтов, не столь близко к нему стоявших, поэзия которых была проникнута возмущением социальной несправедливостью. Мэн Цзяо (751—814), старший современник Бо Цзюй-и, поэт необычайно своеобразной индивидуальности, пишет стихотворение «Ткачиха» — о крестьянской девушке, спрашивающей, почему ткет она белый тонкий шелк, сама же носит грубое рваное платье. Сам поэт тоже был беден, хотя и принадлежал к чиновному сословию. Только к 46 годам Мэн Цзяо удалось, наконец, выдержать экзамен на ученую степень, но до конца дней своих он оставался бедняком. Вот картина в его «Осенних думах»: приходит осень, а тяготы старости усугубляются бедностью, и в разрушенном доме нет дверей, и луна опускается прямо в постель, и среди четырех стен ветер проникает в одежду... Так пишет он о себе, выражая вместе с тем и общее настроение бедной служилой «интеллигенции». Может быть, поэтому он всю жизнь и почти во всех стихах своих мечтал о необычном, об удивительном, что несколько отдаляет его от Бо Цзюй-и и ставит рядом с Хань Юем (768—824).

Хань Юй славен «возвратом к древности» в ритмической прозе, которую он стремился обновить и приблизить к требованиям реальной жизни. Опыт Хань Юя — прозаика отразился на поэтическом его творчестве; следы прозы, как уверяют китайские знатоки (и что, вслед за ними, можем заметить и мы), видны и в его стихах. Они сложны, но сквозь нагромождение традиционных намеков проглядывается жизнь и ее тревоги. Как и другие поэты, он озабочен бедами народа. Написанное в 799 г. стихотворение «Возвращаюсь в Пэнчэн» начинается с того, что войска Поднебесной снова двинулись в поход. Когда же наступит мир? Поэт сетует на плохих советников государя и напоминает о засухе в Гуаньчжуне, о погибших от голода людях, о наводнении на Востоке страны, о потоках, уносивших трупы... Он готов разрезать собственную печень, из нее приготовить бумагу и на ней своею кровью обо всем написать государю. Здесь, так же как и у Ду Фу, — готовность поэта к самопожертвованию. Во второй части стихотворение теряет поэтическую силу. Но в целом оно показательно для атмосферы танского времени: гражданская тенденция пронизывала творчество самых разных поэтов на протяжении двух, если не более, веков. Гражданская тенденция смыкается с общим гуманистическим направлением танской поэзии, выражающимся в размышлениях о законах человеческой природы, о добре и зле в человеческих отношениях. Одно из лучших стихотворений Хань Юя — «Скалы». Помимо поэтических, живописных достоинств, оно замечательно широтою взглядов поэта. Непримиримый враг и гонитель буддизма, Хань Юй способен найти успокоение духа в чуждом ему буддийском храме... Среди нагромождения скал затерялась тропа. К вечеру добирается он до храма... Монах рассказывает о прекрасной буддийской росписи на древних стенах, стелит постель, чистит циновку, ставит еду. Посветлело небо, поэт пускается в путь. Горы краснеют, и вода голубеет от рассеянных повсюду лучей солнца... Если жизнь человеческая может быть столь радостной, то так ли уж необходимо обвивать себя путами человеческих отношений... «Ах, немногие мои друзья, — восклицает поэт, — как бы остаться здесь до самой старости и больше не возвращаться!»

О том же просил некогда Тао Юань-мин, придя к ученому, живущему на востоке: «Я хотел бы остаться пожить у тебя, государь мой, Прямо с этого дня до холодного времени года!» По-своему и в применении к своей эпохе Хань Юй повторяет с детства впитанные великие образцы. С другой стороны, очевидно отличие «Скал» от как будто похожего стихотворения Ли Бо «Прогулка во сне на горе Тяньму». В одном случае романтический пейзаж и человек, поставленный наравне с независимой, гордой стихией, что исключает самую мысль о жалком прислуживании тем слабым, кто правит в мире. В другом случае, через полстолетия после смерти Ли Бо, пейзаж успокоения, представленный с массой реалистических подробностей, которых не было в пейзажах Мэн Хао-жаня и Ван Вэя. В поэзии Хань Юя человек ищет не полного уединения, а гармонии с природой и общения с друзьями. Само время, в которое писал Хань Юй, не благоприятствовало отстранению поэзии от действительности, чему примером жизнь и творчество многих поэтов, в первую очередь его самого.

Соратником Хань Юя по «возврату к древности» в прозе был Лю Цзун-юань (773—819), прославившийся также своими стихами. Различия в воззрении на мир двух этих выдающихся поэтов не помешали им встать рядом в борьбе за очищение китайской ритмической прозы. Из проникновенной эпитафии, сочиненной Хань Юем, «Надпись на могильном камне Лю Цзы-хоу» мы узнаем о прекрасных человеческих качествах Лю Цзун-юаня, о готовности его пожертвовать собственным благополучием для друга. В этой надписи есть примечательные слова о том, что поэт сам отказался от спокойного продвижения по службе, и, прожив трудную жизнь, сумел достигнуть высот в творчестве.