История всемирной литературы Т.3

Расцвет драмы в Швейцарии XVI в. был обусловлен обострением конфессионального антагонизма и распространением гуманистических идей, ожививших интеллектуальную и литературную жизнь немецкоязычных кантонов. Но драма была лишь одной из форм выражения глубинных процессов, происходивших в отделившейся от империи стране. Рост исторического и национального самосознания народа запечатлевался и в других жанрах — рифмованных хрониках, исторических песнях, а также в устном народном творчестве.

ЛИТЕРАТУРА НА ФРАНЦУЗСКОМ ЯЗЫКЕ

На исходе Средневековья литература франкоязычных кантонов Швейцарии развивалась в контакте с литературой Франции и специфические «швейцарские» черты не носили доминирующего характера. Большинство швейцарских литераторов состояли на службе у сеньоров соседних графств и герцогств (Бургундии, Савойи). Народное творчество слабо отразилось в письменной литературе и было постепенно вытеснено поэзией и прозой развивавшихся городов — Женевы, Лозанны (кантона Во), Невштеля, Фрейбурга.

Последний этап Средневековья отмечен в Швейцарии оживлением духовной жизни и предренессансными процессами — ростом интереса к национальному прошлому, к национальным обычаям и укладам, усилением внимания к внутреннему миру человека и его быту, критическим отношением к церковной системе католицизма (Женева была епископским городом, но местные бюргеры вели борьбу за независимость от церковной юрисдикции). Рост светских элементов в культуре сказался в постепенном вытеснении латыни из литературы и историографии.

Хроники и «кутюмы» швейцарских городов писались по-латыни; с конца XIV в. начинают появляться их французские переводы, обработки и продолжения Среди сочинений этого жанра пользовались известностью произведения Жана Сервиона. Почтенный женевский синдик, он одно время был близок ко двору бургундского герцога Людовика II. Его «Дела и хроники Савойского дома», создававшиеся в 60-х годах XV в., сочетают элементы исторической прозы и рыцарского романа. Это заметно во Введении к книге, где рассказывается о принце Тезеусе, якобы жившем в III в., и о его любви к византийской царевне. В рассказе о любовных приключениях Тезеуса сочетается фантастика, наивный ориентализм рыцарских романов и трезвый документализм городской хроники. Эта фантастическая история, изложенная простодушной прозой, нужна писателю для перехода к собственно исторической части книги: один из сыновей Тезеуса становится основателем савойской династии. Но и в «исторической» части «Дел и хроник...» Сервиона немало легенд.

Если у Сервиона стихия художественного вымысла постоянно вторгалась в ткань исторического повествования, то нечто обратное произошло в произведении Жана Баньона, обработавшего в середине XV в. французское эпическое сказание и создавшего прозаический роман о Фьерабрасе. Фантазия у этого писателя была довольно ограниченной, а его французский язык — неповоротливым, более пригодным для перечня исторических событий, чем для рассказа о полулегендарных героях эпохи Карла Великого; тем не менее занимательность сюжета оказалась решающей: «Фьерабрас», напечатанный в 1478 г., стал в течение следующего столетия одной из самых часто издаваемых книг. Традиции этой незамысловатой полуисторической прозы, выдвинувшей способных литераторов (Анри Пюррп де Рив, Юг де Пьер и др.), были развиты в XVI столетии рядом швейцарских историографов, среди которых первое место принадлежит Бонивару.

В XIV и XV вв. лирическая поэзия была в Швейцарии еще в большей зависимости от французской литературы, чем проза. За это время Швейцария дала лишь одного значительного поэта, Отона де Грансона (ок. 1330—

1397). Грансон исколесил немало европейских дорог, состоял при дворе Эдуарда III, в 1389 г. стал советником савойского графа. Умер Грансон по-рыцарски: престарелый поэт был выбит из седла на судебном поединке и испустил дух на глазах всего савойского двора. Грансон культивировал типичные жанры средневековой лирики школы Машо, писал баллады, виреле, любовные жалобы. Иногда ему удавалось найти удачный эпитет, правдиво передать любовное чувство, которое проглядывает порой сквозь ткань поэтических трафаретов. Поэт был певцом поклонения даме, и эта защита прекрасного пола вызвала одобрение Кристины Пизанской, вспоминавшей «доброго и смелого Отона де Грансона». Похвала Фруассара, оценка Чосера, причислившего Грансона к «цвету французской поэзии», кажутся все же преувеличенными.

В XV в. лирическая поэзия Швейцарии носит эпигонский характер. Не спасло дело и пребывание на берегах Женевского озера французского поэта Мартена Лефрана, не приохотившего женевских обывателей к служению музам, хотя он провел в Женеве около двадцати лет и принимал участие в культурной жизни города,

В конце Средних веков в романской Швейцарии наиболее демократичными и связанными с местными веяниями оказались моралите, мистерии и соти, разыгрывавшиеся в городах и крупных селениях. Тематика пьес была традиционной — это были в основном инсценировки новозаветных эпизодов. В сатирических пьесах часто в неприглядном виде изображалось духовенство. Театр оставался популярен в Женеве вплоть до появления Кальвина. В постановках и во всевозможных театрализованных шествиях все большее место занимали бытовые черты, текст инсценировок Писания пересыпался намеками на злобу дня, отражая городское повседневье. Драматургия насыщалась политической проблематикой, церковной полемикой. Таково, например, аллегорическое «Моралите о болезни христианства» (изд. 1533). Его автором был невшательский священник Тома (или Матьё) Маленгр (конец XV в. — 1562), написавший также сборник песен и еще несколько сочинений. В «Моралите о болезни христианства» перед зрителем проходят Вера, Надежда, Доброта, Христианство, Лицемерие, Грех и т. п. В то же время среди действующих лиц мы находим и вполне реальных Доктора, Аптекаря, Слугу. Как и в средневековых пьесах, в «Моралите...» Маленгра наивный аллегоризм сочетается с чисто бытовыми деталями. Таковы сцены со Слепцом и его Поводырем, олицетворяющим простой народ, или с Доктором, щупающим у Христианства пульс и изучающим его мочу. Тома Маленгр пользовался в пьесе старыми приемами, новой была его идеологическая основа. Что же, по мнению автора, губит христианство? — Разложение римско-католической церкви. Антикатолическая, даже антицерковная направленность «Моралите...», ее реформационный дух очевидны.

Протестантское движение в 20-е и 30-е годы XVI в. добилось и в романской Швейцарии определенных успехов. На это время приходится деятельность Пьера-Робера Оливетана (1506—1538), издавшего в Невшателе в 1535 г. свой перевод Библии, ставший настольной книгой швейцарских протестантов на протяжении почти двух веков. Но, как бы ни было велико значение этого перевода, не Оливетану и не Корнелию Агриппе (1486—1533) с его оккультными интересами принадлежит основная роль в приобщении западной части Швейцарии к протестантизму. Это сделал француз родом из Нойона Жан Кальвин (1509—1564). Он приехал в Женеву в 1536 г., когда здесь утвердилась умеренная Реформация цвинглианского толка: были отменены многие церковные службы, иконопочитание, непосильные поборы в пользу церкви. Почва для деятельности Кальвина была подготовлена: до него здесь проповедовали его будущие соратники: Гийом Фарель (1489—1565), Пьер Вире (1511—1571), Антуан Фроман (1509—1581), талантливые ораторы и полемисты. Кальвин возглавил движение: его доктрина была превращена в стройную систему и отвечала, по определению Ф. Энгельса, «требованиям самой смелой части тогдашней буржуазии» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 22, с. 308). Немалую роль сыграло литературное мастерство Кальвина, точность его языка, доступность изложения мыслей. Кальвин получил гуманистическое образование, был хорошо знаком с классической латынью. Но он не стремился подражать Цицерону или Горацию и к гуманистическим штудиям относился отрицательно. Языческая античность была ему ненавистна. Суровую простоту первых веков христианства стремился он насадить на своей второй родине. Кальвин был опытным полемистом, незаурядным оратором, но в его проповедях порыв вдохновенья заменяет строгая логика. Поэтому латинская и французская проза Кальвина бедна образами, она суховата и сурова. Проницательный Боссюэ метко назвал стиль Кальвина «хмурым». Произведения Кальвина оказали воздействие на развитие французской ораторской и философской прозы далеко за пределами Женевы, а его идеи были приняты на вооружение французскими протестантами-гугенотами.

Церковный реформатор, Кальвин отводил в государстве литературе и театру подчиненное место. Он боролся с проявлениями католического искусства, складывавшегося на протяжении веков и несшего в себе немало зрелищных элементов, далеких от догматической религиозности. Практически Кальвин стал яростным гонителем искусства и свободы мысли, иной раз позоря протестантскую Женеву кострами наподобие инквизиционных. На первых же порах были запрещены мистерии, а также пьесы развлекательного, комического содержания. Гуманистическая «ученая» драма также не поощрялась. Допускались пьесы грубо пропагандистские, написанные с позиций новой веры. Женевские драматурги стремились, однако, преодолеть в своих пьесах рамки религиозной доктрины. Самым талантливым из романских драматургов был Теодор де Без (1519—1605), как и многие сподвижники Кальвина — уроженец Франции, переселившийся в Женеву, как и другие протестанты, спасавшиеся от католического террора в разных странах Европы.

Без был самым разносторонним писателем Женевской республики. Еще во Франции он выпустил сборник латинских любовных стихотворений. Швейцарский период его творчества открывается трагедией «Жертвоприношение Авраама» (1550). В пьесе, написанной на библейский сюжет, все время мелькают намеки на современные Безу события. Но злободневность пьесы не в этом. На примере Авраама он показывает, сколь трудно служение протестантскому богу, какой душевной цельности и стойкости требует это служение. В образе Авраама автор стремился обобщить черты идеального представителя протестантизма. В основе конфликта — столкновение чувства и долга, заключающегося в беспрекословном подчинении предначертаниям бога. Сильной стороной трагедии было изображение незаурядного, убежденного борца за идею. В этом образе воплотился этический идеал драматурга. Но этическое и эстетическое начало не существует для Беза вне идеи служения богу. Проповедь религиозности, подчинения божественной воле не могла не придать героям Беза, испытавшего на себе сковывающее воздействие кальвинистской догматики, черт безволия и пассивности; в этом — слабая сторона трагедии.

Кальвинистская драматургия вслед за Безом обратилась к библейским сюжетам, поставив их на службу утверждению новой веры. Видными драматургами кальвинистского лагеря были Луи Демазюр (1523—1574) и Жан де Ла Тай (1540—1608). Но они не были в такой же мере связаны с жизнью Женевы, как Теодор де Без, который был государственным деятелем Республики. Их творчество в большей мере относится к истории французской литературы.

Неизвестный художник XVII в.