История всемирной литературы Т.4
Шрифт:
Мыслями и чувствами, которые возбуждала у него эта постоянная угроза и напряженная бранная жизнь, и порождена эпическая поэма Зрини «Сигетское бедствие» (1645—1646), ставшая крупнейшим литературным памятником венгерского барокко. Поэма была напечатана в Вене (1651), а также переведена братом поэта на хорватский язык. В пятнадцати ее песнях с живописной выразительностью и драматизмом повествуется о прославленной защите крепости Сигет дедом поэта, тоже Миклошем Зрини, от войск турецкого султана Сулеймана II.
Величавость поэме придает пронизывающее ее сознание огромной важности изображаемых событий для судеб родины. Поэтому сражение турецкого и венгеро-хорватского войск у стен Сигета, в историческом отношении эпизод немаловажный, под пером Зрини вырастает в грандиозную освободительную битву, в которой решается
В изобразительно-поэтических приемах Зрини опирался на существовавшую эпическую традицию. Исторический и легендарный колорит помогали ему воссоздавать венгерские (на латинском языке) и хорватские (Чрнко Крнарутичем) поэтические обработки того же сюжета, которые возникли в конце XVI в. Эстетически более авторитетные эпические мотивы и ситуации предлагали известные автору сочинения итальянских писателей: Ариосто, Тассо, Марино. Однако поэме Зрини — и в этом ее замечательная творческая самобытность — чужда литературная «вторичность» и всякая отвлеченность. Как бы ни преувеличивались порой, ни подгонялись под эпические образцы подвиги и образы его героев, описаниям их действий присуща полнокровная, неподдельная жизненность. Это и не удивительно: Зрини соединял в своем лице дарование эпического поэта с жизненным опытом солдата, даже полководца. Личная увлеченность сражениями с турками, знание военного быта и нравов в большой мере обусловили ту художественную наглядность (барочный «реализм», по выражению венгерских литературоведов), которая является достоинством изобразительного мастерства Зрини.
Вместе с тем от статичной описательности военного профессионала его уберегает боевой патриотический пыл. Как в жизни Зрини неустанно пропагандировал антитурецкий союз магнатов, так и поэмой своей он страстно хотел возбудить мужество, поднять соотечественников на сильного, но презренного врага. Отсюда — драматически напряженный моральный пафос поэмы. Жизнь, считал поэт, должна быть служением великой цели; лишь тогда она имеет оправдание перед вечностью и может даже восторжествовать над ней. Великая цель для него и его героев — отстоять родину от иноземных поработителей. Единство помыслов защитников Сигета порождает такую беззаветную воинскую доблесть, что, хотя они все до единого погибают и крепость достается неприятелю, моральная победа, по существу, остается за ними. Огромное турецкое войско дезорганизовано и подавлено,
не имеет объединяющих его идеалов, а лишившись под конец и предводителя, окончательно разваливается.
Мотив «побежденных победителей» и «победивших побежденных», соединяемый с размышлениями о «вечности» и «бренности» жизни, не раз возникает в этой поэме и в творчестве Зрини вообще, придавая ему некую горестно окрашенную, но благородную философскую глубину. В «Сигетском бедствии» этими размышлениями как бы делится с читателями главный герой, скорбящий о гибели одного из сподвижников:
О жизнь, ты коротка, ты молнии быстрей,
Пересыхаешь вдруг, как в жаркий день ручей;
От нас уходишь ты, когда всего нужней,
Бежишь в небытие, как росы от лучей...
Да, вечны воды, лес, земля, и лишь один
Мгновенен человек, их царь и господин.
Создатель прочных стен, стоящих тьму годин,
Не доживает он порой и до седин.
Лишь добродетелям могила не предел,
Тот будет вечно жить, кто справедлив и смел,
Пребудет навсегда величье добрых дел,
Бессмертье славное — счастливый их удел.
(Перевод Н. Чуковского)
Этот патетический мотив звучит и в лирике Зрини; например, в стихотворении «Время и слава» (1655):
Время на крыльях летит,
Не ожидая, спешит,
Мчится, как бурный поток.
Ты его не повернешь,
Богатыря не найдешь,
Чтоб задержать его мог...
В мире не подчинено
Времени только одно...
Только лишь слава одна,
Слава на свете вечна...
(Перевод Н. Чуковского)
Кроме своей поэмы и блестящих патриотических памфлетов (например, «Целебное средство против турецкого дурмана», 1660), Зрини написал несколько военных сочинений — о новейшей организации войск, о качествах полководца. Зрини связывал свои надежды на отпор туркам с созданием национальной венгерской монархии. Этой идеей он руководствовался, когда писал «Рассуждения о жизни короля Матяша» (1656).
Литературную, политическую и военную деятельность Зрини прервала неожиданная смерть: во время охоты он был растерзан кабаном. Молва — быть может, и небезосновательно — приписала эту смерть руке наемного убийцы. Рассказывали, будто в венском императорском дворце на почетном месте красовался кинжал с надписью: «Сей кабан и убил Миклоша Зрини».
Кроме Зрини, в Венгрии середины XVII в. было еще немало поэтов (Листи, Беницкий, Кёсеги, Кохари и др.), которые, однако, не идут с ним в сравнение. Почти для всех них писание стихов было не творческой потребностью, а одним из непременных атрибутов светской культуры.
Среди этих поэтов, большей частью придворных, живших у разных вельмож, художественной самостоятельностью выделяется лишь Иштван Дёндеши (1629—1704). Он развивал преимущественно один жанр, им же созданный, — торжественное описание свадеб знатных особ. Таковы его стихотворения, посвященные женитьбе наместника Ференца Вешелени («Муранская Венера, беседующая с Марсом», 1663) и свадьбе эрдейского правителя Яноша Кеменя («Феникс, из пепла восставший»; ок. 1665—1670). Это поэтически усложненные, развернутые эпиталамы, в которых с пышно мифологическими аксессуарами эпоса изображаются сугубо частные, житейские события. Поэту удавались лирические описания. Утреннее пробуждение природы, прелесть женской красоты — все это передавалось им с живописной свежестью и наглядностью, которая напоминает то Гвидо Рени, то Рубенса. Стихи Дёндеши долго распространялись в списках и оказали влияние на такого замечательного лирика XVIII в., как Михай Витез Чоконаи.
К концу XVII в., вследствие разгрома антигабсбургских заговоров и казней возглавлявших их магнатов, а также в связи с постепенным онемечиванием аристократической верхушки придворная поэзия барокко сходит на нет. Одновременно в Западной Венгрии развивается и достигает большого подъема литературное творчество совсем другого рода — устная песенная поэзия, вдохновляемая борьбой против турок и ростом антиавстрийских настроений. Это главным образом патриотическая, любовно-бытовая и солдатская лирика — песни о разорении страны, о военных походах, о несчастной доле. Безымянными авторами этих песен были странствующие проповедники, школяры, ремесленники, солдаты. Многие песни стали записываться лишь в XIX в.
Восточная Венгрия, Эрдейское княжество (Трансильвания), по господствовавшим в ней идеям и литературным традициям сильно отличалась от Западной Венгрии. В независимом до конца века Эрдейском княжестве, кальвинистском по официальному вероисповеданию и имевшем более развитые буржуазные отношения, главенствовали рационалистически-гуманистические течения. Здесь поддерживались идейные и научные связи с Голландией и Англией. Учившаяся в голландских университетах венгерская дворянская молодежь знакомилась там с философией Декарта и сама начинала ее проповедовать. Янош Аппацаи-Чере (1625—1659), тоже учившийся в Голландии, издал в 1653 г. «Венгерскую энциклопедию» (на венгерском языке), где систематизировал в духе картезианства познания того времени. Этот труд был просветительским и филологическим подвигом Апацаи. Другим предшественником просветителей был первый венгерский типограф Миклош Киш-Тотфалуши (1650—1702), также ревностный сторонник светского образования, в интересах которого он стремился увеличить количество дешевых изданий, упростив и венгерское правописание.