История всемирной литературы Т.5
Шрифт:
Такое эмоциональное восприятие мира у Клопштока привлекло к нему внимание писателей «Бури и натиска». В другой своей книге — автобиографии «Поэзия и правда» — Гете вспоминал, как в кружке молодых поэтов чествовали Клопштока и при этом выдирали листы из книги Виланда. Существенно и другое: Виланда с его иноземной тематикой и французской манерой противопоставляли Клопштоку, у которого была сильна тяга ко всему национальному, немецкому. Клопшток первым из немецких писателей обратился к древней германской истории и написал несколько пьес, которые он называл «бардитами» («Битва Германа», 1769, и др.). Он стремился воспитать чувство национальной гордости (Ода «Мое отечество», 1768; песня «Я — немецкая девушка», 1770). В раздробленной стране имело большой общественный смысл воспитание
Эта идея проступает, в частности, в стихотворении «Холм и роща» (1767), в котором изображены современный немецкий поэт, греческий певец и древнегерманский бард. «Прекрасной грации» греческой поэзии противопоставляется суровая природа и естественность, якобы жившие в творениях древних германцев. Немецкий поэт заявляет, что в священной роще, посвященной германскому богу Водану, он черпает больше благородных чувств, чем у холма, на котором восседает Зевс. Именно с этой рощей он связывает слово «Отечество» и называет имя своего героя — Германа Херуска, некогда победившего римлян.
Клопшток принадлежал к числу тех немецких поэтов, которые приветствовали Французскую революцию. Вместе с Шиллером он был удостоен звания гражданина Французской республики. А когда коалиция германских князей вступила в вооруженную борьбу с революционными войсками, поэт направил послание герцогу брауншвейгскому, в котором осуждал войну против французского народа.
Так в деятельности Клопштока раскрывались разные грани его мировоззрения. Поэтому и восприятие поэта современниками было различным — у немецких штюрмеров и швейцарца Бодмера, восхищавшегося «серафическим» поэтом. Близка Бодмеру позиция Михаила Дениса (1729—1800), тесно связанного с Австрией. Подражая Клопштоку, он пишет «бардические песнопения», продолжая поиски национального немецкого духа в седой древности. Денис осуществляет и перевод «Поэм Оссиана» Макферсона, при этом, желая придать ему эпическую масштабность, пользуется гекзаметром. Однако деятельность «австрийского Клопштока» не имела большого резонанса.
Два самых значительных поэта середины века — Клопшток и Виланд — во многих отношениях были антиподами, и ни один из них не определил генеральной линии развития немецкой поэзии, но разными сторонами своего творчества они подготовили ее будущий расцвет. Спор между греческим певцом и древнегерманским бардом решился иначе, чем было намечено Клопштоком. Великая немецкая литература последней трети XVIII в., опираясь на национальную традицию, отнюдь не противопоставляла ее культуре других народов. К тому же красочный мир экзотических образов, щедро развернутый Виландом, не мог заменить остро заинтересованного, глубокого и мудрого изображения немецкой жизни.
ГЕРДЕР И ДВИЖЕНИЕ «БУРИ И НАТИСКА»
Начало 70-х годов — важный рубеж в развитии немецкой литературы Просвещения. В германских государствах, в том числе и самых крупных — Пруссии и Австрии, этот период не отмечен какими-либо значительными событиями. Однако всем предшествующим развитием общественной мысли в стране (и в особенности деятельностью Лессинга) молодое поколение литераторов 70-х годов было подготовлено к тому, чтобы острее и энергичнее поставить наболевшие вопросы современности.
Для Германии первой половины XVIII в. было характерно распространение просветительства в его робких формах, когда понятие разума низводилось до плоской рассудочности. Показательно, что идеи немецкого философа начала XVIII в. Хр. Вольфа продолжали распространяться и во времена Лессинга. Более того, ученики и последователи Вольфа — Мозес Мендельсон (1729—1786) и Фридрих Николаи (1733—1811) — долгие годы сотрудничали с Лессингом, искренне убежденные в том, что они делают общее дело, борясь против невежества и суеверий, и весьма далекие от понимания всей глубины философских позиций Лессинга. А когда после смерти Лессинга стало известно, что в разговоре с Якоби
он заявил о поддержке материалистических принципов Спинозы, Мендельсон пытался опровергнуть это свидетельство, не допуская такой философской дерзости со стороны человека, которого он считал своим единомышленником.Однако становилась все более очевидной ограниченность просветительского рационализма, особенно в том его варианте, который был представлен Вольфом — Мендельсоном — Николаи. Но сама реакция против рационализма, начавшаяся еще в первой половине века и активно проявившаяся в 60-х годах в Германии, первоначально носила религиозный характер и приняла форму пиетизма, своеобразной «религии сердца», получившей широкое распространение в немецком обществе и захватившей также литературу. Примером может служить Клопшток с его «Мессиадой», этой «сентиментальной Библией XVIII столетия», по выражению одного историка литературы.
Западное литературоведение на этом основании объединяет религиозные и литературные явления эпохи в общем понятии «философии чувства и веры». В этом направлении действительно развивалась деятельность ряда крупных немецких мыслителей. Так, колоритной фигурой среди немецких мыслителей конца 50-х — 60-х годов был Иоганн Георг Гаман (1730—1788), который с позиций религиозного откровения особенно непримиримо критиковал рационализм ранних просветителей. Однако черты мистики и религиозного пиетизма в его высказываниях сочетались с демократическими тенденциями, с диалектическими прозрениями в области эстетики. Многие существенные моменты в учении Гердера (отношение к народному творчеству, Шекспиру, Гомеру) были подсказаны Гаманом.
Вместе с тем было бы односторонне связывать литературное движение в Германии и перелом, происшедший в начале 70-х годов, только с «философией чувства и веры», с победой иррационализма над рационализмом. Преувеличение этого аспекта в западной науке нередко имеет тенденциозный характер, так же как и стремление рассматривать движение «Бури и натиска» за пределами Просвещения.
Между тем «Буря и натиск» представляет собой одно из важнейших выражений просветительской идеологии на немецкой почве. «Просвещение не только не заканчивается с выступлением писателей «Бури и натиска», но и вступает в новую, динамическую стадию, на которой отнюдь не изменяются и тем более не отменяются основные цели просветителей» (Вернер Краус).
Если до сих пор немецкая литература Просвещения отставала от английской и французской, то движение «Бури и натиска» означает в развитии немецкой идеологии и литературы такой качественный скачок, которым в значительной мере преодолевается это отставание. Такой сдвиг стал возможным именно потому, что писатели «Бури и натиска» не просто отрицали эстетику предшествовавшего этапа немецкой литературы, но успешно осваивали завоевания, достигнутые передовой европейской мыслью и литературой к началу последней трети XVIII в.
Очевидна связь движения «Бури и натиска» с литературой европейского сентиментализма. Эта связь носит типологический характер — в разных странах протекают сходные процессы переосмысления ранних форм просветительского движения. Вместе с тем сентиментализм Англии и Франции, возникший раньше, а также некоторые явления предромантизма в английской литературе существенно воздействуют на немецкую идеологию и литературу.
Особенно большое влияние на литературу в 70—80-х годах оказывал Ж.-Ж. Руссо. Из всего сложного комплекса идей великого французского просветителя наименьший отклик имело политическое учение — немецкое общественное мнение (если о нем вообще можно говорить) было недостаточно подготовлено к восприятию «Общественного договора» или трактата «О происхождении неравенства». Но зато мощное воздействие оказал Руссо-писатель, Руссо — автор «Новой Элоизы», Руссо — основоположник сентиментализма и певец природы. Значительно также влияние «Рассуждения о науках и искусствах», содержавшейся в нем критики цивилизации, оторванной от народа. Многие штюрмеры были глубоко захвачены идеей естественного человека, мечтой о патриархальном состоянии. Под знаком Руссо развивались почти все самые выдающиеся писатели «Бури и натиска» — Гердер, Гете, Шиллер, Гейнзе, Клингер.