ИТУ-ТАЙ
Шрифт:
– Обществу угрожают?
– И да, и нет. Вернее, да, но не в том смысле, который ты вкладыва-ешь в это понятие. Клан существует уже много сотен лет, и за это время он пережил и периоды упадка, и периоды возвышения. Сей-час складывается такая ситуация, когда мы должны опять уйти в тень, чтобы сохранить то Знание, которым владеем. Оно еще приго-дится людям, потому что самые тяжелые испытания для человече-ства еще впереди. Возможно, когда-нибудь настанет такой момент, когда люди будут более подготовлены к принятию этого Знания, к принятию нас, тайшинов. Тогда мы вернемся, чтобы начать новый период в развитии ИТУ-ТАЙ. Сейчас же остаться для нас равно-сильно гибели. Нам противостоит не какая-то конкретная полити-ческая, религиозная или преступная группировка. Суть противосто-яния гораздо глубже. ИТУ-ТАЙ зарождалась сначала как магия, затем как боевое искусство, затем как наука. Так что мы обучены противостоять своим врагам. Но понятие "враг" для нас приобрело со временем совершенно непредсказуемые очертания. Оказалось, что нам
– А как же… моя семья?
– Они остаются. Альтернативы нет. Если бы была возможность, мы нашли бы способ взять и их тоже. Но законы этого мира таковы, что мы не можем сделать этого, каким бы сильным ни было наше желание. Полина уже много думала о возможности осуществить этот маневр, но и у нее ничего не получилось. Они остаются. Что ска-жешь ты?
Максим закрыл глаза, прислушиваясь к гулкому биению сердца в груди. "Когда же ты станешь как все… обеспечивать… защищать… День-ги… деньги… ребенок… ты деградировал… безумец… не хочу… не хочу… ты не победишь меня… никогда… убирайся…".– Что ты скажешь мне, Адучи?
– Да.
– Ты с нами?
– Да, я с вами.
Чадоев облегченно вздохнул, словно только и ожидал этого реше-ния:– Ну, вот и все…
– Араскан.
– Да?
– Мне нужно попрощаться.
– Тебе будет труднее уйти.
– Может быть. Но я должен попрощаться, увидеть их, прежде… Чадоев задумался на секунду, затем медленно произнес:
– Хорошо. У тебя есть еще сутки. У меня как раз есть дела в городе. Через двое суток мы должны уйти – это крайний срок. Помни – вре-мя для нас уже идет на секунды. Поэтому – торопись. Я буду ждать тебя здесь следующей ночью, в это же время. Отсюда мы поедем в Горно-Алтайск, откуда доберемся до места нашего конечного марш-рута на вертолете.
– До Волчьего Клыка?
– Да. Не теряй времени. Иди. Попрощайся с ними по-хорошему. И самое главное – сделай так, чтобы они не поняли, что ты уходишь.
– Это жестоко.
– Это необходимо. Позже ты все поймешь.
* * * Волны журчали и плескались у невысокого, поросшего травой и кустарником, берега. Яркое пронзительное солнце заливало обжи-гающими лучами все пространство вокруг, не оставляя места для тени даже под деревьями. Максим лежал на большом покрывале рядом с Кариной и, не от-рываясь, смотрел, как Ника ходит около самой воды, щурясь от бли-ков, скачущих по светящимся волнам, неторопливо накатывающим на берег и трогающим босые ноги девочки. Они приехали сюда опять, как и много раз ранее, на свое любимое место, на окраине леса, соседствующего здесь с Обью. Вместе. После-дний раз… Максим откинулся на покрывало и стал смотреть в небо, стараясь не думать ни о чем, а просто наслаждаться этими драгоценными минутами, впитывать их в себя, оставляя на память где-то в глуби-нах сердца.– О чем ты думаешь? – Карина смотрела на него своими красивы-ми глазами, щурясь от солнца.
– Ни о чем.
– Так не бывает.
– Смотри, какое небо.
Карина запрокинула голову вверх.– Правда, красивое? Хорошее. Светлое.
– Правда.
С реки раздался радостный визг. Ника увидела мальков, снующих стайками на мелководье.
– Большая стала совсем, – Карина задумчиво смотрит на дочку. – Нужно будет ей круг надувной купить на следующее лето. Пусть плавать учится.
– Да, нужно, – отстраненно пробормотал Максим и сглотнул с уси-лием ком, подступивший к горлу. "Последний раз…". "Попрощайся с ними по-хорошему…".
– Макс, ты что такой заторможенный сегодня? Все еще обижаешь-ся?
"И самое главное – сделай так, чтобы они не поняли, что ты ухо-дишь…".– Нет, не обижаюсь, Карин. Я вас обеих очень сильно люблю! Очень!
Жена удивленно смотрит на него, улыбаясь. Из леса прилетел лег-кий ветерок, принеся с собой горький терпкий запах. Пахло древес-ной смолой, свежескошенной травой и нагретой землей. Максим по-смотрел на опушку леса. Там, над цветочным лугом, роились свет-лые бабочки, а чуть дальше покачивались, еле заметно, стройные величественные сосны.
Они стали собираться домой уже вечером, когда небо стало тем-ным, и появились первые редкие звездочки, мигая, исчезая, затем опять вспыхивая, набирая яркость.
Максим тянул сборы до последнего момента, словно стараясь про-длить этот день, не дать ему закончиться. Когда солнце уже склони-лось к горизонту, он собрал кучу сухих веток и прямо на берегу зажег костер. Ника восхищенно смотрела на танцующие язычки пламени, а Карина озадаченно думала о чем-то.
"Она чувствует. Чувствует". Максим взял Нику на руки и закру-жился с ней вокруг огня, крепко прижимая дочку к себе, ощущая бешеный стук маленького сердечка в ее груди. Она впервые видела настоящий большой костер. А он получился на славу. Пламя гудело и хищно трещало сгорающим сушняком. В темно-синее небо стол-бом уносился черный дым, клубясь и растворяясь в вышине.
– Дочка, подожди секунду, – Максим опустил Нику на траву ря-дом с Кариной, а сам пошел к машине, которая стояла на опушке леса под раскидистым пологом березовых ветвей, защищавших ее весь день от палящих солнечных лучей. Там, в багажнике, лежал объемный пакет, набитый до отказа бумажками различного форма-та. Максим взял его и вернулся к костру. Через секунду вся кипа бумаги ухнула в огонь, который чрезвычайно обрадовался новому подношению, набросившись на него с яростным рыком.
– Макс, что это? – Карина всматривалась в тлеющие листы, пыта-ясь определить, что на них написано. На одном из них отчетливо виднелась надпись: "ВОИН-ОХОТНИК. Часть I". Этот лист был из картона, поэтому огонь жевал его медленно, неспешно облизывая языками пламени белый глянец.
– Ты?.. Максим кивнул:
– Решил все сжечь. Так будет правильно.
Карина улыбнулась печально, словно сожалея о чем-то, но в ее глазах Максим увидел тщательно скрываемое удовлетворение.
– Ты бы хоть почитать дал.
– Я давал. Ты не сочла интересным. Да бог с ним, пусть горит. Теперь это все равно уже не имеет значения.
– Ты же писал это четыре года.
– Ну и что?
– И все сжигаешь?
– Все!
Максим вспомнил, как Санаев не хотел отдавать ему "Концеп-ции…". Уперся, и ни в какую. Тоже почувствовал, наверное, почему рукописи так срочно понадобились Коврову. Наверняка ведь сде-лал ксерокопии. Ну да ладно, это теперь уже действительно не имеет никакого значения.
Максим улыбнулся. Бумага уже почти сгорела, и вместе с дымом в небо полетели мелкие кусочки черного пепла. Он проводил их взгля-дом.
– Ух, ты! Карина. Ника, смотрите, какая красота!
Вверху, подобно жемчужной россыпи, мерцали звезды. Целая звез-дная сеть, раскинувшаяся в этой бесконечной, таинственной пусто-те.
Они приехали в город поздно. Ника уснула на заднем сиденье, утомленная впечатлениями, солнцем, костром и свежим воздухом. Максим подъехал к подъезду и припарковал автомобиль около са-мых ступенек. Взяв Нику на руки, он пропустил Карину вперед, а сам пошел следом, разглядывая безмятежное лицо спящей дочки.
Когда они вошли в квартиру, Ника проснулась и обхватила его шею руками, обнимая. Зашептала на ухо:
– Папочка, а ты расскажешь мне сказку?
Максим кивнул, чувствуя, что уже не может произнести ни слова. Когда через несколько минут он вошел в спальню, Ника еще не спала, а лежала в своей кроватке и ждала его. Он сел рядом на стул:– Ника, доченька, спи. Я сейчас расскажу тебе очень красивую сказку. Она тебе непременно понравится. Спи малышка.