Иван Берладник. Изгой

Встали друг против друга - с одной стороны Юрьевы полки с союзными Святославом Ольжичем и половцами. С другой - рати трёх братьев-князей, полк Изяслава Давидича и берендеи с переяславльцами. Летний день серпеня-месяца выдался жарким, словно и не стояла на пороге осень. Кони лениво прядали ушами, взмахивали гривами. Всадники скучали в сёдлах, пешцы томились в толпе. Только стрелки не дремали - то с одной, то с другой стороны выскакивали отчаянные молодцы, пускали стрелы и скорее спешили к своим. Часть стрел долетала до противника на излёте, часть втыкалась в стены щитов. Но находились и такие, что отыскивали брешь, и тогда падал убитый или раненый, зажимая стрелу ладонью, спешил к обозу.

–  Чего они медлят? Чего ждут?
– ворчали берладники, стоя на левом крыле вместе с дружиной князя Андрея Юрьича.
– Аль сердца заячьи проглотили?

–  Небось ждут, что мы первыми шагнём!

–  Ишь, чего похотели! А вот ни шагу не стронемся. День клонился к вечеру. Ветерка почти не было.

Соловый жеребец Юрия Долгорукого замер под княжеским стягом с барсом. Он смотрел на полки сыновцов-Мстиславичей пристально, словно надеялся отыскать знакомые лица. Когда солнце уже ощутимо склонилось к закату и тени удлинились, а от реки начало тянуть долгожданной прохладой, махнул рукой:

–  Отходи!

Трубачи поднесли рога к губам, и над полем боя прозвучали протяжные звуки - одно из войск отступало, не принимая боя.

Изяслав Мстиславич не поверил своим ушам.

–  Они уходят!
– воскликнул он, обращаясь к брату Владимиру.
– Наша взяла!

Владимир Мстиславич был совсем отроком - семнадцатое лето только и жил на земле. Выросший без отца, он привык слушаться старших братьев, подхватив клич, когда Изяслав привстал на стременах и рывком обнажил меч:

–  Вперёд! Сомнём суздальцев! За Киев! За князя! Счастлив был Изяслав - стар, видно, стал стрый или понял, что есть высшая правда и не смог с нею спорить. Не в одну битву уже ходил великий князь и знал, что сейчас должно произойти - головной полк ударит в голову противника, опрокинет её, а тут подоспеют крылья…

Первыми откачнулись берендеи. Их гортанные крики послышались в стороне от боя, и всадники на низкорослых лошадках, сбившись в кучу, стали уходить к Трубежу, далеко обходя правое крыло суздальцев. За ними и Изяслав Давидич приказал своим черниговцам отходить. Андрей Юрьич и Иван бросились было в погоню за уходящими. Они сумели настичь черниговцев, завязалась сеча - кого-то порубили, кого-то взяли в полон. Но наступающая темнота помешала берладникам и суздальцам довершить разгром.

Тем временем переяславльцы подхватили клич: «Суздаль! Суздаль!» и напали на княжеские дружины со спины.

Изяслав узнал об этом, уже увязнув в сече. К нему пробился боярин Шварн:

–  Измена, княже! Верные наши ушли! Юрий одолевает!

Изяслав вскинул голову, силясь во тьме разглядеть, что деется. Но, сколько мог видеть в сизых сумерках, всюду были суздальцы и новгородцы. За спиной с гортанными криками половцы добивали дружину Владимира Мстиславича - брошенный переяславльцами, тот отходил прочь, спеша вслед берендеям.

–  Бежать напирал Шварн.

Изяслав зарычал с досады, вонзая шпоры в бока коню. Тот отчаянно и зло заржал. Не теряя времени, Шварн схватил повод княжьего коня и помчался вперёд. Несколько боярских и княжьих отроков, случившихся тут же, поспешили сомкнуть свои ряды. Откуда-то сбоку вынырнул брат Ростислав…

Святослав Ольжич шёл в эту битву с одной мыслью - настичь убийц брата Игоря. Верные люди донесли ему, что подстрекали к убийству Радило и Добрыня, мужи Изяславовы. Лишь меньшой из братьев, юный Владимир, вёл себя достойно княжьего звания. Но сам Изяслав и брат его Ростислав были врагами Ольжича.

Сердце запело в груди новгород-северского князя, когда он понял, что на его полк вынесло дружины Изяслава. Очертя голову, не мысля более ни о чём, Святослав кинулся в битву - найти и сразиться с великим князем. Но тьма наступающей ночи уберегла от встречи - прорвавшись сквозь ряды врагов, Изяслав Мстиславич ушёл в Киев.

5

Несколькими днями позже в стольный град всея Руси въезжал Юрий Владимирич Долгорукий. Ему донесли, что кияне отказали братьям-Мстиславичам в помощи. Они разъехались - Изяслав на свою Волынь, а Ростислав - в Смоленск. И, хотя Изяслав ещё оставался великим князем, Юрий знал, что это временно. Не зря его прозвали Долгоруким - долго тянул он из далёкого Залесья жадные руки к Киеву, и вот упал в раскрытые ладони желанный плод. Ощущение власти пьянило, как вино.

В те дни Иван Берладник тоже не находил себе места от счастья. Проезжая знакомыми улицами Киева, останавливаясь у величественных храмов и заехав в Иринин монастырь повидать старого знакомца инока Ананию, он словно вернулся на три года назад, когда впервые проехал Жидовскими воротами. Когда-то давно судьба привела его в Киев в поисках своего удела. Теперь он снова в Киеве, и мечта близка, как никогда. А получив из рук великого князя удел, он сможет просить руки Ольги. Ради зятя Долгорукий не откажется пойти войной на Галич и отобьёт-таки у Владимирки Володаревича Звенигород. А то и вовсе сместит его со стола.

Берладники снова гостевали на Иринином подворье. Инок Ананий - прежний игумен помер, и Ананий занял его место - ворчал на свалившихся на его седую голову незваных гостей.

–  И пошто вас нанесло, ровно саранчу?
– качал он головой, глядя с жалостью, как берладники подгоняют послушников, тащивших из погребов бочонки с вином.
– Жили мы себе тихо-мирно, трудились и Бога славили… Эх, и за какие грехи нам такое наказание?

–  Не ворчи, игумен, - Иван, засунув руки за пояс, смотрел, как его молодцы споро готовятся к трапезе.
– Чай, не тати мы, а княжьи люди!

–  Да князь твой - нешто не тать?
– огрызался игумен.

–  Юрий Владимирич - господин добрый!
– запальчиво воскликнул Иван.
– А ты почто великого лаешь?

–  А пото, - разошёлся игумен, - что не дело это - с мечом себе стола добывать! Не звали его кияне - сам пришёл. Разве ж это дело? Вот погляди - накажет его Господь за такое непотребство!

–  Изяслав Мстиславич занял его место не в свой черёд!
– кинулся на защиту Юрия Иван.
– По праву Вячеславу Владимиричу княжить в Киеве, а он взял и не пустил его.

–  Вячеслав киянам не надобен, - отрезал игумен.
– Как и Ольжичи - суматошное племя. Изяслава-князя они сами кричали. А твово Юрия ещё поглядим, как встренут!

Многое мог бы сказать Иван ворчливому игумену, но примолк. Всё равно старика не переспорить, а он привык не обращать внимания на чернецов. Их дело - Богу молиться, а не в государственные дела встревать… Митрополит или там епископ - другое дело. Но чтоб каждый встречный-поперечный монах князей уму-разуму учить вздумал? Не бывать такому!