Иван III - государь всея Руси (Книги первая, вторая, третья)
Шрифт:
Иван задумался и через несколько минут молвил резко:
— Товаров и полону им не брать, а разделиться надвое. Пусть Стрига с боем отступает к нам, на плечи собе возьмет новгородцев-то. Басёнок же, у которого конники лучше и проворней даже татарских, пусть в тыл врагу забежит и покою ему не дает ни днем, ни ночью…
Молчали все долго, иногда только то там, то тут перешептывались, но сказать громко о думах своих не решались — не уверены были. Наконец Василий Васильевич, обратясь к сыну, сказал:
— Ладно, Так и сотворим все, как ты, государь, сказываешь. Токмо за Басёнка и
Не отступать от них, а сами гнать их будут. Мы же тут подождем, как все обернется…
Воеводы московские Басёнок и Стрига, как снег на голову, пали на град Русу. Многое множество богатства они взяли, ибо жители града не успели выбежать, да и товаров своих схоронить в тайниках. Воеводы же, со всего града сани и даже телеги собрав и коней всех у горожан захватив, великие обозы с добычей составили и к своим государям вместе с полоном отправили.
И от корысти в такую слепоту впали, что всех людей своих с обозами теми отпустили. Остались только сами воеводы да подручные их, дети боярские, с малым числом конников, без которых им обойтись нельзя уже было. Отпустив обозы верст на двадцать вперед, потому шагом они шли, собрались воеводы и сами к государям ехать, чтобы добычей своей похвастаться. На коней уж садиться стали, как видят: дозорные к ним один за другим скачут.
Прискакал первый, сказывает воеводам втайне:
— Рать вельми великая идет новгородская. У них доспехи железные, как у немцев проклятых, и копья такие же долгие.
Переглянулись воеводы.
— А сколь их? — спросил Стрига.
— Семен Иваныч-то наш полагает, тыщи три будет…
Белыми стали воеводы. Поманил Басёнок одного из детей боярских из стражи своей, широкоплечего мужика, уже с проседью.
— Сколь у нас, Митрич, конников осталось всего? — спросил он.
— Коло сот восьми будя, — ответил тот.
Молчат воеводы. Дрогнули скулы у Стриги.
— Что сотворим? — спрашивает он у Басёнка. — Ежели бежать нам, то от государей своих погибнем, понеже виной своей, корысти ради, воев своих отпустили…
— Князь-то распалится, — молвил Басёнок. — Не миновать нам смертной казни. В гневе он пощады не знает…
— Ну ежели бы один он, оправили бы грех свой, а Иван…
— Тот глазищами токмо пронзит, все вызнает.
— Змеиный глаз у него…
— За то и мудрость змеиная — зазря зла не содеет. Отец-то ему внимает. Заступником перед отцом бывает…
— А за вину? Полон ведь брать не приказано…
Ничего не отвечает Басёнок, только рыжие брови его от волнения играют и руки слегка дрожат.
— Брате мой! — молвил он, наконец. — Лучше помрем все за правду, за государей своих!
Обнял его Стрига и воскликнул:
— Бить будем ворогов за измену и воровство их!..
А на горизонте уже зачернели в снегу цепи конников вражеских. Оглядел Басёнок окрест себя — плетни кругом да заборы, суметы большие снежные.
Развернуться коннице негде. Загорелся вдруг Федор Васильевич и крикнул дерзко, почти весело:
— Что нам гадать-то! Снявши голову, по волосам не плачут. Нету у нас выбора. Коли живы будем —
не умрем! Чего на свете не бывает? Побьем еще новгородцев-то…Князь Стрига, прищурясь, глядит на медленно подъезжающих новгородцев, усмехается он, видя, как неуклюже сидят новгородские конники, как не знают, по неуменью, куда деть длинные копья, которые мешают им конями править…
— Гляди, гляди, Василич, — говорит он Басёнку, — какие конники-то!
Конь-то брыкнет задом, а он под него падет…
— А мы их брыкаться заставим, — весело уж кричит Басёнок. — Иван Митрич, собирай воев ближе к плетням да заборам, к суметам да ямам. В другое-то время тут конникам биться люто, а сей часец нам выгода. Легче кони с собя ворогов посшибают. Пусть наши стрелами бьют токмо по коням.
Доспехи железные, стрелой их не прошибешь, а в глаза все едино не попасть!..
— Истинно, истинно! — весело кричит князь Стрига, и воины все, что слышат зычный голос Басёнка, тоже смеются.
— Стрясем их с коней, — кричат одни, — словно яблоки с яблони!
— Едут-то, едут как! — кричат другие. — Ну и вои! Им не воевать, а токмо бы с коня не упасть…
Быстро спешились воеводы московские и воины их и, коней около себя привязав, засели в засаду у сугробов, пред заборами и ямами.
С криками, в трубы трубя и в барабаны гремя, поскакали новгородские конники на московских. Тучей железной тяжелой нахлынули, а порядка среди них нет, править не могут. Подпустили их поближе московские воины, и вдруг разом запели их стрелы, завизжали раненые кони, заметались, сбили весь строй в котел какой-то кипящий. Падают конники новгородские, трещат, ломаются длинные их копья, а в доспехах железных воины с земли подняться не могут. Крики и вопли, топчут кони людей насмерть и разбегаются по полю без седоков, а стрелы московские все бьют по коням. У новгородцев же лучников совсем нет, никогда их воины из луков не стреляли.
Вот уж первые полки бегут сами в разные стороны, рвутся воины московские, дабы, на своих коней вскочив, гнать бегущих, но воеводы саблями им пригрозили. Вот и сам посадник большой Михайла Туча коренные полки свои на москвичей двинул. Воеводы его за ним скачут, саблями машут.
Опять полетели стрелы московские, стал на дыбы конь посадника со стрелой в шее и грохнулся навзничь, придавив седока, а остальные помчали воевод своих в разные стороны. В полках же новгородских еще больше беспорядка, словно каша в котле все кипит.
Вот выскочили вперед воинов пять московских с Иваном Димитриевичем к тому месту, где упал посадник на землю, выволокли его из-под издыхающего коня, схватили и к себе повели. Увидав пленение воеводы, воины новгородские, из которых более половины было из посадских черных людей, стали кричать друг другу:
— На кой хрен нам за толстопузых живот полагать!
— Бросай копья, бежим восвояси!..
В этот трудный час воеводы новгородские бросились посадника своего выручать, и один из них ссек голову Ивану Димитриевичу. Закричали, заревели в гневе и ярости воины московские и, повскакав на коней, как ястребы, бросились на новгородцев, а те уж и так коней оборачивать стали и, копья бросая, помчались, кто куда мог.