Иволга и вольный Ветер

– Я не считаю нормальным спать с кем-то за деньги. Никого не осуждаю, но…

– Я и не предлагал вам деньги за секс, Валентина. – тут же перебил Ветров меня, поднимая голову с подушки. – Я предложил секс ради взаимного удовольствия, а помощь, при необходимости, чтобы от него мало что отвлекало, либо добавляло больше красок и остроты.

– Я не могу представить для себя… удовольствие с едва знакомым человеком, к которому не испытываю… ну для начала, стойкой симпатии. – Хоть и с запинкой, но категорично ответила ему.

– А может, вы просто никогда не испытывали истинного удовольствия, ради которого заняться сексом стоит даже с совершенно незнакомым партнёром?

Незнакомым? Он что, совсем поплыл от коньяка и температуры? Или это чисто мужская фишка, типа, секс – не повод для знакомства. Не стану я таким себе голову забивать!

– А может, вы уже будете спать, господин Ветров. Ночь на дворе, и у меня ещё дела есть.

Укрыв его, я торопливо ушла, не дожидаясь пока его полусонный одурманенный мозг сморозит ещё какую-нибудь смущающую и раздражающую чушь, за которую захочу его вытолкать вон из дому.

Вернулась к пирожкам, стараясь выкинуть из головы все его слова и саму мысль, насколько же это глупо было – пустить на ночь в дом чужого мужика, у которого одни непотребства на уме, чего он и не думает скрывать. Вот что это у него за подход такой, с подвывертом? Или это я такая деревенщина дремучая? Мужики хотят залезть к нам в трусы, так? Так. Это, блин, константа, не требующая доказательств. Одни с романтики заходят, другие деньги сразу предлагают. Ясное дело, что тем, кто платит, на то, как тебе будет – глубоко пофиг. Но по факту-то, я бы не сказала, что и вся романтика с Яшкой чем-то «ах!» таким запомнилась.

А этот Ветров мне как красной тряпкой машет посулом прям удо-о-ово-о-ольствия-а-а. Вот с чего он взял, что получится? Прожженный ходок? Его хобби женщин ублажать или призвание, блин, по жизни? А может, нечто ближе к спорту? Или это всего лишь такой мужской прием, с которым прежде не сталкивалась? То самое ядовитое в спину «сама не знаешь, что упускаешь», только другими словами и с щедрыми финансовыми посулами в стиле «я решу твои проблемы». А поведешься и по факту будешь снова себя дурой чувствовать, которую вокруг пальца обвели. Проехались с ветерком и в свое удовольствие, тебя им только поманив, как осла морковкой на верёвочке.

Короче, в моем восприятии все одно выходит – микс между «люблю, звезду с неба дарю» и «скорей давай, куплю трамвай». И вообще, на кой черт мне сейчас любой вариант, тут бы сердце заштопать после прошлой дурости, семейные проблемы решить и в «Орион» суметь вернуться, чтобы на свои ноги крепко встать. А мужики с их закидонами и приемами укладки под себя – да ну их в жопу! Нечего полагаться на них или мечтать о бесхозном миллионере, что в тебя влюбится, и всем проблемам конец, ты в шоколаде. А то опять запросто можно очутиться в чем-то липком и коричневом, вот только вообще не сладком. Учиться на своей дурости надо, а не стремиться повторить.

С пирожками я провозилась до поздней ночи, устала очень, глаза уже слипались. Зашла перед сном к Ветрову и мне не понравилось, как он дышит. Часто и с лёгким присвистом. И лоб – кипяток и мокрый от пота. Надо будет завтра к нашему фельдшеру, Татьяне Сергеевне сбегать, позвать, пусть глянет гостя городского и южного, а то не дай Бог что.

Устроилась на неудобном диване, укрылась и почти сразу стала проваливаться в дрёму. Совершенно бездумно прижалась своими губами к тому месту на запястье, где целовал Ветров. Что-то всколыхнулось неосознанное, и я провалилась в сон. И был он странным, смутным, полным жары и томительных ощущений, как желанное очень-очень близкое прикосновение, которое так и не состоялось, как томительная жажда под прохладное журчание совсем близкой воды, как вкус, который почти растекся по языку, но так и остался предвкушением.

Из этого вязкого парения меня выдернул громкий стук в дверь. Резко села и захлопала в темноту глазами. За окнами едва ли посерело, утро ранее, кого это принесло?

Глава 8

Егор

Голова болела адски. Мне это снилось и с этим же ощущением проснулся. Не открывая глаз сглотнул, сипло замычал ещё и от режущей боли в горле, и тут же по больным мозгам хлестануло пронзительным визгом и последовавшим за ним дробным топотом. Резко сел, пытаясь сообразить какого черта происходит и где я. Сразу же лютой ломотой отозвались все мышцы в теле, особенно в нижней его части и остро прострелило поясницу, а в башке поплыло от стремительной смены положения и стало так холодно, что снова затрясло.

– Твою же, сука, мать! – прошипел сквозь зубы, промаргиваясь.

Так, с тем где я, определенность есть – смутно вспомнил, что Валентина меня, отрубившегося прямо за столом, перевела сюда. Почему черепушка трещит, и ноги от самой поясницы до ступней ломит – тоже понятно. Но вот чего же в горло как камней набито и холодно-то так? И кто визжал?

– Ругаться плохо, – раздался между тем писклявый, явно детский голосок и я резко повернулся на него, но успел увидеть только покачивание занавеси из колючих клетчатых одеял.

– Настька же! – зашипели за этой странной шторой, и кто-то там завозился.

Я, чудом сумев не застонать, поднялся, шагнул, резко отдернул шерстяное полотно и снова чуть не оглох, потому что сразу три мелкие человеческие особи разных возрастов с визгом ломанулись прочь в сторону сеней. Одна из них, самая мелкая, в панике налетела на табурет, опрокинула его, упала сама и мигом развернувшись ко мне, уставилась огромными зелёными глазищами и заревела.

– Твою же… – повторил я хватаясь за чуть не взорвавшуюся башку и рявкнул: – А ну цыц!

Эффект был совершенно обратный желаемому. Мало того, что упавшая мелочь только прибавила децибел, так ещё и обратно из сеней ввалились двое остальных, заорав:

– А ну не тронь сестру!

Этими двумя оказалась ещё одна тощая нескладная зеленоглазая девчонка лет… да черт его знает скольки, я в детях не разбираюсь, с толстой светлой косой и рыжий пацан, на голову ее пониже, но с топором в тонких ручонках. Хм… девица тоже оказалась не безоружной, держала наперевес какую-то странную рогатую железяку на длинной деревянной ручке.

– Тпррру! Тормозите коней, ребята! – в полном офигее выставил я перед собой ладони. – Не собираюсь я ее трогать, только сделайте так, чтобы она замолчала и закройте уже дверь, холодно же как на полюсе!

– На-а-астк! – протяжно позвала девочка постарше, в которой я уже успел рассмотреть четкие фамильные черты, как впрочем и в зареванной младшей. – Ты чего ревешь?

– Коленку расшибла. Сильно, – выключив наконец сирену, со всхлипом ответил мелкий детеныш и тут же сменила тему. – А ты Валькин хахаль?