Из Сибири. Остров Сахалин. 1889-1894
Шрифт:
Танги. Жителей 19: 11 м. и 8 ж. Хозяев 6. Пахотной земли около 3 дес., но тоже, как в Мгачах, вследствие частых морских туманов, мешающих росту зерновых хлебов, сажают на ней только картофель. Два хозяина имеют лодки и занимаются рыболовством.
Хоэ, на мысе того же названия, который сильно выдается в море и виден из Александровска. Жителей 34: 19 м. и 15 ж. Хозяев 13. Тут еще не совсем разочаровались и продолжают сеять пшеницу и ячмень. Трое занимаются охотой.
Трамбаус. Жителей 8: 3 м. и 5 ж. Счастливое селение, где женщин больше, чем мужчин. Хозяев 3.
Виахты, на реке Виахту, соединяющей озеро с морем и в этом отношении напоминающей Неву. Говорят, что в озере ловятся сиги и осетры. Жителей 17: 9 м. и 8 ж. Хозяев 7.
Ванги – самое северное селение. Жителей 13: 9 м. и 4 ж. Хозяев 8.
По описаниям ученых и путешественников, чем выше к северу, тем природа беднее и печальнее. Начиная с Трамбауса, вся северная треть острова представляет из себя равнину, совершенную тундру, на которой главный водораздельный хребет, идущий вдоль всего Сахалина, имеет вид невысоких волнообразных возвышенностей, принимаемых некоторыми авторами за наносы со стороны Амура. По красно-бурой болотистой равнине там и сям тянутся полоски кривого хвойного леса; у лиственницы ствол не выше одного фута, и крона ее лежит на земле в виде зеленой подушки, ствол кедрового кустарника стелется по земле, а между полосками чахлого леса лишайники и мхи, и, как и на русских тундрах, встречается здесь всякая грубая кислого или сильно вяжущего вкуса ягода – моховка, голубика, костяника, клюква. Только на самом северном конце равнины, где местность вновь делается холмистою, природа на небольшом пространстве, у преддверия в вечно холодное море, точно хочет улыбнуться на прощанье; на карте Крузенштерна, относящейся к этой местности, изображен стройный лиственничный лес.
Но как ни сурова и ни бедна природа, жителям береговых селений, по свидетельству сведущих людей, все-таки живется сравнительно лучше, чем, например, арковцам или александровцам.
Объясняется это тем, что их мало, и те блага, какие имеются в их распоряжении, приходится делить между немногими. Для них не обязательны хлебопашество и урожаи, они предоставлены самим себе и сами выбирают для себя занятия и промыслы. Через селения проходит зимняя дорога из Александровска в Николаевск; сюда приезжают зимою гиляки и якуты-промышленники для торговых операций, и поселенцы продают им и меняют без посредства комиссионеров. Здесь нет лавочников, майданщиков, жидов-перекупщиков и нет канцеляристов, которые выменивают за спирт роскошные лисьи меха и потом с блаженною улыбкой показывают их своим гостям.
По направлению к югу новых селений не основывают. Южнее Александровска по западному побережью есть только один населенный пункт – Дуэ,
Тотчас по выходе из туннеля у береговой дороги стоят солеварня и кабельный домик, из которого спускается по песку в море телеграфный кабель. В домике живет каторжный столяр, поляк, со своею сожительницей, которая, по рассказам, родила, когда ей было 12 лет, после того, как какой-то арестант изнасиловал ее в этапе. На всем пути к Дуэ обрывистый, отвесный берег представляет осыпи, на которых там и сям чернеют пятна и полосы, шириною от аршина до сажени. Это уголь. Пласты угля здесь, [200] по описанию специалистов, сдавлены пластами песчаников, глинистых сланцев, сланцевых глин и глинистых песков, приподнятых, изогнутых, сдвинутых или сброшенных породами базальтовыми, диоритовыми и порфировыми, вышедшими во многих местах большими массами. Должно быть, это своеобразно красиво, но предубеждение против места засело так глубоко, что не только на людей, но даже на растения смотришь с сожалением, что они растут именно здесь, а не в другом месте. Верстах в семи берег прерывается расщелиной. Это Воеводская падь; здесь одиноко стоит страшная Воеводская тюрьма, в которой содержатся тяжкие преступники и между ними прикованные к тачкам. Около тюрьмы ходят часовые; кроме них, кругом не видно ни одного живого существа, и кажется, что они стерегут в пустыне какое-то необыкновенное сокровище.
200
Пласты угля здесь ~ вышедшими во многих местах большими массами. – Чехов пользовался здесь данными горных инженеров, работы которых он читал: О. А. Дейхмана, Я. Бутковского, А. П. Кеппена (см. «Список», №№ 44, 51, 73). Ближе всего чеховское описание к путевому журналу горного инженера Носова «Заметки об острове Сахалине и каменноугольных ломках, на нем производимых» («Горный журнал», 1859, № 1, стр. 183–186).
Дальше, в версте, начинаются каменноугольные ломки, потом с версту еще едешь голым, безлюдным берегом и, наконец, другая расщелина, в которой и находится Дуэ, бывшая столица сахалинской каторги. В первые минуты, когда въезжаешь на улицу, Дуэ дает впечатление небольшой старинной крепости: ровная и гладкая улица, точно плац для маршировки, белые чистенькие домики, полосатая будка, полосатые столбы; для полноты впечатления не хватает только барабанной дроби. В домиках живут начальник военной команды, смотритель дуйской тюрьмы, священник, [201] офицеры и проч. Там, где короткая улица кончается, поперек ее стоит серая деревянная церковь, которая загораживает от зрителя неофициальную часть порта; тут расщелина двоится в виде буквы «игрек», посылая от себя канавы направо и налево. В левой находится слободка, которая прежде называлась Жидовской, а в правой – всякие тюремные постройки и слободка без названия. В обеих, особенно в левой, тесно, грязно, неуютно; тут уже нет белых чистеньких домиков; избушки ветхие, без дворов, без зелени, без крылец, в беспорядке лепятся внизу у дороги, по склону горы и на самой горе. Участки усадебной земли, если только в Дуэ можно назвать ее усадебной, очень малы: у четырех хозяев в подворной описи показано ее только по 4 кв. саж. Тесно, яблоку упасть негде, но в этой тесноте и вони дуйский палач Толстых [202] все-таки нашел местечко и строит себе дом. Не считая команды, свободного населения и тюрьмы, в Дуэ жителей 291: 167 м. и 124 ж. Хозяев 46 и при них совладельцев 6. Большинство хозяев – каторжные. Что побуждает администрацию сажать на участки их и их семьи именно здесь, в расщелине, а не в другом месте, понять невозможно. Пахотной земли в подворной описи показано на всё Дуэ только 1/8 дес., а сенокосов нет вовсе. Допустим, что мужчины заняты на каторжных работах, но что же делают 80 взрослых женщин? На что уходит у них время, которое здесь благодаря бедности, дурной погоде, непрерывному звону цепей, постоянному зрелищу пустынных гор и шуму моря, благодаря стонам и плачу, которые часто доносятся из надзирательской, где наказывают плетьми и розгами, кажется длиннее и мучительнее во много раз, чем в России? Это время женщины проводят в полном бездействии. В одной избе, состоящей чаще всего из одной комнаты, вы застаете семью каторжного, с нею солдатскую семью, двух-трех каторжных жильцов или гостей, тут же подростки, две-три колыбели по углам, тут же куры, собака, а на улице около избы отбросы, лужи от помоев, заняться нечем, есть нечего, говорить и браниться надоело, на улицу выходить скучно – как всё однообразно уныло, грязно, какая тоска! Вечером с работ возвращается муж-каторжный; он хочет есть и спать, а жена начинает плакать и причитывать: «Погубил ты нас, проклятый! Пропала моя головушка, пропали дети!» – «Ну, завыла!» – проворчит на печке солдат. Уже все позаснули, дети переплакали и тоже угомонились давно, а баба всё не спит, думает и слушает, как ревет море; теперь уж ее мучает тоска: жалко мужа, обидно на себя, что не удержалась и попрекнула его. А на другой день опять та же история.
201
В домиках живут начальник военной команды, смотритель дуйской тюрьмы, священник… – Начальником дуйской военной команды в 1890 г., по материалам Д/В архива, был штабс-капитан П. И. Машинский; смотрителем дуйской тюрьмы до мая – П. П. Фищев, с мая 1890 г. – С. О. Казарский; священником – о. Александр (Александр Винокуров).
202
…дуйский палач Толстых… – Палач из каторжных, Николка Толстых, попавший на Сахалин за то, что «отрубил своей жене голову» (стр. 336), слыл едва ли не самым жестоким сахалинским палачом; его вызывали в Александровский пост, когда требовалось наказать целую артель, человек в 300 (С. А. Фельдман – Чехову, 27 ноября 1892 г. – Сб. «А. П. Чехов». Южно-Сахалинск, стр. 217). Чехов показал его в сцене телесного наказания. Во второй части книги В. Дорошевича «Сахалин» (СПб., 1903) есть сведения о Толстых (стр. 247).
Если судить только по одному Дуэ, то сельскохозяйственная колония на Сахалине обременена излишком женщин и семейных каторжных. За недостатком места в избах, 27 семейств живут в старых, давно уже обреченных на снос постройках, в высшей степени грязных и безобразных, которые называются «казармами для семейных». Тут уже не комнаты, а камеры с нарами и парашами, как в тюрьме. По составу своему население этих камер отличается крайним разнообразием. В одной камере с выбитыми стеклами в окнах и с удушливым запахом отхожего места живут: каторжный и его жена свободного состояния; каторжный, жена свободного состояния и дочь; каторжный, жена-поселка и дочь; каторжный и его жена свободного состояния; поселенец-поляк и его сожительница-каторжная; все они со своим имуществом помещаются в одной камере и спят рядом на одной сплошной наре. В другой: каторжный, жена свободного состояния и сын; каторжная-татарка и ее дочь; каторжный-татарин, его жена свободного состояния и двое татарчат в ермолках; каторжный, жена свободного состояния и сын; поселенец, бывший на каторге 35 лет, [203] но еще молодцеватый, с черными усами, за неимением сапог ходящий босиком, но страстный картежник; [204] рядом с ним на нарах его любовница-каторжная – вялое, сонное и жалкое на вид существо; далее каторжный, жена свободного состояния и трое детей; каторжный не семейный; каторжный, жена свободного состояния и двое детей; поселенец; каторжный, чистенький старичок с бритым лицом. Тут же по камере ходит поросенок и чавкает; на полу осклизлая грязь, воняет клопами и чем-то кислым; от клопов, говорят, житья нет. В третьей: каторжный, жена свободного состояния и двое детей; каторжный, жена свободного состояния и дочь; каторжный, жена свободного состояния и семеро детей: одна дочь 16, другая 15 лет; каторжный, жена свободного состояния и сын; каторжный, жена свободного состояния и сын; каторжный, жена свободного состояния и четверо детей. В четвертой: надзиратель унтер-офицер, его жена 18 лет и дочь; каторжный и его жена свободного состояния; поселенец; каторжный и т. д. По этим варварским помещениям и их обстановке, где девушки 15 и 16 лет вынуждены спать рядом с каторжниками, читатель может судить, каким неуважением и презрением окружены здесь женщины и дети, добровольно последовавшие на каторгу за своими мужьями и отцами, как здесь мало дорожат ими и как мало думают о сельскохозяйственной колонии.
203
…поселенец, бывший на каторге 35 лет ~ страстный картежник… – Венс Ансельм, отправленный в дуйскую тюрьму на 6 месяцев.
204
Он говорил мне, что во время игры в штос у него «в жилах электричество»: от волнения руки сводит. Одно из самых приятных воспоминаний у него то, как он когда-то в дни молодости вытащил часы у самого полицеймейстера. Про игру в штос рассказывает он с азартом. Помню фразу – «ткнешь, не туда попало!» – проговорил он с отчаянием охотника, сделавшего промах. Для любителей я записал некоторые его выражения: транспорт скушан! напе! наперипе! угол! по рублю очко маз! в цвет и в масть, артиллерия!
Дуйская тюрьма меньше, старее и во много раз грязнее Александровской. Здесь тоже общие камеры и сплошные нары, но обстановка беднее и порядки хуже. Стены и полы одинаково грязны и до такой степени потемнели уже от времени и сырости, что едва ли станут чище, если их помыть. По данным медицинского отчета за 1889 г., [205] на каждого арестанта приходится здесь воздуха 1,12 куб. саж. Если летом, при открытых окнах и дверях, пахнет помоями и отхожим местом, то, воображаю, какой ад бывает здесь зимою, когда внутри тюрьмы по утрам находят иней и сосульки. Смотрителем тюрьмы здесь бывший военный фельдшер из поляков, [206] состоящий в чине канцелярского служителя. Кроме Дуйской, он заведует также еще Воеводскою тюрьмой, рудниками и постом Дуэ. Дистанция совсем не по чину.
205
…По данным медицинского отчета за 1889 г. … – Он напечатан в «Отчете Главного тюремного управления за 1889 г.» (СПб., 1891). Чехов мог читать его и на Сахалине в канцелярии начальника острова.
206
Смотрителем тюрьмы здесь бывший военный фельдшер из поляков… – Это Казарский С. О. (см. примеч. к стр. 96).
В дуйских карцерах содержатся тяжкие преступники, большею частью рецидивисты и подследственные. На вид это самые обыкновенные люди с добродушными и глуповатыми физиономиями, которые выражали только любопытство и желание ответить мне возможно почтительнее. И преступления у большинства из них не умнее и не хитрее их физиономий. Обыкновенно присылаются за убийство в драке лет на 5–10, потом бегут; их ловят, они опять бегут, и так, пока не попадут в бессрочные и неисправимые. Преступления почти у всех ужасно неинтересны, ординарны, по крайней мере со стороны внешней занимательности, и я нарочно привел выше Рассказ Егора, чтобы читатель мог судить о бесцветности и бедности содержания сотни рассказов, автобиографий и анекдотов, какие мне приходилось слышать от арестантов и людей, близких к каторге. Впрочем, один седой старик лет 60–65, по фамилии Терехов, [207] сидящий в темном карцере, произвел на меня впечатление настоящего злодея. Накануне моего приезда он был наказан плетьми и, когда у нас зашла речь об этом, показал мне свои ягодицы, сине-багровые от кровоподтеков. По рассказам арестантов, этот старик убил на своем веку 60 человек; у него будто бы такая манера: он высматривает арестантов-новичков, какие побогаче, и сманивает их бежать вместе, потом в тайге убивает их и грабит, а чтобы скрыть следы преступления, режет трупы на части и бросает в реку. В последний раз, когда его ловили, он отмахивался от надзирателей дубиной. Глядя на его мутные оловянные глаза и большой, наполовину бритый, угловатый, как булыжник, череп, я готов был верить всем этим
рассказам. Один хохол, сидящий тоже в темном карцере, тронул меня своею откровенностью; он обратился с просьбой к смотрителю – возвратить ему 195 рублей, отобранные у него при обыске. «А где ты взял эти деньги?» – спросил смотритель. – «Выиграл в карты», – ответил он и побожился, и, обращаясь ко мне, стал уверять, что в этом нет ничего удивительного, так как почти вся тюрьма играет в карты и между картежниками-арестантами не редкость такие, которые располагают суммами в две и три тысячи рублей. В карцерах же я видел бродягу, который отрубил себе два пальца; рана повязана грязною тряпочкой. У другого бродяги сквозная огнестрельная рана: пуля счастливо прошла по наружному краю седьмого ребра. Рана и у этого тоже перевязана грязной тряпкой. [208]207
…седой старик лет 60–65, по фамилии Терехов ~ произвел на меня впечатление настоящего злодея. – Это – Федор Терехов. (Д/В, ф. 1133, оп. 1, ед. хр. 429, л. 28). 15 августа 1890 г. начальник Александровского округа С. Таскин сообщил начальнику Сахалина, что Александровское окружное полицейское управление постановило 17 июля «ссыльнокаторжного Федора Терехова за однодневную отлучку, продолжавшуюся с 1-го по 2-ое марта с. г. и сопротивление законной власти при исполнении служебных обязанностей наказать двадцатью ударами плетей с содержанием в отряде испытуемых в течение четырех лет. Постановление объявлено и приведено в исполнение при Дуйской тюрьме 10 авг. сего года» (там же, ед. хр. 328, л. 202). Фамилия Терехов использована Чеховым в рассказе «Убийство» (см. т. IX Сочинений).
208
Я встречал немало раненых и страдающих язвами, но ни разу не слышал запаха йодоформа, хотя на Сахалине ежегодно расходуется его больше полупуда.
В Дуэ всегда тихо. К мерному звону кандалов, шуму морского прибоя и гуденью телеграфных проволок скоро привыкает ухо, и от этих звуков впечатление мертвой тишины становится сильнее. Печать суровости лежит не на одних только полосатых столбах. Если бы на улице кто-нибудь невзначай засмеялся громко, то это прозвучало бы резко и неестественно. С самого основания Дуэ [209] здешняя жизнь вылилась в форму, какую можно передать только в неумолимо-жестоких, безнадежных звуках, и свирепый холодный ветер, который в зимние ночи дует с моря в расщелину, только один поет именно то, что нужно. Бывает поэтому странно, когда среди тишины раздается вдруг пение дуйского чудака Шкандыбы. Это каторжный, старик, который с первого же дня приезда своего на Сахалин отказался работать, и перед его непобедимым, чисто звериным упрямством спасовали все принудительные меры; его сажали в темную, несколько раз секли, но он стоически выдерживал наказание и после каждой экзекуции восклицал: «А все-таки я не буду работать!» Повозились с ним и в конце концов бросили. Теперь он гуляет по Дуэ и поет. [210] Добыча каменного угля, как я уже сказал, производится в версте от поста. Я был в руднике, меня водили по мрачным, сырым коридорам и предупредительно знакомили с постановкой дела, но очень трудно описать всё это, не будучи специалистом. Я воздержусь от технических подробностей, и тот, кто интересуется ими, пусть прочтет специальное сочинение горного инженера г. Кеппена, [211] когда-то заведовавшего здешними копями. [212]
209
С самого основания Дуэ… – Пост Дуэ был основан в 1857 г. Первым его начальником с 1862 г. был майор Николаев (о нем см. примеч. к стр. 178).
210
У публики Дуэ пользуется преувеличенно дурною репутацией. На «Байкале» мне рассказывали, что один пассажир, человек уже пожилой и чиновный, когда пароход остановился на дуйском рейде, долго всматривался в берег и наконец спросил:
– Скажите, пожалуйста, где же тут на берегу столб, на котором вешают каторжников и потом бросают их в воду?
Дуэ – колыбель сахалинской каторги. Существует мнение, что мысль избрать это место для ссыльной колонии пришла впервые самим каторжным: будто бы некий Иван Лапшин, осужденный за отцеубийство и отбывавший каторгу в г. Николаевске, попросил у местных властей позволения переселиться на Сахалин и в сентябре 1858 г. был доставлен сюда. Поселившись недалеко от Дуйского поста, он стал заниматься огородничеством и хлебопашеством[700] и, по словам г. Власова, отбывал тут каторжные уроки. Вероятно, он был доставлен на остров не один, так как в 1858 г. уголь близ Дуэ добывался уже при участии каторжных (см. «С Амура и <с> берегов Великого океана» в «Московских ведомостях», 1874 г., № 207).[701] Вышеславцев в своих «Очерках пером и карандашом» пишет,[702] что в апреле 1859 г. он застал в Дуэ около 40 человек и при них двух офицеров и одного инженерного офицера, заведующего работами. «Какие славные огороды, – восторгается он, – окружают их уютные, чистенькие домики! А овощи вызревают два раза в лето».
Время возникновения настоящей сахалинской каторги относится к шестидесятым годам,[703] когда неустройства нашей депортационной системы достигли своего высшего напряжения. Время было таково, что начальник отделения департамента полиции исполнительной, коллежский советник Власов, пораженный всем, что он встретил на каторге, прямо заявил, что строй и система наших наказаний служат развитию важных уголовных преступлений и понижают гражданскую нравственность. Приблизительное исследование каторжных работ на месте привело его к убеждению, что их в России почти не существует (см. его «Краткий очерк неустройств, существующих на каторге»). Главное тюремное управление,[704] давая в своем десятилетнем отчете критический обзор каторги, замечает, что в описываемое время каторга перестала быть высшею карательною мерой. Да, то была высочайшая мера беспорядка, какой когда-либо создавали невежество, равнодушие и жестокость. Вот главные причины бывших неустройств:
a) Ни составители законов о ссыльных, ни исполнители их не имели ясного представления о том, что такое каторга, в чем она должна заключаться, для чего она нужна. И практика, несмотря на свою продолжительность, не дала не только системы, но даже материала для юридического определения каторги.
b) Исправительные и уголовные цели наказания приносились в жертву разного рода экономическим и финансовым соображениям. На каторжного смотрели как на рабочую силу, которая должна была приносить доход государственному казначейству. Если его труд не давал выгоды или шел в убыток, то предпочитали держать его в тюрьме без всякого дела. Убыточному безделью отдавалось предпочтение перед убыточною работой. Приходилось также считаться еще с колонизационными целями.
c) Незнакомство с местными условиями и потому отсутствие определенного взгляда на характер и сущность работ, что видно хотя бы из недавно упраздненного деления на работы в рудниках, заводах и крепостях. На практике бессрочный, приговоренный к работам в рудниках, сидел без дела в тюрьме, приговоренный к четырехлетней каторге на заводах работал в руднике, а в тобольской каторжной тюрьме арестанты занимались переноскою с одного места на другое ядер, пересыпкой песка и т. п. В обществе и отчасти в литературе установился взгляд, что настоящая, самая тяжкая и самая позорная каторга может быть только в рудниках. Если бы в «Русской женщине» Некрасова герой,[705] вместо того чтобы работать в руднике, ловил для тюрьмы рыбу или рубил лес, то многие читатели остались бы неудовлетворенными.
d) Отсталость нашего устава о ссыльных. На очень многие вопросы, ежедневно возбуждаемые практикой, он совсем не дает ответа, отсюда широкое поле для произвольных толкований и незаконных действий; в самых затруднительных положениях он является часто совершенно бесполезною книгой, и отчасти поэтому, вероятно, г. Власов в некоторых управлениях при каторжных тюрьмах совсем не нашел устава.
e) Отсутствие единства в управлении каторгой.
f) Отдаленность каторжных работ от Петербурга и полное отсутствие гласности. Официальные отчеты стали печататься только недавно, со времени учреждения главного тюремного управления.[706]
g) Немалою помехой к упорядочению ссылки и каторги служило также настроение нашего общества. Когда у общества нет определенных взглядов на что-нибудь, то приходится считаться с его настроением. Общество всегда возмущалось тюремными порядками[707] и в то же время всякий шаг к улучшению быта арестантов встречало протестом, вроде, например, такого замечания: «Нехорошо, если мужик в тюрьме или на каторге будет жить лучше, чем дома». Если мужик часто живет дома хуже, чем на каторге, то по логике такого замечания каторга должна быть адом. Когда арестантам давали в вагонах вместо воды квас, то это называлось «нянчиться с убийцами и поджигателями» и т. п. Впрочем, как бы в противовес такому настроению, у лучших русских писателей замечалось стремление к идеализации каторжных, бродяг и беглых.[708]
В 1868 г. был высочайше утвержден комитет,[709] имевший целью изыскать и указать меры для организации каторжных работ на более правильных началах. Комитет признал, что необходимо «высылать тяжких преступников в отдаленную колонию для употребления там в принудительные работы с преимущественною целью водворения в месте ссылки». И, выбирая между отдаленными колониями, комитет остановился на Сахалине. A priori он признал за Сахалином следующие достоинства:
1) географическое положение, обеспечивающее материк от побегов;
2) наказание получает надлежащую репрессивную силу, так как ссылка на Сахалин может быть признана безвозвратною;
3) простор для деятельности преступника, решившего начать новую, трудовую жизнь;
4) с точки зрения государственной пользы, сосредоточение ссыльных на Сахалине представляется залогом для упрочения обладания нашего островом;
5) угольные залежи могут быть с выгодою эксплуатируемы ввиду громадной потребности в угле. Предполагалось также, что сосредоточение на острове всего контингента ссыльнокаторжных сократит расходы на содержание их.
211
…специальное сочинение горного инженера г. Кеппена, когда-то заведовавшего здешними копями. ~ каменноугольная промышленность, 1875 г. – Инженер А. П. Кеппен был послан на Сахалин от горного департамента в 1870 г. и в течение трех лет исследовал остров в горнопромышленном отношении (вслед за Рудановским, Шмидтом, Гленом, Лопатиным, Носовым).
212
«Остров Сахалин, его каменноугольные месторождения и развивающаяся на нем каменноугольная промышленность», 1875 г. Об угле, кроме г. Кеппена, писали еще горные инженеры:[710] Носов И. Заметки об острове Сахалине и каменноугольных ломках, на нем производимых. – «Горный журнал», 1859 г., № 1. И. А. Лопатин. Извлечение из письма.[711] Приложение к отчету Сибирского отдела имп. Рус<ского> географ. общества за 1868 г. Его же. Рапорт к генерал-губернатору Восточной Сибири. – «Горный журнал», 1870 г., № 10. Дейхман. Остров Сахалин в горнопромышленном отношении.[712] – «Горный журнал», 1871 г., № 3. К. Скальковский. Русская торговля в Тихом океане. 1883 г.[713] О качествах сахалинского угля писали в разное время командиры судов сибирской флотилии в своих рапортах, которые печатались в «Морском сборнике».[714] Для полноты, пожалуй, можно упомянуть еще о статьях Я. Н. Бутковского:[715] «Остров Сахалин» – «Исторический вестник», 1882 г., X, и «Сахалин и его значение» – «Морской сборник», 1874 г., № 4.
В настоящее время дуйские копи находятся в исключительном пользовании частного общества «Сахалин», [213] представители которого живут в Петербурге. По контракту, заключенному в 1875 г. на 24 года, общество пользуется участком на западном берегу Сахалина на две версты вдоль берега и на одну версту в глубь острова; ему предоставляются бесплатно свободные удобные места для склада угля в Приморской области и прилегающих к ней островах; нужный для построек и работ строительный материал общество получает также бесплатно; ввоз всех предметов, необходимых для технических и хозяйственных работ и устройства рудников, предоставляется беспошлинно; за каждый пуд угля, покупаемый морским ведомством, общество получает от 15 до 30 коп.; ежедневно в распоряжение общества командируется для работ не менее 400 каторжных; если же на работы будет выслано меньше этого числа, то за каждого недостающего рабочего казна платит обществу штрафу один рубль в день; нужное обществу число людей может быть отпускаемо и на ночь.
213
…дуйские копи находятся в исключительном пользовании частного общества «Сахалин» ~ Разработка копей ведется недобросовестно, на кулаческих началах. – Чехов занялся изучением деятельности акционерного общества «Сахалин» потому, что увидел в ней одно из характерных проявлений организации сахалинской каторги – забвение главной цели, исправительной: в данном случае она принесена администрацией острова «в жертву промышленным соображениям». Свои заключения об этом акционерном обществе Чехов делал не только на основании личных впечатлений, но и материалов сахалинских канцелярий, газетных и журнальных статей, мнений некоторых специалистов: горных инженеров Н. Суханевича, Л. Бацевича и др. Горный инженер («окружной инженер») Суханевич, которого Чехов имел в виду на стр. 101, 136 (не называя его фамилии), в докладе начальнику Сахалина характеризовал разработку дуйских копей акционерным обществом как хищническую. Он высказывал сомнение, что общество «Сахалин» сумеет удовлетворить потребность русских судов в угле («Тюремный вестник», 1895, № 5, стр. 276). Сомнения и недовольство Суханевича разделял опытный специалист горный инженер Бацевич. Чехов знал печатную работу Бацевича («Описание сахалинских нефтяных месторождений». – «Горный журнал», 1890, т. III, № 7), в которой автор рассказывал историю разысканий нефти на Сахалине, называл возможные места ее добычи и выражал уверенность, что в будущем Сахалин и в этом отношении получит международную известность. Чехов упомянул об этой статье в письме Суворину 22 января 1892 г. в пору работы над книгой о Сахалине. Знал он и мнение комиссии, в которую входил Бацевич, ревизовавшей акционерное общество «Сахалин».