Из Сибири. Остров Сахалин. 1889-1894
Шрифт:
24 июля 1889 г. был утренник, который попортил в Дербинском картофельный цвет; 18 же августа во всем округе побило морозом картофельную ботву.
Южнее Рыковского, на месте бывшей гиляцкой деревушки Пальво, на притоке Тыми того же названия, стоит селение Палево, основанное в 1886 г. От Рыковского ведет сюда хорошая проселочная дорога по гладкой равнине, мимо рощ и полей, чрезвычайно напоминавших мне Россию, быть может, потому, что я проезжал здесь в очень хорошую погоду. Расстояние 14 верст. В направлении от Рыковского до Палева скоро проляжет почтово-телеграфный тракт, давно уже проектированный, который соединит Северный Сахалин с Южным. Дорога здесь уже строится.
В Палеве 396 жителей: 345 м. и 51 ж. Хозяев 183 и при них половинщиков 137, хотя, по местным условиям, было бы достаточно и 50 владельцев. Трудно найти на Сахалине другое селение, в котором сошлось бы вместе столько разных обстоятельств, неблагоприятных для сельскохозяйственной колонии, как здесь. Почва – галька; когда-то, по рассказам старожилов, на месте нынешнего Палева тунгусы пасли своих оленей. Даже поселенцы толкуют, что эта местность во времена оны была дном морским и будто гиляки теперь находят на ней вещи с кораблей. Земли разработано только 108 дес., считая тут и пашни, и огород, и сенокосы, а хозяев между тем больше трехсот. Взрослых женщин только 30, по одной на 10 человек, и точно в насмешку, чтобы дать сильнее почувствовать печальный смысл этой пропорции, не так давно смерть заглянула в Палево и похитила в короткое время трех сожительниц. Почти третья часть хозяев до ссылки не занималась хлебопашеством, так как принадлежала к городским сословиям. К сожалению, перечень неблагоприятных обстоятельств не кончается на этом. Почему-то еще, вероятно, по пословице – на бедного Макара все шишки валятся, ни в одном селении на Сахалине нет такого множества воров, как именно здесь, в многострадальном, судьбою обиженном Палеве. Тут каждую ночь воруют; накануне моего приезда троих отправили в кандальную
Обстановка жизни говорит только о бедности и ни о чем другом. Крыши на избах покрыты корьем и соломой, дворов и надворных построек нет вовсе; 49 домов еще не окончены и, по-видимому, брошены своими хозяевами. 17 владельцев ушли на заработки.
Когда я в Палеве ходил по избам, за мной неотступно следовал надзиратель из поселенцев, родом пскович. [257] Помнится, я спросил у него: среда сегодня или четверг? Он ответил:
– Не могу упомнить, ваше высокоблагородие.
257
Когда я в Палеве ходил по избам, за мной <…> следовал надзиратель из поселенцев, родом пскович. – Имеется карточка: Палево, дв. 176, поселенец Савельев Андрей, 35 л., Псковск., неграм., холост (ГБЛ). С. А. Фельдман писал 27 ноября 1892 г. Чехову: «На острове, где самый маленький начальник, даже такой, как надзиратель Савельев, представляет из себя большую персону, вчуже грустно» (сб. «А. П. Чехов». Южно-Сахалинск, стр. 218). Не один ли это из тех «шпионов», которые, по словам Чехова (в письме Д. Л. Манучарову от 21 марта 1896 г.), сопровождали его во время переписи? (ЛН, т. 68, стр. 197).
В казенном доме живет отставной квартирмейстер Карп Ерофеич Микрюков, старейший из сахалинских надзирателей. Прибыл он на Сахалин в 1860 г., в ту пору, когда еще только начиналась сахалинская каторга, и из всех ныне здравствующих сахалинцев только он один мог бы написать всю ее историю. Он словоохотлив, на вопросы отвечает с видимым удовольствием и старчески длинно; память уже стала изменять ему, так что отчетливо помнит он только давнопрошедшее. Обстановка у него приличная, вполне хозяйственная, даже есть два портрета, написанных масляными красками: на одном он сам, на другом его покойница жена с цветком на груди. Родом он из Вятской губ<ернии>, лицом живо напоминает покойного писателя Фета. Свои настоящие годы он скрывает, говорит, что ему только 61, на самом же деле ему больше 70. Женат он вторым браком на дочери поселенца, молодой женщине, от которой имеет шестерых детей в возрасте от 1 до 9 лет. Младший еще грудной.
Моя беседа с Карпом Ерофеичем затянулась далеко за полночь, и все истории, которые он мне рассказывал, касались только каторги и ее героев, как, например, смотритель тюрьмы Селиванов, [258] который под горячую руку отбивал кулаком замки у дверей и в конце концов был убит арестантами за жестокое с ними обращение.
Когда Микрюков отправился в свою половину, где спали его жена и дети, я вышел на улицу. Была очень тихая, звездная ночь. Стучал сторож, где-то вблизи журчал ручей. Я долго стоял и смотрел то на небо, то на избы, и мне казалось каким-то чудом, что я нахожусь за десять тысяч верст от дому, где-то в Палеве, в этом конце света, где не помнят дней недели, да и едва ли нужно помнить, так как здесь решительно всё равно – среда сегодня или четверг…
258
…смотритель тюрьмы Селиванов ~ убит арестантами за жестокое с ними обращение. – Смотритель Селиванов был убит 10 августа 1883 г. ссыльнокаторжным хлебопеком Васильевым, попавшим на Сахалин за убийство херсонского надзирателя. Он ненавидел Селиванова еще со времени заключения в Илинском замке, где тот слыл также жестоким и несправедливым. Васильев был повешен 3 октября 1883 г. Об убийстве Селиванова сообщала газ. «Владивосток» в 1883 г. (№ 30, 6 ноября) и в 1884 г.: «Селиванов убит за крайне бесчеловечное обращение со своими подчиненными, ссыльнокаторжными людьми, выражавшееся в немилосердном поронии их плетьми, розгами и назначении на непосильные для человека работы» (1884, № 9, 26 февраля).
Еще южнее, по линии проектированного почтового тракта, есть селение Вальзы, основанное в 1889 г. Тут 40 мужчин и ни одной женщины. За неделю до моего приезда, из Рыковского были посланы три семьи еще южнее, для основания селения Лонгари, на одном из притоков реки Пороная. Эти два селения, в которых жизнь едва только начинается, я оставлю на долю того автора, который будет иметь возможность проехать к ним по хорошей дороге и видеть их близко.
Чтобы кончить с обзором селений Тымовского округа, мне остается упомянуть еще только о двух селениях: Мало-Тымове и Андрее-Ивановском. Оба они расположены на реке Малой Тыми, берущей начало около Пилинги и впадающей в Тымь около Дербинского. Первое, самое старое селение Тымовского округа, основано в 1877 г. В былое время, когда переваливали через Пилингу, путь к Тыми шел через это селение. В нем теперь 190 жителей: 111 м. и 79 ж. Хозяев с совладельцами 67. Когда-то Мало-Тымово было главным селением и центром местности, составляющей нынешний Тымовский округ, теперь же оно стоит в стороне и похоже на заштатный городок, в котором замерло всё живое; о прежнем величии говорят здесь только небольшая тюрьма да дом, где живет тюремный смотритель. [259] В настоящее время в должности мало-тымовского смотрителя состоит г. К., интеллигентный и добрейший молодой человек, петербуржец, по-видимому, сильно тоскующий по России. Громадная казенная квартира с высокими и широкими комнатами, в которых гулко и одиноко раздаются шаги, и длинное, тягучее время, которое некуда девать, угнетают его до такой степени, что он чувствует себя как в плену. Как нарочно, молодой человек просыпается рано, в четвертом или пятом часу. Встал, напился чаю, сходил в тюрьму… а потом что делать? Потом ходит по своему лабиринту, поглядывая на деревянные с паклею стены, ходит, ходит, потом опять чаю напьется и займется ботаникой, а потом ходит опять, и ничего ему не слышно, кроме собственных шагов и завывания ветра. В Мало-Тымове много старожилов. Между ними я встретил татарина Фуражиева, [260] который вместе с Поляковым ездил когда-то к Ныйскому заливу; он с удовольствием вспоминает теперь и об экспедиции и о Полякове. Из стариков, пожалуй, в бытовом отношении может показаться интересным еще поселенец Богданов, раскольник, занимающийся ростовщичеством. Он долго не впускал меня к себе, а впустивши, распространился на тему о том, что теперь много всякого народу ходит, – впусти, так, чего доброго, ограбят и т. д.
259
…тюремный смотритель ~ и ничего ему не слышно, кроме собственных шагов… – Смотрителем Мало-Тымовской тюрьмы был Д. С. Климов (см. примеч. к стр. 152).
260
Между ними я встретил татарина Фуражиева ~ вспоминает теперь и об экспедиции и о Полякове. – В известных Чехову статьях И. С. Поляков, рассказывая о сахалинской экспедиции, называет Фуражиева своим «верным слугой». Он вспоминает, как однажды, когда он тонул, Фуражиев спас его («Отчет об исследованиях на острове Сахалине…», стр. 13; «На Сахалине». – «Новь», 1886, т. VII, № 1, стр. 2).
Селение Андрее-Ивановское названо так потому, что кого-то звали Андреем Ивановичем. [261] Основано оно в 1885 г., на болоте. Жителей 382: 277 м. и 105 ж. Хозяев вместе с совладельцами 231, хотя и здесь, как в Палеве, было бы совершенно достаточно 50. Состав здешнего населения тоже нельзя назвать удачным. Как в населении Палева наблюдается избыток мещан и разночинцев, никогда не бывших хлебопашцами, так здесь, в Андрее-Ивановском, много неправославных; они составляют четверть всего населения: 47 католиков, столько же магометан и 12 лютеран. А среди православных немало инородцев, например, грузин. [262] Такая пестрота придает населению характер случайного сброда и мешает ему слиться в сельское общество. [263]
261
Селение Андрее-Ивановское названо так потому, что кого-то звали Андреем Ивановичем. Основано оно в 1885 г. – Надо полагать, что это селение названо в честь начальника Сахалина (в 1884–1888 гг.) генерал-майора Гинце Андрея Ивановича.
262
Между прочим, живут здесь бывшие кутаисские дворяне, братья Чиковани, Алексей и Теймурас. Был еще третий брат, но тот умер от чахотки. В их избе нет никакой мебели, и только на полу лежит
перина. Один из них болен.263
Жителей 382 ~ мешает ему слиться в сельское общество. – Данные о селении Андрее-Ивановское Чехов получил в сел. Рыковском от сахалинского служащего Иванова Ипполита. В архиве писателя сохранилось его письмо Чехову от 28 августа 1890 г. (ГБЛ).
XI
Проектированный округ. – Каменный век. – Была ли вольная колонизация? – Гиляки. – Их численный состав, наружность, сложение, пища, одежда, жилища, гигиеническая обстановка. – Их характер. – Попытки к их обрусению. – Орочи.
Оба северные округа, как может видеть читатель из только что конченного обзора селений, занимают площадь, равную небольшому русскому уезду. Вычислить пространство, занимаемое ими, в квадратных верстах в настоящее время едва ли возможно, так как протяжение обоих округов к югу и северу не обусловлено никакими границами. Между административными центрами обоих округов, Александровским постом и Рыковским, по кратчайшей дороге с перевалом через Пилингу считается 60, а через Арковскую долину 74 версты. По-здешнему, это не близко. Не говоря уже про Танги и Ванги, даже Палево считается далеким селением, а основание новых селений немного южнее Палева, по притокам Пороная, поставило даже на очередь вопрос об учреждении нового округа. Как административная единица округ соответствует уезду; по сибирским понятиям, так может называться только почтенная дистанция, которую в целый месяц не объедешь, например Анадырский округ, и чиновнику-сибиряку, работающему в одиночку на пространстве двух-трех сот верст, дробление Сахалина на мелкие округа может показаться роскошью. Но сахалинское население живет при исключительных условиях, и механизм управления здесь гораздо сложнее, чем в Анадырском округе. Дробление ссыльной колонии на мелкие административные участки вызывается самою практикой, которая, кроме многого другого, о чем еще придется говорить, указала, во-первых, что чем короче расстояния в ссыльной колонии, тем легче и удобнее управлять ею, и, во-вторых, дробление на округа вызвало усиление штатов и прилив новых людей, а это, несомненно, имело на колонию благотворное влияние. С усилением состава интеллигентных людей в количественном отношении, получилась значительная прибавка и в качественном.
На Сахалине я застал разговор о новом проектированном округе; [264] говорили о нем, как о земле Ханаанской, потому что на плане через весь этот округ вдоль реки Пороная лежала дорога на юг; и предполагалось, что в новый округ будут переведены каторжники, живущие теперь в Дуэ и в Воеводской тюрьме, [265] что после переселения останется одно только воспоминание об этих ужасных местах, что угольные копи отойдут от общества «Сахалин», которое давно уже нарушило контракт, и добыча угля будет производиться уже не каторжными, а поселенцами на артельных началах. [266]
264
На Сахалине я застал разговор о новом проектированном округе… – о Тарайкинском округе, в который войдут все селения по реке Пороная (см. стр. 211).
265
…в новый округ будут переведены каторжники, живущие теперь в Дуэ и Воеводской тюрьме ~ приказ № 348, 1888 г.). – Чехов точно цитировал часть приказа начальника острова № 348 от 26 ноября 1888 г. (Д/В, ф. 702, оп. 1, ед. хр. 101, л. 25).
266
Между приказами ген. Кононовича есть один, касающийся давно желанного упразднения Дуэ и Воеводской тюрьмы: «Осмотрев Воеводскую тюрьму, я лично убедился в том, что ни условия местности, в которой она находится, ни значение содержащихся в ней преступников, большею частью долгосрочных или заключенных за новые преступления, не могут оправдать того порядка надзора или, лучше сказать, отсутствия всякого фактического наблюдения, в котором эта тюрьма находится с самого ее основания. Положение дел в настоящее время таково: тюрьма выстроена в узкой долине севернее поста Дуэ версты на полторы, сообщение с постом существует только по берегу моря и прерывается два раза в сутки приливами, сообщение горами летом затруднительно, зимою невозможно; смотритель тюрьмы имеет пребывание в Дуэ, помощник его тоже; местная команда, от которой содержится караул и высылается потребное число конвоя для различных работ, по условию с обществом „Сахалин“, расположена также в упомянутом посту, а при тюрьме – никого, кроме нескольких надзирателей и ежедневно приходящего на смену караула, который тоже остается вне постоянного ближайшего наблюдения военного начальства. Не входя в разбор обстоятельств, причиною которых было устройство тюрьмы в столь несоответствующем месте и оставление ее вне всякой возможности непосредственного надзора, я, впредь до испрошения разрешения вовсе упразднить как Дуйскую, так равно и Воеводскую тюрьмы и перевести их в другие местности, должен хотя отчасти исправить существующие недостатки» и т. д. (приказ № 348, 1888 г.).
Прежде чем покончить с Северным Сахалином, считаю не лишним сказать немного о тех людях, которые жили здесь в разное время и теперь живут независимо от ссыльной колонии. В долине Дуйки Поляков нашел ножеобразный осколок обсидиана, [267] наконечники стрел из камня, точильные камни, каменные топоры и проч.; эти находки дали ему право заключить, что в долине Дуйки, в отдаленные времена, жили люди, которые не знали металлов; это были жители каменного века. Черепки, медвежьи и собачьи кости и грузила от неводов, находимые на месте их бывшего жилья, указывают на то, что они знакомы были с гончарным делом, охотились на медведей и ловили неводом рыбу и что на охоте им помогала собака. Поделки из кремня, которого нет на Сахалине, они получали, очевидно, от соседей, с материка и ближайших островов; очень может быть, что во время их передвижений собака играла ту же роль, что и теперь, то есть была езжалой. И в долине Тыми Поляков находил также остатки первобытных сооружений и грубых орудий. Вывод его таков, что в Северном Сахалине «возможно существование для племен, стоящих даже на относительно низкой степени умственного развития; очевидно, здесь жили люди и веками выработали способы защищаться от холода, жажды и голода; весьма вероятно при этом, что древние обитатели жили здесь сравнительно небольшими общинами и не были народом вполне оседлым».
267
В долине Дуйки Поляков нашел ножеобразный осколок обсидиана ~ не были народом вполне оседлым. – Чехов здесь то излагал, то цитировал «Путешествие на остров Сахалин в 1881–82 гг.» И. С. Полякова (стр. 8, 18–21).
Посылая Бошняка на Сахалин, Невельской, [268] между прочим, поручил ему также проверить слух относительно людей, оставленных на Сахалине лейт. Хвостовым и живших, как передавали гиляки, на р. Тыми. [269] Бошняку удалось напасть на след этих людей. В одном из селений по Тыми гиляки выменяли ему за 3 арш. китайки 4 листа, вырванных из молитвенника, и объяснили ему при этом, что книга принадлежала жившим здесь русским. На одном из листов, который был в книге заглавным, едва разборчивым почерком было написано: «Мы, Иван, Данила, Петр, Сергей и Василий, высажены в анивском селении Томари-Анива Хвостовым 17 августа 1805 года, перешли на реку Тыми в 1810 году, в то время, когда пришли в Томари японцы». Осмотрев затем место, где жили русские, Бошняк пришел к заключению, что помещались они в трех избах и имели огороды. Туземцы говорили ему, что последний из русских, Василий, умер недавно, что русские были хорошие люди, вместе с ними ходили на рыбный и звериный промыслы и одевались так же, как и они, но волосы стригли. В другом месте туземцы сообщили такую подробность: двое русских имели детей от жен-туземок. В настоящее время русские, оставленные Хвостовым, на Северном Сахалине уже забыты, и об их детях ничего не известно.
268
Посылая Бошняка на Сахалин, Невельской ~ двое русских имели детей от жен-туземок. – Чехов излагает близко к тексту одно место книги Невельского «Подвиги русских морских офицеров…», стр. 152–153.
269
См. Давыдова «Двукратное путешествие в Америку морских офицеров Хвостова и Давыдова,[719] писанное сим последним. С предуведомлением Шишкова, 1810 г.». В своем предисловии адм. Шишков говорит, что «Хвостов соединял в душе своей две противности: кротость агнца и пылкость льва», Давыдов же, по его словам, «нравом вспыльчивее и горячее Хвостова, но уступал ему в твердости и мужестве». Кротость агнца, однако, не помешала Хвостову в 1806 г. уничтожить японские магазины и взять в плен четырех японцев в Южном Сахалине на берегу Анивы, а в 1807 г. он вместе со своим другом Давыдовым разгромил японские фактории на Курильских островах и еще раз поразбойничал на Южном Сахалине. Эти храбрые офицеры воевали с Японией без ведома правительства, в полной надежде на безнаказанность. Оба они кончили жизнь не совсем обыкновенно: утонули в Неве, через которую торопились перейти в то самое время, когда разводили мост. Их подвиги, наделавшие в свое время очень много шуму, возбудили в обществе некоторый интерес к Сахалину, о нем говорили, и, кто знает, быть может, уже тогда была предрешена участь этого печального, пугавшего воображение, острова. В своем предуведомлении Шишков высказывает мнение, ни на чем не основанное, будто русские в прошедшем столетии хотели завладеть островом и будто основали там колонию.