Из Сибири. Остров Сахалин. 1889-1894

Есть еще одно селение на берегу Анивы, далеко в стороне, верст за 25 или, если плыть к нему морем, в 14 милях от поста. Оно называется Лютога, находится в пяти верстах от устья реки того же имени и основано в 1886 г. Сообщение с постом крайне неудобное: пешком по берегу или же на катере, а для поселенцев – на сеноплавке. Жителей 53: 37 м. и 16 ж. Хозяев 33.

Что же касается береговой дороги, то она, минуя Соловьевку, около устья Сусуи круто поворачивает вправо и идет уже по направлению к северу. На карте Сусуя своими верховьями подходит к реке Найбе, впадающей в Охотское море, и вдоль этих обеих рек, почти по прямой линии от Анивы до восточного берега, протянулся длинный ряд селений, которые соединены непрерывною дорогой, имеющею в длину 88 верст. Этот ряд селений составляет главную суть южного округа, его физиономию, а дорога служит началом того самого магистрального почтового тракта, которым хотят соединить Сев<ерный> Сахалин с Южным.

Я утомился или обленился и уж на юге работал не так усердно, как на севере. Часто целые дни уходили у меня на прогулки и пикники, и уже не хотелось ходить по избам, и когда мне любезно предлагали помощь, то я не уклонялся от нее. В первый раз до Охотского моря и назад я проехался в обществе г. Белого, которому хотелось показать мне свой округ, а затем, когда я делал перепись, меня всякий раз сопровождал смотритель поселений Н. Н. Ярцев. [330]

Селения южного округа имеют свои особенности, которых не может не заметить человек, только что приехавший с севера. Прежде всего здесь значительно меньше нищеты. Неоконченных, брошенных изб или забитых наглухо окон я не видел вовсе, и тесовая крыша здесь такое же заурядное и привычное для глаз явление, как на севере солома и корье. Дороги и мосты хуже, чем на севере, особенно между Малым Такоэ и Сиянцами, где в половодье и после сильных дождей бывает непроходимая слякоть. Сами жители выглядят моложе, здоровее и бодрее своих северных товарищей, и это так же, как и сравнительное благосостояние округа, быть может, объясняется тем, что главный контингент ссыльных, живущих на юге, составляют краткосрочные, то есть люди по преимуществу молодые и в меньшей степени изнуренные каторгой. Встречаются такие, которым еще только 20–25 лет, а они уже отбыли каторгу и сидят на участках, и немало крестьян из ссыльных в возрасте между 30 и 40 годами. [331] В пользу южных селений говорит также и то обстоятельство, что здешние крестьяне не торопятся уезжать на материк: так, в только что описанной Соловьевке из 26 хозяев 16 имеют крестьянское звание. Женщин очень мало; есть селения, где нет ни одной женщины. Сравнительно с мужчинами они выглядят в большинстве больными и старухами, и приходится верить здешним чиновникам и поселенцам, которые жалуются, что с севера всякий раз присылают им одних только «завалященьких», а молодых и здоровых оставляют себе. Доктор З-кий [332] говорил мне, что как-то, исполняя должность тюремного врача, он вздумал осмотреть партию вновь прибывших женщин, и все они оказались с женскими болезнями.

330

В сентябре и в начале октября, исключая те дни, когда дул норд-ост, погода стояла превосходная, летняя. Едучи со мной, г. Б. жаловался мне, что он сильно тоскует по Малороссии и что ничего ему так не хочется теперь, как посмотреть на вишню в то время, когда она висит на дереве. На ночлегах в надзирательских он просыпался очень рано; проснешься на рассвете, а он стоит у окна и читает вполголоса: «Белый свет занялся над столицей, крепко спит молодая жена…»[731] И г. Я. тоже всё читал наизусть стихотворения. Бывало, как скучно станет в дороге, попросишь его прочесть что-нибудь, и он прочтет с чувством какое-нибудь длинное стихотворение, а то и два.

…меня всякий раз сопровождал смотритель поселений Н. Н. Ярцев – В книге Николай Николаевич Ярцев (1857–1895) в большинстве случаев назван: «г. Я.» или «смотритель поселений». Из послужного списка Ярцева следует, что он воспитывался в Гатчинском сиротском институте, окончил Земледельческое училище (ЦГАОР, ф. 122, оп. 1, ед. хр. 2738). В архиве Чехова сохранились два письма к нему Ярцева из петербургской больницы, в которых он сообщал, что привез ему «гостинец сахалинский» – отчет за 1893 год, выбранный в ведомостях, и просил навестить его в больнице (8 и 14 ноября 1895 г. – ГБЛ). Встреча не состоялась, Чехов был в эти дни в Москве и в Мелихово. Чехов отмечал в книге опытность Ярцева, осведомленность его в естественных науках, агрономии, но не видел больших успехов на его экспериментальной ферме («фирме») и не без удивления замечал, что в некоторых случаях (выбор женщин для поселенцев, телесные наказания) он действует вполне в духе других сахалинских чиновников (стр. 249, 332–333). Об этих противоречиях Ярцева писали и корреспонденты Чехова, и авторы работ о Сахалине. Так, И. П. Миролюбов (Ювачев) в книге «Восемь лет на Сахалине» отмечал такое несоответствие: «Страстный любитель цветов» декламировал русских поэтов, «но это не мешало Ярцеву пороть арестантов и даже ссыльных женщин» (стр. 192). О чтении Ярцевым стихов говорил Чехов на тр. 198, о порке же Ярцевым беременной женщины глухо сказано на стр. 334.

331

По той же причине, например, в Корсаковском посту поселенцы в возрасте от 20 до 45 лет составляют 70% всего числа жителей. Прежде был скорее обычай, чем правило, при распределении вновь прибывающих арестантов по округам, назначать краткосрочных, как менее преступных и закоренелых, на юг, где теплее. Но при определении долго- и краткосрочных по статейным спискам не всегда соблюдалась необходимая осторожность. Так, бывший начальник острова ген. Гинце, как-то прочитывая на пароходе статейные списки, сам отобрал краткосрочных и назначил их к отправке на юг; потом же среди этих счастливцев оказалось 20 бродяг и непомнящих, то есть самых закоренелых и безнадежных. В настоящее время упомянутый обычай, по-видимому, уже оставлен, так как на юг присылаются долгосрочные и даже бессрочные, а в страшной Воеводской тюрьме и в руднике я встречал краткосрочных.

332

Доктор З–кий – врач военной Корсаковской команды Зборомирский (см. примеч. к стр. 192).

На юге в обиходе совсем не употребляется слово совладелец, или половинщик, так как здесь на каждый участок полагается только по одному хозяину, но так же, как и на севере, есть хозяева, которые лишь причислены к селению, но домов не имеют. Как в посту, так и в селениях совсем нет евреев. В избах на стенах встречаются японские картинки; приходилось также видеть японскую серебряную монету.

Первое селение по Сусуе – Голый Мыс; существует оно лишь с прошлого года, и избы еще не достроены. Здесь 24 мужчины и ни одной женщины. Стоит селение на бугре, который и раньше назывался голым мысом. Речка здесь не близко от жилья – надо к ней спускаться; колодца нет.

Второе селение – Мицулька, названная так в честь М. С. Мицуля. [333] Когда дороги еще не было, то на месте теперешней Мицульки стояла станция, на которой держали лошадей для чиновников, едущих по казенной надобности; конюхам и работникам позволено было строиться до срока, и они поселились около станции и завели собственные хозяйства. Дворов тут только 10, а жителей 25: 16 м. и 9 ж. После 1886 г. окружной начальник [334] не позволял уже никому селиться в Мицульке, и хорошо делал, так как земля здесь неважная и лугов хватает только на десять дворов. Теперь в селении 17 коров и 13 лошадей, не считая мелкого скота, и в казенной ведомости показаны 64 курицы, но всего этого не станет вдвое больше, если удвоить число дворов.

333

В экспедиции 1870 г., посланной из Петербурга под начальством Власова, принимал участие также агроном Михаил Семенович Мицуль, человек редкого нравственного закала, труженик, оптимист и идеалист, увлекавшийся и притом обладавший способностью сообщать свое увлечение и другим. Ему в ту пору было около 35 лет.[732] К возложенному на него поручению он отнесся с замечательною добросовестностью. Исследуя почву, флору и фауну Сахалина, он исходил пешком нынешние Александровский и Тымовский округа, западное побережье, всю южную часть острова; тогда на острове совсем не было дорог, лишь кое-где попадались жалкие тропинки, исчезавшие в тайге и болотах, и всякое передвижение, конное или пешее, было истинным мучением. Идея ссыльнохозяйственной колонии поразила и увлекла Мицуля. Он отдался ей всею душой, полюбил Сахалин и, подобно тому, как мать не видит в своем любимом детище недостатков, так он на острове, который сделался его второю родиной, не замечал промерзлой почвы и туманов. Он находил его цветущим уголком земли, и этому не могли мешать ни метеорологические данные, которых, впрочем, тогда почти не было, ни горький опыт прошлых лет, к которому он относился, по-видимому, недоверчиво. А тут еще дикий виноград, бамбук, гигантский рост трав, японцы… Дальнейшая история острова застает его уже заведующим, статским советником, всё еще увлекающимся и неутомимо работающим. Умер он на Сахалине от тяжелого нервного расстройства, 41 года. И я видел его могилу.[733] После него осталась книга «Очерк острова Сахалина в сельскохозяйственном отношении», 1873 г. Это длинная ода в честь сахалинского плодородия.

334

После 1886 г. окружной начальник не позволял… – И. И. Белый (о нем – в примеч. к стр. 186).

Говоря об особенностях селений южного округа, я забыл упомянуть еще об одной: здесь часто отравляются борцом (Aconitum Napellus). В Мицульке у пос<еленца> Такового свинья отравилась борцом; он сжадничал и поел ее печенки, и едва не умер. Когда я был у него в избе, то он стоял через силу и говорил слабым голосом, но о печенке рассказывал со смехом, и по его всё еще опухшему, сине-багровому лицу можно было судить, как дорого обошлась ему эта печенка. Немного раньше его отравился борцом старик Коньков и умер, и дом его теперь пустует. Этот дом составляет одну из достопримечательностей Мицульки. Несколько лет тому назад бывший смотритель тюрьмы, Л., [335] принявши какое-то вьющееся растение за виноград, доложил генералу Гинце, что в Южном Сахалине есть виноград, который с успехом можно культивировать. Генерал Гинце немедленно приказал узнать, нет ли среди арестантов человека, работавшего когда-либо на виноградниках. Такой скоро нашелся. Это был поселенец Раевский, мужчина, по преданию, очень высокого роста. Он объявил себя специалистом, ему поверили и на первом же отходящем пароходе отправили при бумаге из Александровского поста в Корсаковский. Тут его спросили: «Зачем приехал?» Он ответил: «Разводить виноград». Посмотрели на него, прочли бумагу и только плечами пожали. Виноградарь пошел бродить по округу, заломив шапку; так как он был командирован начальником острова, то не счел нужным явиться к смотрителю поселений. Произошло недоразумение. В Мицульке его высокий рост и достоинство, с каким он держал себя, показались подозрительными, его приняли за бродягу, связали и отправили в пост. Тут долго держали его в тюрьме и наводили справки, потом выпустили. В конце концов он поселился в Мицульке, здесь и умер, а Сахалин так и остался без виноградников. Дом Раевского пошел в казну за долг и был продан Конькову за 15 рублей. Старик Коньков, когда платил деньги за дом, лукаво подмигнул глазом и сказал окружному начальнику: «А вот, погодите, умру, и вы опять с этим домом хлопотать будете». И в самом деле, в скором времени отравился борцом, и теперь казне опять приходится возиться с домом. [336]

335

Несколько лет тому назад бывший смотритель тюрьмы, Л. – Федор Павлович Линденбаум, смотритель Корсаковской тюрьмы в первой половине 1880-х годов. Как писали в газ. «Владивосток», в Корсаковске тюрьма была выстроена «заботами Линденбаума» (1883, № 32, 20 ноября). В 1884 г. Линденбаум был назначен смотрителем Дуйской тюрьмы; в 1886–88 гг. он начальник Александровского округа (ф. 1133, оп. 1, ед. хр. 217).

336

Один ссыльнокаторжный подал мне что-то вроде прошения[734] с таким заглавием: «Конфиденциально. Кое-что из нашего захолустья. Великодушному и благосклонному литератору господину Ч., осчастливившему посещением недостойный о-в Сахалин. Пост Корсаковский». В этом прошении я нашел стихотворение под заглавием «Борец»:

Горделиво растет над рекой,На болотистом месте, в лощине,Листик тот синий – красивый такой,Аконитом слывет в медицине.Этот корень борца,Посаженный рукою творца,Часто народ соблазняет,В могилу кладет,К Аврааму на лоно ссылает.

В Мицульке живет сахалинская Гретхен, дочь поселенца Николаева, Таня, [337] уроженка Псковской губернии, 16 лет. Она белокура, тонка, и черты у нее тонкие, мягкие, нежные. Ее уже просватали за надзирателя. Бывало, едешь через Мицульку, а она всё сидит у окна и думает. А о чем может думать молодая, красивая девушка, попавшая на Сахалин, и о чем она мечтает, – известно, должно быть, одному только богу.

В пяти верстах от Мицульки находится новое селение Лиственничное, и дорога здесь идет просекой через лиственничный лес. Называется оно также Христофоровкой, потому что когда-то гиляк Христофор ставил здесь на реке петли для соболей. Выбор этого места под селение нельзя назвать удачным, так как почва здесь дурная, негодная для культуры. [338] Жителей 15. Женщин нет.

337

…сахалинская Гретхен, дочь поселенца Николаева, Таня ~ Ее уже просватали за надзирателя. – Имеются карточки:

1) Мицулька, дв. 6., своб. сост., Татьяна Федотовна Николаева, 16 л., Псковской, на Сахалине с 1884 г., грамотн.;

2) дв. 6, поселенец Федот Николаевич Николаев, 37 л., правосл., Псковск., на Сахалине с 1884 г., грам., женат на родине;

3) дв. 6, женщ. своб. сост., Авдотья Ефимовна Николаева, 37 л., правосл., Псковск., на Сахалине с 1884 г., неграм., замужем на Сахалине (ГБЛ).

Среди документов Д/В архива есть докладная записка и прошение надзирателя Корсаковской тюрьмы Мартынова Гавриила Семеновича, о вступлении в брак, а также «подписка» невесты (Д/В, ф. 1166, оп. 1, ед. хр. 18, лл. 106–107; ф. 1133, оп. 1, ед. хр. 306, л. 364). На полях первого документа, по-видимому, начальником Белым выражено сомнение – достигла ли Татьяна Николаева совершеннолетия: «Спросить родителей, в каком месяце родилась дочь их Татьяна». Так как в апреле 1890 г. Тане не исполнилось еще 16 лет, свадьбу пришлось отложить на несколько месяцев. 7 ноября 1890 г. Мартынову был выдан билет о бракосочетании с Татьяной Николаевой настоятелем Корсаковской церкви священником Александром Фаддеевым (там же).

338

Для тех, кто выбирает места под новые селения, лиственница служит признаком дурной, болотистой почвы. Так как подпочва-глина не пропускает воду, то образуется торф, появляются багульник, клюква, мох, сама лиственница портится, делается корявой, покрывается ягелем. Поэтому-то здесь лиственницы некрасивы, мелкоствольны и высыхают, не дожив до старости.

Немного дальше, на речке Христофоровке, несколько каторжных занимались когда-то разными поделками из дерева; им разрешено было построиться до срока. Но место, где они поселились, было признано неудобным, и в 1886 г. их четыре избы были перенесены на другое место, к северу от Лиственничного версты на четыре, что и послужило основанием для селения Хомутовки. Называется оно так потому, что поселенец из вольных, крестьянин Хомутов, занимался здесь когда-то охотой. Жителей 38: 25 м. и 13 ж. Хозяев 25. Это одно из самых неинтересных селений, хотя, впрочем, и оно может похвалиться достопримечательностью: в нем живет поселенец Броновский, известный всему югу как страстный и неутомимый вор.

Далее, через три версты, находится селение Большая Елань, основанное года два тому назад. Еланями здесь называются приречные долины, в которых растут ильма, дуб, боярка, бузина, ясень, береза. Обыкновенно они бывают защищены от холодных ветров, и в то время как на соседних горах и трясинах растительность поражает своею скудостью и мало отличается от полярной, здесь, в еланях, мы встречаем роскошные рощи и траву раза в два выше человеческого роста; в летние, не пасмурные дни земля здесь, как говорится, парит, во влажном воздухе становится душно, как в бане, и согретая почва гонит все злаки в солому, так что в один месяц, например, рожь достигает почти сажени вышины. Эти елани, напоминающие малороссу родные левады, где луга чередуются с садами и рощами, наиболее пригодны для поселений. [339]

339

Тут растут: пробковое дерево и виноград, но они выродились и так же мало похожи на своих предков, как сахалинский бамбуковый тростник на цейлонский бамбук.

Жителей в Большой Елани 40: 32 м. и 8 ж. Хозяев 30. Когда поселенцы раскорчевывали землю под свои усадьбы, то им было приказано щадить старые деревья, где это возможно. И селение благодаря этому не кажется новым, потому что на улице и во дворах стоят старые, широколиственные ильмы – точно их деды посадили.

Из здешних поселенцев обращают на себя внимание братья Бабичи, из Киевской губ<ернии>; сначала они жили в одной избе, потом стали ссориться и просить начальство, чтобы их разделили. Один из Бабичей, жалуясь на своего родного брата, выразился так: «Я боюсь его, как змия».

Еще через пять верст – селение Владимировка, основанное в 1881 году и названное так в честь одного майора, по имени Владимира, заведовавшего каторжными работами. [340] Поселенцы зовут его также Черною Речкой. Жителей 91: 55 м. и 36 ж. Хозяев 46, из них 19 живут бобылями и сами доят коров. Из 27 семей только 6 законные. Как сельскохозяйственная колония это селение стоит обоих северных округов, взятых вместе, а между тем из массы женщин, приходящих на Сахалин за мужьями, свободных и не испорченных тюрьмой, то есть наиболее ценных для колонии, здесь поселена только одна, да и та недавно заключена в тюрьму по подозрению в убийстве мужа. [341] Несчастные женщины свободного состояния, которых северные чиновники томят в Дуэ «в казармах для семейных», пригодились бы здесь как нельзя кстати; во Владимировке одного рогатого скота больше 100 голов, 40 лошадей, хорошие покосы, но нет хозяек и, значит, нет настоящих хозяйств. [342]

340

…названное так в честь одного майора, по имени Владимира, заведовавшего каторжными работами. – В черновой рукописи зачеркнуто: «бывшего смотрителя». По-видимому, селение Владимировка было названо в честь Владимира Степановича Иванова, бывшего смотрителя Дербинской тюрьмы, переводчика гилякского и аинского языков.

341

…недавно заключена в тюрьму по подозрению в убийстве мужа. – Это – женщина свободного состояния Гаранина, о которой см. еще на стр. 257, 330.

342

В одном из своих приказов ген. Кононович удостоверяет, «что отчасти по причине своего изолированного положения и затруднительности сообщений с ним, отчасти вследствие различных частных соображений и расчетов, которые на глазах моих предместников разъедали дело и портили его везде, куда только достигало их тлетворное дыхание, Корсаковский округ постоянно был обходим и обделяем, и что ни одна из самых вопиющих нужд его не была разобрана, удовлетворена или представлена на разрешение» (приказ № 318-й 1889 г.).

Во Владимировке, при казенном доме, где живет смотритель поселений г. Я. со своей женой-акушеркой, [343] находится сельскохозяйственная ферма, которую поселенцы и солдаты называют фирмой. Г-н Я. интересуется естественными науками и особенно ботаникой, растения называет не иначе, как по-латыни, и когда у него подают за обедом, например, фасоль, то он говорит: «Это – faseolus». Своей черной собачонке он дал кличку Favus. Из всех сахалинских чиновников он наиболее сведущ в агрономии и относится к делу добросовестно и любовно, но на его образцовой ферме урожаи часто бывают хуже, чем у поселенцев, и это вызывает всеобщее недоумение и даже насмешки. По-моему, эта случайная разница в урожаях имеет такое же отношение к г. Я., как и ко всякому другому чиновнику. Ферма, на которой нет ни метеорологической станции, ни скота, хотя бы для навоза, ни порядочных построек, ни знающего человека, который от утра до вечера занимался бы только хозяйством, – это не ферма, а в самом деле одна лишь фирма, то есть пустая забава под фирмой образцового сельского хозяйства. Даже опытным полем нельзя назвать эту фирму, так как в ней только пять десятин и по качествам своим, как сказано в одной казенной бумаге, земля нарочно выбрана ниже среднего достоинства, «с целью показать населению примером, что при известном уходе и лучшей обработке можно и на ней добиться удовлетворительного результата».

343

…г. Я. со своей женой-акушеркой… – О Н. Н. Ярцеве и его жене – А. Е. Ярцевой (Таратиной) см. примеч. к стр. 198, 266.