Из Тьмы, Арка 5

— Я постараюсь, — с некоторым усилием отзеркалила мою улыбку сестра, с трудом перебарывая беспокойство, что отражалось на её лице всё более бедной, бесчувственной мимикой.

Всё-таки Акаме носила данную маску слишком долго, чтобы та не приросла к лицу, частично став истинным обликом, самой сутью характера.

Родители встретили нас гораздо радушнее пугливой Рейки и появившейся после сестрёнки — возможно, пришедшей на зов этой шустрой мелочи — жертвы подростковых гормонов. Причём они сразу узнали Акаме — не мудрено, я ведь писала, в компании с кем прибуду в гости — и очень ей обрадовались.

Столь яркие и искренние эмоции в адрес старшей сестры, с одной стороны, отзывались теплом: это радует, когда к дорогому тебе человеку относятся хорошо. Но с другой — пробуждали… не то чтобы ревность, нет; скорее, чувство некой несправедливости. Ведь эмоции, направленные на меня, тоже светились теплом — однако к этой теплоте примешивалась некая настороженность, даже опаска.

Понятно, что мои действия были направлены на то, чтобы вытащить родственников из той задницы, где они находились, а потом привести их в нормальное состояние и дать счастливо обретённой семье место, где она сможет жить в своё удовольствие. Но со стороны вчерашних крестьян оные действия могли выглядеть необычно и даже пугающе. Да и сама я… отнюдь не святая, что мною не выпячивалось, но и не так чтобы со всем усердием скрывалось. Когда-нибудь родные узнают об истинной личности средней дочери и, в этом разрезе, излишнее притворство может послужить причиной резких и негативных изменений в отношениях.

Лучше ограничиваться полуправдой и недомолвками. А если даже не лучше, то уж точно проще.

Акаме же, напротив, последовала совету и по возможности вела себя открыто. У неё очень мило это получалось. Даже Джин — отчаянно стеснявшийся своего провала, а потому замкнутый и колючий — и тот оттаял, начав рассказывать что-то там вычитанное из «прогрессивных» околореволюционных источников. Довольно странная попытка показать свой ум и значимость. Впрочем, падкую на подобное старшую сестру сии наивные мечтанья на тему: «Как бы было хорошо, если бы общество вдруг стало состоять сплошь из честных и справедливых людей, которые будут жить в честном и справедливом обществе», — что не подкреплялись даже теоретическими размышлениями, как этого достигнуть — вполне заинтересовали.

Идеалисты… что с них взять? Даже немного совестно топтать грязными сапогами циничного реализма эти прекрасные, но крайне сказочные представления.

Таким образом, пусть одна девочка-волшебница и понимала причины не столь безоблачного, как хотелось бы, отношения к своей персоне, но… немного обидно сие. Хотя ладно, ведь старшая сестра, как это ни удивительно, сразу и очень крепко привязалась к, считай, в первый раз в своей сознательной жизни увиденным родственникам.

Эмпатия врать не станет. Ну, если её сознательно не обманывать.

Это хорошо, когда чувства взаимны. В общем-то, если говорить обо мне, то тут почти то же самое: я хорошо отношусь к семье, но… с оговорками. Вот и родители с приёмышем, догадываясь о существовании этих «но», не спешат забывать об осторожности. Идеалистка Акаме в этом плане намного более открыта: либо говорит, что думает, либо надевает холодную маску и молчит.

Зато Рейка как была самым дружелюбно настроенным ко мне членом семьи, так и осталась. Даже сейчас она перетащила свой стул поближе к «любимой сестричке Куроме», а потом и вовсе перелезла ко мне на колени. Не то, что «предательские» родители.

— Кушай, доченька, кушай, — с мягкой материнской улыбкой мама пододвинула Акаме тарелку с жареными рёбрышками. — Вы, девочки мои, все с хорошим аппетитом, — сказала она с видимым умилением и читаемыми только через эмпатию нотками горечи. — Ешьте. Позвольте накормить себя досыта.

Ну да, Рейка ведь говорила, что у нас был братик, который реалий «деревенской пасторали» Империи, к сожалению не пережил. И вроде бы у мамы был не один умерший ребёнок. Крестьяне к детской смертности относятся проще, даже не дают младенцам имён в первый год. Но мать, потерявшая ребёнка — это мать, потерявшая ребёнка. Такое не проходит без следа. Особенно если дитя дожило до относительно дееспособного возраста, а не погибло в младенчестве.

А вообще, если подумать — до того, как я её нашла, бедная женщина и вовсе считала, что потеряла всех детей, кроме Рейки.

Жалко её.

Хочется взять верный клинок и выпустить кому-нибудь кишки в качестве компенсации за её горе и за слёзы миллионов такх, как она... только вот бессмысленно это. Не все беды человеческие решаются молодецким ударом острой стали... в сущности, эти самые молодецкие удары чаще лишь множат проблемы вместо того, чтобы их устранять.

— Молодчина, что благородного нашла. Муж из простых, такую жену не прокормит! — хохотнул приналёгший на алкоголь отец и с намёком глянул на сестру, ожидая подробностей.

Как бы он не спился, а то в прошлый раз неплохо так выпил, в этот раз всё подливает в бокал, и когда мы уедем, возможно, продолжит.

Или отец так подавляет стресс от нашего визита? Всё-таки Сон вполне типичный деревенский мужик, который привык к патриархальным нравам и давно свыкся с тем, что является безусловным главой собственной семьи. А тут нарисовалась одна дочка, которая взяла их на содержание и фактически может распоряжаться их судьбами любым угодным ей способом. Мало ли что ожидать от родной по крови, но практически незнакомой юницы? Вдруг очередное сказанное поперёк слово станет камешком, который уничтожит всю эту пряничную идиллию? Ещё и вторая объявилась, что за аристократа выскочила. Как тут не нервничать?

За точную формулировку мыслей не поручусь, но вот общее их направление я ощущала достаточно ясно. Ну да ничего, в этот раз напряжение родителей куда слабее, чем в прошлый. Скоро это совсем пройдёт.

Но поговорить с отцом не помешает. И насчёт того, что поместье — именно их имущество, а не арендованное; и по поводу того, нашёл ли он себе дело по душе. И аккуратно затронуть тему алкоголя тоже нужно. А то это для воителей лёгкие наркотики вроде спиртного, табака или какой-нибудь весёлой травки — не опасны и даже, в общем-то, не вызывают никакого физического привыкания. Но для нормалов проблема алкогольной зависимости и приходящих с ней проблем со здоровьем и отношениями в семье — вполне себе серьёзна.

Не ведающий о моём беспокойстве отец продолжал дегустировать неплохое вино и «пытать» старшую дочь, которая в свою очередь не спешила «правильно» понимать его намёки и рассказывать про несуществующего супруга. Наоборот, Акаме решила похвастаться своими способности охотницы на вкусных монстров.

То есть отец и Джин сначала подумали, что она говорит об обычных зверях, поэтому девушке поверили, но отнеслись к её рассказам со скепсисом. В понимании мужчин (про Каю, тем более Рейку не говорю, деревенские женщины, девушки и девочки — весьма далеки от подобных тем, соприкасаясь с ними, разве что когда требуется разделать и приготовить добычу) охота — типичная дворянская забава и вообще баловство. Чем тут хвастаться, если вы огромной разряженной толпой, сидя на дорогущих лошадях, гоняете по предварительно зачищенному от монстров лесу несколько несчастных животин или вовсе спокойно ждёте, пока их на вас выгонят?

Вот простые люди — да, рискуют. Как сам Сон, например, которого на охоте подрал самый настоящий монстр!

— Монстры — самые вкусные, — согласно покивала Акаме. — Но для неподготовленных людей охотиться на них очень опасно.

— Чего? — чуть не подавился мужчина. — Какого нах… кхм, охотиться?! Знаешь, скольких сгубила та тварь?! Да я сам почитай увечным стал! Охотиться, ети его…

— Прости, — опустила глаза сестра. — Я не хотела тебя расстроить… отец.

— А, — махнул он рукой, — не обращай внимания, дочка. Былое это, давнее. И на память мне, после лечения, теперь только испорченный характер остался, — закончил он, машинально потерев некогда покалеченную, постоянно болящую ногу.