Избранное

ПОСЛАНИЕ

Принц, всё проходит мимо в быстрой смене, Но пусть припев сей прозвучит навек — Тщетой припоминаний и томлений: Но где же он — где прошлогодний снег?

360. БАЛЛАДА ВИЙОНА К ТОЛСТОЙ МАРГО

Люблю красотку я, служу ей страстно, Но не дурак я, не простец смешной. Она на всякий вкус, для всех прекрасна, Обут и сыт из-за нее одной. Приходит гость — беру кувшин большой, Несу воды, не говоря ни слова, Им хлеб даю, плоды, вина густого. Коль платит хорошо — кричу потом: «Как распалитесь, киньтесь снова В блудилище, где вместе мы живем». Но иногда взглянуть на нас опасно, Как без гроша Марго придет домой. Я видеть не могу ее! Ужасна! Беру наряды все ее — постой! Коль так, я всё отдам за золотой! Тут начинается, она средь рева Кричит, что не отдаст свои обновы. Я ей даю по морде кулаком И ставлю на щеке пятак багровый В блудилище, где вместе мы живем. …………………… Потом мир заключен, она рукой Мне ляжку гладит— «ты милашка мой». …………………… И, пьяные, мы спим мертвецким сном. Всю ночь мычит проклятая корова В блудилище, где вместе мы живем.

ПОСЛАНИЕ

Что ветер, снег? Мне хлеб всегда готовый. Я жулик, а она нашла такого. Кто лучше? Хороши они вдвоем! И, верьте, рыбка стоит рыболова В блудилище, где вместе мы живем!

361. ИЗ «БОЛЬШОГО ЗАВЕЩАНИЯ»

Для матери молитва скреплена, Чтоб прославлять Заступницу отныне, Бог знает, сколько вынесла она, Простая женщина, скорбя о сыне. Нет мне убежища, иной твердыни! Но плоть мою и душу может ограждать Средь множества печалей и уныний Старуха бедная — и это мать!

362. БАЛЛАДА, КОТОРУЮ ВИЙОН НАПИСАЛ СВОЕЙ МАТЕРИ, ЧТОБ ОНА ПРОСЛАВЛЯЛА БОГОРОДИЦУ

Небесная царица и земная, Хранительница преисподних врат И госпожа заоблачного края, Прими убогую в свой райский сад, Где дети славословят и кадят. Я, грешная, жила не так, как надо. Я, нерадивая, прошу пощады. Грехов изведала я злую сеть, Но ныне к деве обращаю взгляды — Хочу в сей вере жить и умереть. Ты сыну своему скажи — темна я, Чтоб он не оттолкнул меня назад. Так Магдалину принял он, прощая, И так монаха, что грешил стократ, Продавши черту душу, выпив яд Всей дьявольской науки и услады, Простил он, добрый пастырь злого стада. Заступница, моли его и впредь Ты, лилия невидимого сада. Хочу в сей вере жить и умереть. Я женщина убогая, простая. Читать не знаю я. Меня страшат На монастырских стенах кущи рая, Где блещут арфы, и под раем ад, Где черти нечестивцев кипятят. Сколь радостно в раю, сколь страшно ада Среди костров, и холода, и глада! К тебе должны бежать и восхотеть Твоих молений и твоей ограды. Хочу в сей вере жить и умереть.

ПОСЛАНИЕ

Ты, матерь божия, — печаль и страда! Твой сын оставил ангелов усладу, За нас он принял крест, и бич, и плеть. Таков он, и в такого верить рада, Хочу в сей вере жить и умереть.

363. ЧЕТВЕРОСТИШИЕ, КОТОРОЕ НАПИСАЛ ВИЙОН, ПРИГОВОРЕННЫЙ К ПОВЕШЕНИЮ

Я Франсуа — чему не рад! Увы, ждет смерть злодея, И, сколько весит этот зад, Узнает скоро шея.

Ронсар

364. «Старухой после медленного дня…»

Старухой после медленного дня, Над пряжей, позабывши о работе, Вы нараспев стихи мои прочтете: Ронсар в дни юности любил меня. Служанка, голову от сна клоня И думая лишь о своей заботе, На миг очнется. Именем моим вспугнете Вы двух старух у зимнего огня. Окликнете — ответить не сумею; Я буду мертвым, под землей истлею. И, старая, вы скажете грустя: «Зачем его любовь я отвергала?» Вот роза расцветает, час спустя Ее не будет — доцвела, опала.

Иоахим дю Белле

365. «Голубка над кипящими валами…»

Голубка над кипящими валами Надежду обреченным принесла — Оливы ветвь. Та ветвь была светла, Как весть о мире с тихими садами. Трубач трубит. Несет знаменщик знамя. Кругом деревни сожжены дотла. Война у друга друга отняла. Повсюду распри и пылает пламя. О мире кто теперь не говорит? Слова красивы, и посулы лживы. Но я гляжу на эту ветвь оливы: Моя надежда, мой зеленый щит, Раскинь задумчивые ветви шире И обреченным ты скажи о мире!

366. «Уж ночь на небо выгоняла стадо…»

Уж ночь на небо выгоняла стадо Своих блуждающих косматых звезд, И ночи конь, вздымая черный хвост, Уж несся вниз, в подземную прохладу. Уж в Индии, встревожены и рады, Перекликались сонмы сонных звезд. Всё розовело. Трав был слышен рост. Туманов плотных дрогнула ограда. Тогда, вся в жемчуге, светясь, горя, Вдруг показалась новая заря. И день, пристыжен смутным ожиданьем, Далекой Индии большой Восток И пыль анжуйских голубых дорог Залил своим как бы двойным сияньем.

367. «Увидев Рим с холмами неживыми…»

Увидев Рим с холмами неживыми, Безмолвствует в смятенье пилигрим: Нагромождение камней пред ним. Напрасно Рим найти он тщится в Риме. Был пышен Рим и был непобедим, Он миром правил. В серо-синем дыме — Обломки славы, щебень. Где же Рим? Уж Рима нет, осталось только имя. Он побеждал чужие города, Себя он победил — судьба солдата. И лишь несется, как неслась когда-то, Большого Тибра желтая вода. Что вечным мнилось, рухнуло, распалось, Струя поспешная одна осталась.

368. «Повсюду славен, повсеместно чтим…»

Повсюду славен, повсеместно чтим, С поверженными, праздными богами, С убогим мусором в разбитом храме, Нам открывается великий Рим. Был блеск его уму непостижим, Беседовали башни с небесами. И вот, расщеплен, он лежит пред нами, Он нас томит ничтожеством своим. Где слава цезарей, рабов работа, Побед кровавых пышные ворота, Героев рой, бессмертия ключи? Всё унесли века. Страшней нет власти. Я говорю себе: коль эти страсти Испепелило время, промолчи.

369. «Пришельца потрясает запустенье…»

Пришельца потрясает запустенье: Те арки, что страшили небеса, И дерзкий мост, и мрамора леса — Пожарище, камней нагроможденье. Но этот прах — источник вдохновенья; Еще звучат былого голоса, И зодчий, открывая чудеса, Возносит к небу дивные строенья. Не думайте, что всё окрест мертво, Колонны рухнули, не мастерство. Обманчивому облику не верьте. Вот он — веками истребленный Рим, Он воскресает, он неистребим, Рожденный страстью, он сильнее смерти.

370. «Я не берусь проникнуть в суть природы…»

Я не берусь проникнуть в суть природы, Уму пытливому подать совет, Исследовать кружение планет, Архитектуру мира, неба своды. Не говорю про битвы, про походы. В моих стихах высоких истин нет, В них только сердца несколько примет, Рассказ про радости и про невзгоды. Не привожу ни доводов, ни дат. Потомкам не твержу, как жили предки. Не громок я, цветами не богат. Мои стихи — случайные заметки. Но не украшу, не приглажу их — В них слишком много горестей моих.