Избранное

и подкручивал отверткой винты на своем аппарате. Я прислушался. Все

было тихо; радостно сознавать, что бросок удался. Но главное еще

впереди... Однако здорово же я осмелел: сразу в артиллерийские

наблюдатели! А что было делать? Рискуй. Как говорится - пан или

пропал...

Я выбрал дерево повыше - это был клен - и начал взбираться. Лез

тихо, точно кошка, прячась за ствол и боясь пошевелить ветку. Ползу

все выше, выше. Вот уже открылась вся целиком башня водокачки. Вот и

крыша вокзала, и знакомые белые трубы над крышей... Я выбрал надежный

сук, подтянулся к нему на руках и сел. Осторожно раздвинул ветки,

отщипнул несколько листочков, которые мешали смотреть, и выглянул.

Станция была как на ладони. Только отсюда она казалась маленькой,

словно вся съежилась. Сколько же до нее верст?.. Я осторожно вытянул

вперед руку и поставил перед собой торчком большой палец. Это наш

саперный дальномер.

Когда нужно определить расстояние, наводишь большой палец на

какой-нибудь предмет определенной высоты (лучше всего на дерево:

каждому из нас примерно известно, какой вышины бывает рослая сосна или

тополь). Наводишь и смотришь: если, к примеру, тополь, на который ты

нацелился, кажется тебе с палец ростом - значит, до него примерно сто

саженей; если вдвое меньше пальца - значит, двести саженей; если

только с ноготь - расстояние четыреста саженей. А уж если меньше ногтя

– версты.

Удобная эта мерка, всегда при тебе. И расстояние довольно верно

показывает. Только ноготь на большом пальце должен быть всегда

одинаковой длины. Когда я служил в саперах, я постоянно об этом ногте

заботился.

Сейчас мой дальномер показал мне две с половиной версты.

Я навел потихоньку бинокль и сразу увидел, что станция не пуста.

За ночь там появились какие-то серые вагоны.

– Ах вы, гадюки!.. Уж и поезда на станцию привели. Значит,

починили мои стрелки...

Посмотрел я с дерева вниз, нашел глазами красноармейца. Он сидел

по-прежнему в траве и нажимал пальцем на кнопку аппарата, проверяя

вызов-зуммер.

– Телефонист, - шепнул я.

Не слышит.

– Телефонист!
– позвал я громче.
– Никифор!

Красноармеец быстро вскинул голову, привстал.

– Есть, товарищ командир, - отозвался он, - связь действует.

– Вызовите бронепоезд. Во-первых, скажите, чтобы матрос сел к

аппарату и не отходил. Во-вторых...

Красноармеец ждал, что сказать "во-вторых".

– Скажите, чтобы навели пушку для обстрела вокзала. Дистанция...

Тут я запнулся. Как же это сказать? Расстояние-то я примерно знаю

– около двух с половиной верст. Но ведь на пушке не версты, а

деления... Сколько же это делений?

– Товарищ телефонист, - начал я опять.

Красноармеец смотрел мне в рот.

– Ну, спросите их, с каких делений стреляла пушка в последний

раз!
– крикнул я и вытер рукавом вспотевший лоб.

Красноармеец наклонился к трубке и заговорил, прикрывая сбоку рот

ладонью. Потом он поднял голову и доложил:

– Матрос у телефона, товарищ командир. Стреляли, говорит, с

восьмидесяти трех делений, только вы приказали отставить.

– Так, - я устроился поплотнее на суку.
– Слушать мою команду!

– "Слушать мою команду!" - повторил красноармеец в телефон.

– Для проверки - восемьдесят три деления. Огонь!

– "Для проверки - восемьдесят три деления. Огонь!" - крикнул

красноармеец, припав к телефону.

В стороне, где стоял бронепоезд, бухнуло. Я невольно обернулся на

звук, но ничего не увидел. Бронепоезд был закрыт от меня холмами. Я

разглядел только жидкий дымок паровоза.

Шелестя, как ракета, пошел снаряд. Слышно было, как он выписывал

высоко в воздухе огромную невидимую дугу. Потом шелест начал спадать,

потом стало совсем тихо. Прошла секунда, вторая... Затаив дыхание, я

смотрел в бинокль.

Рвануло... наконец-то... Далекой искрой блеснуло пламя, и по

земле покатился густой клуб дыма. Но где же это? Далеко, совсем за

станцией, в поле...

Так вот, значит, куда гвоздил каменотес, чтоб ему... А мне как

взять? Какой же тут прицел должен быть, чтобы по станции?.. Ясно, что

надо убавить. И здорово убавить. Восемьдесят три деления, восемьдесят

три... Убавлю-ка на половину - что оно получится? Восемьдесят три на

два...

– Прицел сорок, - скомандовал я.
– Для проверки!

– Для проверки. Сорок!
– повторил красноармеец в телефон.

Снаряд пошел - и взметнул землю уже по эту сторону станции.

– Недолет! - крикнул я, повеселев. - Что-то, видно, начинает

получаться. А ну, прибавим делений...

– Сколько прибавить?
– Красноармеец задержал трубку.

– Валяй для ровного счета полсотни!

– Пятьдесят делений, - передал телефонист.

Гаубица бухнула.

Я стал считать секунды, быстро прикидывая на глаз, куда может

упасть снаряд.

– Есть!

В облаке дыма взлетел к небу длинный решетчатый столб. Взлетел,

перекувырнулся в воздухе и рухнул на землю.

– Попали!
– взревел я.
– Семафор срезали, гляди!

– Да мне не видать отсюда, товарищ командир, - жалобно отозвался

красноармеец, вытягивая шею и приплясывая на цыпочках.

Верно, я сгоряча и не сообразил, что ему снизу не видно.

– Давай, давай, Никифор! - замахал я руками.
– Сейчас прямо по

ихнему поезду хватанем... Пятьдесят пять!

Красноармеец кинулся к аппарату:

– Пятьдесят пять делений!

"Пятьдесят пять, пятьдесят пять, - повторял я про себя. - Не