Избранное

заживет!

– Что ж, можно и побродить, - согласился матрос.
– Только будет

ли время нам балясничать? Гляди-ка, все ведь кругом разворочено, все

чинить, поправлять надо... Посмотришь, к примеру, около станции

сахарный завод - ему бы работать, а он о трех углах стоит, четвертый

завален. Или без крыши, без окон... Думаю я, знаешь ли, так, что Ленин

не даст нам отпуска. "Вы, - скажет, - что, с гаубицей ездили?" - "С

гаубицей". - "Ага, значит, ребята деловые. Нуте-ка, - скажет, -

хлопцы, беритесь за топоры, за пилы - Республику отстраивать!"

Матрос сложил свой бушлат в изголовье, лег.

– А ты на звезды глядишь?

– На звезды...

– Давай глядеть вместе, - сказал матрос, но тут же уронил голову

и захрапел.

Я завернулся в шинель и закрыл глаза.

В вагоне крепко пахло новыми сапогами. Комбриг всем моим бойцам

выдал полное красноармейское обмундирование.

Глава девятая

На рассвете мы получили приказ из штаба и сразу же двинулись

вперед. Плавно и бесшумно покатились по рельсам выверенные и

свежеподмазанные вагоны, только позвякивала своим железным грузом

контрольная площадка.

В переднем вагоне нас ехало десять человек - чуть ли не вся

команда поезда собралась к орудию. У пулеметов, в заднем вагоне,

остались одни дежурные.

Девять бойцов, все в новой форме - поглядеть любо! Троих ребят,

самых крепких, я поставил к снарядам, двоих - подавать заряды, гильзы

с порохом, а сам с матросом занял место у правила.

Орудие было на нуле делений - горизонтальная установка для удара

в упор.

Малюга заметно волновался - он вновь и вновь ощупывал винты,

рычаги, штурвалы, проверял орудие со всех сторон. Да и у меня самого

каждая струнка была натянута. Ведь шли в открытый бой, могли

встретиться и с башенным бронепоездом - это все понимали...

Какой-нибудь один неверный шаг, затяжка в выстреле, и дело могло бы

для нас кончиться скверно.

Я осмотрелся. Кажется, все на месте - снаряды, заряды... Никифор

наготове у телефона... Глянул на остальных ребят и сразу заметил:

что-то неладно с племянником. Парень бледный, лицо в капельках пота,

он жадно, открытым ртом хватал воздух.

Я подтолкнул матроса. Но он уже сам поглядывал с опаской на

нашего заряжающего.

– Робеет, - вполголоса сказал матрос, - мало еще он у нас грамоты

взял...

– Пойди стань к снарядам, а его давай сюда.

Матрос сбросил бушлат и поменялся с племянником местами.

Опять ехали молча. Только глухо вздыхал, работая своими поршнями,

паровоз.

Дорога от Жмеринки пролегала между песчаными откосами, как ручей

в крутых берегах. Лес, валежник, разбитые снарядами деревья... Тут и

там по стволам деревьев, а то и просто через кустарники тянулись

провода полевой связи.

Сразу же за станцией нам стали попадаться конные ординарцы с

винтовками и с холщовыми сумками через плечо. Каждый из них

останавливался и провожал поезд любопытным взглядом... Не видали еще

здесь блиндажей на колесах.

Между деревьями показалось полотнище с красным крестом -

передовой перевязочный пункт. Вот уже и не видно флага - мы проехали

мимо. Миновали несколько ям-окопчиков, забросанных сверху ветками, -

передовые патронные пункты.

Вдруг на весь лес раскричался пулемет.

Свой или чужой? Как бы нам не выдать себя раньше времени!..

Я велел убавить ход. Никифор передал мое приказание по телефону.

– И пусть глядит, чтоб дыму не было!

Поезд продолжал медленно идти.

Над травой стали показываться головы бойцов. Деловито помахав нам

фуражками, бойцы опять скрывались в траве,

– А ну его!.. Бредем, как слепые, - не вытерпел матрос. -

Спросить надо!

Матрос спрыгнул на землю, добежал до окопа. Навстречу ему сразу

поднялись двое красноармейцев, навьюченных сухарными и вещевыми

сумками, с винтовками в руках и с гранатами-"бутылками" за поясом. Все

трое, переговариваясь, подошли к вагонам.

– Богуш-то, вот он как действует, слыхал? - крикнул матрос,

подходя.
– Пока мы спим да чешемся, он уже с "добрым утром" побывал...

Так, что ли, ребята?

Красноармейцы кивнули.

– Как? Бронепоезд уже сюда забирается?

Я спрыгнул к пехотинцам.

– Ну, хоть не совсем сюда... - сказал один из красноармейцев и

кивнул вперед: - Там у нас препятствие устроено...

– А ты расскажи командиру, как он из пулемета-то садить начал, -

перебил матрос.

– Да что же тут рассказывать!.. - заговорил пехотинец.
– Подошел

он, этот поезд, весь в броне, повернул башню и давай поливать нас из

пулемета. Кой-кого и задел...

– Троих задел, - сказал другой красноармеец, оглядывая нашу

деревянную броню.
– А четвертого и совсем уложил. В голову...

– Вот сейчас? Только что? Значит, это он стрелял из пулемета...

Едем, Федорчук. Вдогонку!

Матрос полез в вагон, я за ним.

– А вам, пожалуй что, и не пройти, - сказал пехотинец, запуская

руку в патронташ и пересыпая патроны, как орехи. - Через наши ворота

не пройдете.

– Какие ворота? Где?

– Да ворота же у нас поставлены, препятствие против того поезда.

А то бы он к самым окопам добрался... Разнять ворота надо, иначе не

пройдете.

Мы с матросом опять спрыгнули на землю.

– Что за ворота такие, покажи, - сказал я красноармейцу. Но тут я

и сам увидел впереди что-то темное на рельсах.

Вместе с красноармейцем мы осторожно, где ползком, где перебегая

от дерева к дереву, добирались до "ворот".