Избранное

– А так... По своим годам он в Красной Армии служить не обязан. А

по своей охоте... Ну скажи, какой человеку интерес с нами мыкаться?

Машинист классный, проехать любит с форсом... Он вот десять лет

экспрессы Киев - Одесса водил! Паровоз - поглядишь - что твой

адмиральский корабль: подойди в белых перчатках - не замараешь... А у

нас ему что? Гляди-ка, - матрос заложил на руке палец, - фонари

ободрали...

– Чепуху мелешь, Федорчук. При чем тут...

– Обожди, обожди... фонари ободрали, - повторил матрос, - это

раз. Коптилку из будки отняли - значит, ему, классному машинисту,

по-кошачьи глядеть надо - два. На большую скорость его почти что и не

пускаем, он вроде как на карачках с нами ползает - три... Теперь

дальше. Крути, верти, а дыму чтоб не было - это четыре. Гудок тряпками

обмотали - пять...

– Склянки ты заставлял его бить... Клади на другую руку - шесть.

– А что ж? - сказал матрос, загибая шестой палец. - Признаю,

сдурил. Это целиком и полностью была глупость со склянками... Шесть

уж. Так? А теперь и паровоз из-под него к чертям выбили. Совсем на

мели остался человек... Нет уж, теперь не жди, не воротится!

– А, брось, Федорчук, - отмахивался я.

Но у меня уже и у самого закралось сомнение: "Не придет, пожалуй,

и верно, не придет".

– Ну ладно, - сказал я, - довольно об этом. Пошли обедать. В депо

ведь еще надо поспеть, паровоз подобрать для бронепоезда, ну и...

– И машиниста, - закончил за меня матрос.

Мы вышли.

– А где тут, кстати, депо, не знаешь?
– спросил я.

Матрос остановился, озираясь на рельсы, расходившиеся по станции

во все стороны.

– Кажись... Не в той ли вон стороне?.. Обожди, маневровка едет,

спросим.

Навстречу нам катил, позвякивая налегке, небольшой чумазый

паровоз. Мы помахали ему, чтобы он придержал ход. Паровоз дал сиплый

гудок и остановился.

– Эй, кто там?
– закричали мы.
– Куда в депо дорога?

Вместо ответа машинист паровоза начал спускаться из будки.

Спрыгнул на землю, и мы оказались лицом к лицу... с Федором

Федоровичем!..

Он сдвинул на затылок свою фуражку с галунами и заговорил,

отдуваясь и вытирая лоб платком:

– Вот депо, а? Коренным считается, а паровоза не подобрать... Я

уж "овечку" взял. Ход у паровозишки есть, ничего, подходящий ход. Да и

ростом невелик, - ну, такой-то и лучше. Между нашими вагонами, если

издали глядеть, он и неприметный... Конечно, в грязи весь, почистить

придется...

Мы с матросом переглянулись.

– Так вы, Федор Федорович, как бы это сказать... не заболели?
–

спросил я осторожно.

Он даже глаза на меня раскрыл. А я схватил его за руку и давай

трясти.

– Федор Федорович! - разлетелся матрос. - Давай по-рабочему за

общее наше дело... поцелуемся!

И забрал его, как в клещи, своими мускулистыми руками.

– Ты на меня, друг, не обижайся, - бормотал матрос, - мало ли что

бывает...

– Да полно, полно, чего тут, - отвечал машинист, выпрастывая

голову, чтобы глотнуть воздуха.

– А ты, Федор Федорович, почаще бы к нам в кубрик заходил, -

сказал матрос, отпустив наконец едва дышавшего машиниста. - Знаешь,

люди, когда вместе, все равно как железина к железине -

пришабриваются...

– Да как же я... от машины-то отойду?..
– прохрипел тот, ощупывая

часы в примятом кармашке.

– Не можешь? Ладно, - согласился матрос.
– Только на этот раз уж

извини... Эй, кочегар! - крикнул он в сторону паровоза.
– Побудь за

механика.

Матрос подхватил Федора Федоровича под одну руку, я под другую, и

мы втроем пошли на вокзал обедать.

x x x

Сразу после обеда я поставил всю команду за топоры, чтобы сделать

кое-какой текущий ремонт: блиндаж деревянный, а дерево в бою все-таки

крошится... Надо было зачинить пробоины, их оказалось несколько в

наружных стенах: иные как сыпь, а в иные и оба кулака просунешь.

Но, в общем, мой блиндаж выдержал экзамен с честью. Признаться, я

побаивался в бою. "А ну как, - думаю, - завалится эта бревенчатая

дура, ведь ног из-под нее не вытащишь!"

А дура-то оказалась покрепче паровоза.

Я велел ребятам принести березовых поленьев и поставил

пулеметчика Панкратова тесать колобашки. Это был плотник заправский.

Он сызмальства работал по плотничному делу, даже в Москве бывал на

постройках.

Как пошел он обделывать поленья - глядеть любо! Потюкает,

потюкает топором - и уже не полено у него в руках, а сахарная голова.

Еще тюк, тюк - и готов уже клин на четыре канта.

Матрос, сидя на корточках, сучил жгуты из пакли. Я оплетал этими

жгутами клинья. А все остальные ребята, подстроив себе подставки из

снарядных ящиков, заколачивали клинья в пробоины.

Кто освобождался, тех я посылал с ящиками за песком: пудов,

должно быть, двадцать песку ушло через пробоины - надо было подсыпать

в стены свежего.

Между делом шли разговоры, само собой понятно - все о башенном

поезде и о Богуше.

Мы решили изловить его и прикончить. Но как?

Всякий предлагал свой проект. Одни говорили, что лучше всего нам

с поезда подкараулить Богуша где-нибудь на крутом повороте дороги, в

кустах, и расстрелять его бронепоезд в упор. Другие, в том числе

Никифор и племянник, брались проникнуть к белым в тыл и развинтить

рельсы, чтобы башенный поезд свалился. Но оба эти проекты, к огорчению