Избранное

веско:

– Какая тебе "Гандзя", ежели она шестидюймовая орудия!.. Понимать

надо - шестидюймовая орудия, гаубица!

– Да я ж то и говорю! - крикнул раненый, смеясь в глаза нашему

начальнику артиллерии.
– Говорю: голубица, Гандзя!..

Раненый подковылял поближе к вагону.

– Чего насупился-то, борода? Али песен не певал? А я вот, гляди,

и без ноги, да пою!.. Есть у вас запевала?

– Есть, есть!
– бойко ответили мои бойцы, высовываясь из блиндажа

и подталкивая вперед Никифора.

– Есть, - сказал Никифор и покраснел.

– "Гандзю", песню, знаешь? - деловито справился раненый. -

Запевай. Голубице вашей споем. Она у вас заслуженная...

Мои бойцы разместились вокруг орудия. Раненые стали в кружок

внизу.

Никифор обвел всех взглядом и поднял руку.

– Обожди-ка, - сказал матрос и крикнул вниз, раненым: - Нет ли,

друзья, гармошки? Может, тальянка или русская, мне все одно...

– Вот чего нету, того нету!
– вздохнул безногий боец.
– Сами без

гармошки страдаем... А вот голосов прибавить можно!

Он повернулся вокруг своего костыля и закричал:

– Э-гей, сестрицы! Ходите сюда с хороводом... Да цветиков

попутком насбирайте... Поболее несите цветов!

А бойцы уже грохнули звонкую песню:

Гандзя люба, Гандзя кыця,

Гандзя славна молодыця

– Голубица... Славна голубица! - подправлял на каждом куплете

раненый боец, а потом так и пошло: "голубица".

На песню группами подходили от эшелона любопытные. Но, узнав, что

и кому поется, сами становились в кружок и подпевали.

Вскоре около бронепоезда образовался хор голосов в двести.

Так славили нашу гаубицу.

А она, вся убранная цветами и зеленью, стояла суровая и грозная,

готовая каждую секунду смертоносным вихрем встретить врага...

– Что ж, теперь дело за небольшим, - сказал матрос, когда мы

двинулись дальше.
– Остается только в паспорт имя вписать.

На первой же остановке он пошел в вагон к начальнику снабжения и

раздобыл у него баночку сурика. Взял кисть и вывел по бортам вагонов и

на будке паровоза жаркие крупные буквы:

ГАНДЗЯ

Так бронепоезд стал крестником красноармейцев.

x x x

Только на четвертые сутки, после яростной рукопашной схватки под

Винницей, нашей бригаде удалось наконец пробиться через вражеские

заслоны. Вышли из кольца и мы с бронепоездом, вытянув за собой

многоверстовой эшелон.

Разорванный фронт красных частей был восстановлен. Оба полка

бригады, кавэскадрон, отряды рабочих, батареи, повернувшись лицом к

врагу, снова стали на позиции. А эшелон продолжал движение в тыл. От

Винницы мы его уже не сопровождали - тут дорога была свободна до

самого Киева.

Состав за составом, шестнадцать поездов, набирая ход, двинулись

мимо бронепоезда. Нескончаемой чередой замелькали вагоны - красные,

зеленые, сине-желтые, белые, с окнами и без окон, с людьми, и грузом.

Раненые красноармейцы, доктора, санитары, банщики, пекари,

каптенармусы - сотни людей махали нам из окон, кричали, иные

выскакивали на площадки вагонов, иные карабкались на крыши, чтобы еще

и оттуда помахать бронепоезду шапкой.

Паровозы эшелона, прокатывая мимо, приветствовали бронепоезд

гудками. Наша "овечка" пронзительно ревела в ответ, обдавая всех

теплыми брызгами пара. А мы - вся команда - стояли шеренгой, руки по

швам, гордые своим поездом и друг другом, счастливые...

Взметая пыль, полным ходом пронеслись поезда. Наконец

стукнул-грохнул последний из семисот вагонов, и через минуту и этот

поезд пропал вдали. Замирая, прогудел гудок паровоза...

Матрос выступил из шеренги.

– Все прошли? Ты пересчитал, товарищ командир?

– Пересчитал. Все.

– Все, все, - заговорили кругом, - все шестнадцать! Как партию

приняли, так и сдали - в целости, сохранности.

Особенно тепло мы распрощались с батарейцами. Бронепоезд, сделав

маневр на станционных путях, подогнал площадку с пушкой к каменной

разгрузочной платформе. Тут уже стояла в сбруе четверка артиллерийских

лошадей. Вручную мы выкатили трехдюймовку на мостовую, и артиллеристы

приподняли ее за хвост, прицепили к тележке, "передку". Потом подошли

прощаться. Я каждого расцеловал и поблагодарил за братскую помощь,

оказанную нам в походе.

Ездовые пришпорили лошадей, загремела, сотрясаясь на ухабах,

пушка, и Кришталь, усевшись на передке, обернувшись, крикнул:

– В гости буду!

А ребята ему в ответ:

– Не в гости, а насовсем! Нам такой мастак, как ты, нужен!

Командир зачислит тебя на бронепоезд!

По правде говоря, бойцы угадали мое желание. "На одном Малюге

держимся, - подумал я. - А если его ранит? У артиллерийского прицела

заменить его некому".

И я написал рапорт комбригу с просьбой откомандировать наводчика

Кришталя из 2-й батареи на бронепоезд. Но, может быть, комбатру-2

самому не хватает людей? Или - мало ли какие у человека соображения, -

может быть, ему удобнее отпустить на бронепоезд не этого наводчика, а

другого... Короче говоря, прежде чем подавать рапорт, следовало

повидаться с комбатром.

Машинист Федор Федорович, обжигаясь и поплевывая на пальцы, снова

обвертывал тряпкой гудок паровоза: проводы окончены, мы возвращались

на позицию.

В этот день жмеринские железнодорожники подали мне сообща

докладную - они просились служить на бронепоезд.

Я принял всех - их было семеро - и внес железнодорожников в